Центурион - Елена Долгова

– Аналитик, откройте!.. Открывай, будь ты проклят!

В бункере, отгороженном от равнодушного неба бетоном и сталью, стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь слабым шелестом потоков воздуха.

Впрочем, скоро там стало еще тише – кто-то снаружи отключил вентиляцию.

* * *

Первые признаки неблагополучия дали о себе знать через полчаса – упало напряжение в сети, тускло полыхнув напоследок, угасли лампы, отключились кондиционеры, мертво застыли мониторы Сети. Ярусы Пирамиды погрузились в сероватый сумрак пасмурного вечера. Люди высыпали из кабинетов, кто-то включил карманный фонарик – круг света, огромный яркий, распухший “зайчик”, метался по стенам, выхватывая из полумрака озабоченные лица наблюдателей.

– В чем дело, коллеги? Авария?

Встали лифты – две клети так и застряли меж этажей – озабоченные голоса людей доносились из шахты словно из преисподней. Нервно смеялась какая-то девушка в коричневой тунике техника. По плитам пола простучали ботинки охраны, десяток “серых” вежливо, но решительно оттеснил техников прочь.

– Расходитесь, коллеги. Всем в кабинеты. Авария электроснабжения. Опасности нет.

Люди медлили, жались в кучу, словно боясь остаться наедине с собой. Зенит выбрался вперед, раздвигая толпу плечом, в рядах наблюдателей нестройно зароптали – голову шефа отдела безопасности охватывал блестящий полушлем легкой пси-защиты.

– В чем дело? Мы требует информации!

Зенит шарахнулся от крикуна как от зачумленного и почти пробежав по коридору, скрылся за дверью кабинета Фантома. Незримое дуновение паники охватывало людей, ропот усилился. Кто-то крикнул:

– К лестницам!

Ручеек беглецов потек к выходу, но тут же смешался в общей сумятице тел. Бригада техников ни с чем вернулась от лестничных проходов – тонкие, но прочные двери оказались наглухо блокированными. Взъерошенный Егерь с десятком серых безуспешно пытался поддерживать хоть какой-то порядок – сам воздух Пирамиды, казалось, дрожал от напряжения опасности. Быть может, у кого-то из штатных сенсов сдали нервы, по людской массе стегнуло пси-наводкой – истерически зарыдала женщина, люди шарахались в стороны, кто-то мягко, как тряпичная кукла, осел на пол.

– К порядку! Назад!

Многие сочли за лучшее разойтись по пустым, темным, безопасным кабинетам – толпа слегка поредела, оставшиеся бродили как сомнамбулы. Полумрак почти скрыл взбешенного Егеря. Шеф оперативного отдела наполовину кричал, наполовину уговаривал:

– Да успокойтесь вы все, Разума ради. Митни… брось пинать лифт, кретин, ты ведешь себя как позор Департамента.

Оперативника не слушал никто, тонкая аура места кричала о близкой опасности – чтобы почувствовать такое уже не требовались пси-способности. Люди, облеченные властью, уверенные в себе, попав в ловушку, теряли хладнокровие на глазах.

– Мы хотим видеть Фантома!

Дверь кабинета шефа Департамента распахнулась внезапно. Двое серых охранников в боевом снаряжении (тяжелый шлем пси-защиты, броня, излучатели на поясе) выволокли и метнули на гладкий пол коридора рыхлый, черный, бесформенный куль и, так же молча повернувшись, скрылись за дверью.

– Что это?

Кто-то подбежал, кто-то нагнулся, обладатель фонаря услужливо посветил, позволяя получше рассмотреть зрелище. Люди потрясенно замолчали, переживая тот особый момент, когда страх уходит, замирает, притаившись на время, уступая место отстраненному хладнокровию в меру любопытного зрителя. На стальных плитах пола ничком лежал человек, спина его обуглилась, прожженная в теле полость позволяла видеть почерневшие грудные ребра, рваные клочья серого мундира осыпались тонким пеплом. Пахло паленым мясом и еще чем-то химическим.

– Фантом?!

Егерь повернул голову мертвеца, ухватив ее за выбившиеся из-под легкого шлема курчавые черные волосы.

– Нет, это не он.

Прямо в лица склонившихся наблюдателей смотрели безумные, выкатившиеся из орбит глаза насквозь прожженного излучателем Зенита.

Через секунду стекла наклонной стены уже мелко, звонко дрожали от пронзительного, высокого, на грани слышимости женского крика. Толпу будто стегнули хлыстом – люди, пораженные безумием, вопили, разбегались по кабинетам, сбивали друг друга с ног, беспощадно топтали упавших.

Хлопали двери, гремела наспех придвигаемая к ним мебель.

Одни молчали, переживая шок, другие бранились.

Кто-то плакал…

Последним, мягко ступая, ушел Егерь, перед уходом он бесконечно осторожно несколько раз попытался закрыть мертвые глаза Зенита – безуспешно.

Они смотрели.

* * *

Сеть пси-наблюдения Порт-Калинуса рухнула через пять минут после паники в Пирамиде. Конечно, датчики слежения в “критических точках” столицы не исчезли – просто их сигналы оставались невостребованными, целостность распалась, рвались незримые ниточки, обломки стройной системы кибер-сыска, словно обломки потерпевшего крушение судна, погрузились в информационный хаос.

Столица засыпала мирно – последние добрые часы в роскошной россыпи цветных огней, в шелесте осеннего дождя, в уютной атмосфере устоявшегося покоя. Брели, сцепившись, припозднившиеся парочки, медленно редел поток машин. Играла музыка в ночных клубах, давно спали дети в тихих кварталах южной стороны.

Первыми заметили неладное патрули безопасности – после того, как в течение получаса свершившимся фактом стало дерзкое и безнаказанное ограбление облепленного пси-сторожами ювелирного салона. Идентифицировать вора не удалось, запрос в пси-службы не дал результата, лишенная энергии, замкнутая Пирамида молчала. Шеф столичной уголовной полиции безрезультатно терзал уником – Фантом так и не ответил – он исчез; собственно, первому сыщику Каленусии не ответил вообще никто. Для трансформации удивления в опасения, а опасений – в активное противостояние обстоятельствам обычно требуется некоторое время. В одних случаях оно коротко как выстрел, в других – тянется не спеша, оно зависит от воли и сообразительности причастных к критическим событиям людей, и, тем не менее, оно существует всегда.

На этот раз отпущенного судьбой времени фатально, драматически не хватило – уличные столкновения начались еще до рассвета – слишком странно, слишком быстро. И, главное – бесцельно и без видимых причин. О массовых преднамеренных пси-наводках почти никто не подумал. Растерянные полицейские метались, безуспешно пытаясь если не исправить, то хотя бы понять ситуацию. И гибли. Распахнулись двери домов, люди, сами не зная, зачем, высыпали из баров, разрозненные кучки хулиганов быстро обрастали помощниками, в серой предрассветной мгле били стекла, врывались в дома предместий, выволакивая наружу сонных хозяев. В ответ грянули первые выстрелы.

Серый рассвет занимался над неспокойным городом.

Неестественная скорость, с которой вырвавшаяся из-под пси-наблюдения уличная толпа становилась ревущим, неуправляемым зверем, должна была насторожить любого. Этого не произошло по смехотворной причине, коренившейся именно в прославленной и привычной надежности Системы – никто не знал, чем может быть чревато ее разрушение.

Искусственное происхождение беспорядков сделалось очевидным лишь несколько часов спустя – когда обезумевшие под прицельными пси-наводками люди уже рвались в административные кварталы Порт-Калинуса. Город оказался беззащитным, пси-шлемы не пользовались успехом у франтоватых граждан столицы – они нашлись едва ли у каждого десятого. Поднятые по тревоге части жандармерии пошли в бой, едва защитившись легкими касками, их смяли почти мгновенно, чудом вырвавшийся из человеческой мясорубки лейтенант плакал, размазывая слезы и кровь по копоти, запятнавшей щеки.

– Они лезут на излучатели! Они сошли с ума!

К вечеру следующего дня Порт-Калинус корчился – полыхали, испуская жирный чад, перевернутые машины, хрусткие обломки витринного стекла усеяли цветную плитку мостовой. Остатки потрепанной жандармерии, экипировавшись детекторами и тяжелой пси-броней, тщетно пытались захватить неуловимых сенсов – вожаки бунта к славе не стремились и чаще всего умели прятать концы в воду. Кого-то били обезумевшие горожане. Кое-кого расстреливали на месте солдаты. Уцелевшие участки полнились арестованными – избитые люди, скученные в тесных помещениях, страдали от духоты и жажды, стонали, бранились, проклинали и власти, и мятежных псиоников. Узники сидели на полу вплотную, плечо к плечу, локоть в локоть – невозможно было не то, что лечь, но даже вытянуть ноги. Запах в арестантской стоял такой, что даже далекие от эстетики стражи порядка предпочитали с крепкой сигаретой в зубах коротать тревожные часы на улице.

Ревущую толпу остановили на самой границе административных кварталов, улицы попросту завалили мешками с песком, по подходившим слишком близко без сантиментов стреляли на поражение. Сенат заседал в растерянности, бледное лицо председателя собрания дергал нервный тик – шестидесятилетний президент Барт мучился неизвестностью, еще не зная о том, что его дочь, молодая госпожа Барт-Эллиан, супруга авиационного магната, и две шестилетние внучки остались среди искореженных останков сгоревшего кара, не успев отъехать от ворот разгромленного особняка и на двести метров. Президент любил свою семью, нежно любил внучек – сейчас он казался глубоким стариком, под глазами набрякли мешки, широкие, добрые стариковские ладони мелко дрожали. Зал заседаний шумел, кто-то неловко примерял шлем пси-защиты, в дверях не скрываясь, стояла сумрачная охрана.