На руинах - Галина Тер-Микаэлян

– Это уже будет неважно – главное, чтобы он вечером согласился с нами встретиться, поняла? И без свидетелей.

Приятели обменялись долгими взглядами, и Вася немного успокоился. Зойка ничего не поняла, но послушно кивнула.

– Ладно, придумаю что-нибудь. А потом?

– Потом – суп с котом. Делай, как тебе говорят. А сейчас, ребята, я отчаливаю, счастливой вам брачной ночи.

Когда за Колей со стуком захлопнулась входная дверь, Зойка лениво потянулась и, прищурившись, с некоторым вызовом посмотрела на Васю.

– Я в ванну сбегаю, окей, муженек? А то меня сегодня затрахали.

– Замолчи, не смей больше никогда произносить этого слова! – стиснув хрупкие плечи девушки, он встряхнул ее пару раз, а потом бросил на кровать и навалился сверху.

Глава двадцать первая

В девять утра начальник городской милиции подполковник Авдиенко, как обычно, собрал сотрудников в своем кабинете, чтобы провести утреннее совещание. Когда его заместитель Васильев доложил, что след Парамоновой еще не обнаружен, он нахмурился и отрывисто бросил:

– Ищите, к концу дня она должна быть у нас.

– Слушаюсь, товарищ подполковник. Далеко ей не уйти – по городу развешены ее фотографии.

Действительно, еще накануне вечером в некоторых районах на застекленных стендах с городскими объявлениями были вывешены портреты Зойки, сделанные с фотографии двухлетней давности, хранившейся в милицейском архиве. Ради экономии дефицитной бумаги на том же листе была напечатана фотография объявленного в розыск дурачка Феди – мать его два дня назад обратилась в милицию с просьбой отыскать ушедшего из дома сына.

Поскольку распоряжение о розыске Зойки вышло к концу рабочего дня, машинистка торопилась и немного перепутала приметы разыскиваемых, а потом, не просмотрев напечатанное, размножила на ксероксе и передала дежурному милиционеру. В результате под портретом Феди значилось:

«… восемнадцати лет, подозревается в воровстве и мошенничестве. Вступив в сексуальный контакт, может обманом выманить у жертвы деньги и драгоценности…»

Рано утром женщина средних лет, выйдя из дому, прочитала объявление, горько зарыдала и спрятала лицо на плече стоявшей рядом девочки-подростка.

– Господи, да что ж это они страсти-то такие пишут! Феденька наш… Да когда ж он кого обманул? Сами раздели, наверное, и бросили где-то – куртка-то на нем импортная была и джинсы новые. А он ведь, бедный, и рассказать-то никому ничего не сможет!

– Не плачь, мамочка, – успокаивала дочка, гладя мать по плечу, – мы же тебе говорили не ходить в милицию, они там сволочи все. Давай лучше сейчас еще раз походим, где депо – он ведь любил на поезда смотреть. Пойдем быстрее, мамочка, а то мне к десяти в школу – я с первых уроков отпросилась, а на третьем у нас контрольная. Подожди, я зонт раскрою, а то опять моросит.

Всхлипывая, женщина взяла девочку под руку, и обе они, прижавшись друг к другу под одним зонтом, побрели в сторону запасных железнодорожных путей, где уныло мокли под падавшей с неба осенней влагой порожние товарные вагоны и отдыхавшие от рейсов электропоезда.

Тот же самый редкий дождик заставил Зойку, спозаранку вышедшую из подъезда дома на улице Коминтерна, поежиться и пожалеть, что на ней нет ничего, кроме тонкого спортивного костюма, который к тому же еще не совсем просох с предыдущего вечера. Но не идти же было в гостиницу к Доронину в драной футболке и старых джинсах Коли Тихомирова с разодранной ширинкой, а те вещи Васи, что висели в шифоньере, давно не стирались и издавали крайне неприятный запах.

Сам он спал мертвым сном и помочь своей «супруге» в выборе гардероба не мог – как с самого начала предполагала Зойка, ее новоявленный «муж», несмотря на всю бушевавшую в нем страсть, на поверку оказался девственником. Столь умудренной опытом сивилле ничего не стоило за несколько часов довести его до полного изнеможении. Это дало ей возможность за оставшееся до рассвета время хорошенько выспаться. Утром она бодро вскочила, равнодушно перебралась через блаженно похрапывавшего на краю кровати Васю и отправилась в ванную. Потом, выпив чаю и перебрав все возможности, пришла к выводу, что придется все-таки идти к Доронину в еще сыроватом спортивном костюме – зябко, но хотя бы прилично.

Чтобы не замерзнуть, Зойке пришлось часть пути преодолеть бегом. Однако за два квартала до гостиницы внимание ее привлек массивный деревянный стенд, покрытый облупившейся голубой краской. За стеклом среди многочисленных объявлений об обмене квартир красовалась ее собственная фотография двухлетней давности, под которой было мелко напечатано:

«…Парамонова, двадцати восьми лет. От рождения страдает задержкой умственного развития, речь несвязна. Черты лица несколько расплывчаты, телосложение полное……

Потрясенная Зойка с минуту стояла, широко разинув рот от возмущения, потом схватила валявшийся у края дороги кусок кирпича и запустила им в стенд. Стекло с треском разлетелось вдребезги, и она, сорвав объявление, со всех ног припустила в сторону гостиницы.

Доронин крепко спал, сидя за столом и уткнувшись носом в собственный локоть. Рядом стояла пустая бутылка с бренди, перевернутый стакан лежал на боку, и возле него растеклась небольшая лужица, от которой исходил острый запах спиртного. Когда Зойка, стрелой промчавшись мимо дремавшей у стойки с ключами дежурной, влетела в номер, он с трудом поднял отекшее лицо и изумленно похлопал глазами.

– Зоя! Это ты?

– Глаза свои продери, это что такое – твои дружки из милиции вешали? – она в ярости бросила перед ним на стол скомканное объявление. – Я, значит, старуха, дебилка, уродка, не умею говорить, да еще толстая? Да идите вы все знаете, куда!

От хлынувшего на его голову потока непечатных выражений Артем окончательно пришел в себя и, поднявшись на ноги, протянул к ней руки.

– Сокровище мое, радость моя! Ладно-ладно, я виноват, прости меня, только я так ничего и не понял. Что такое случилось?

– Это ты спьяну писал, козел несчастный?

Доронин расправил бумагу, внимательно прочел оба объявления, и лицо его разгладилось.

– Любимая, да ты сама посмотри – это просто в милиции кто-то напутал. Солнышко, разве я посмел бы такое о тебе написать? Садись, я сейчас тебе все объясню.

Он усадил Зойку на диван и хотел было пристроиться рядом, но она недовольно сморщила нос.

– От тебя перегаром несет!

– Клянусь бросить пить, как только мы поженимся! Погоди, я в ванную сбегаю, только не убегай никуда.

– Зачем мне бегать? Если б хотела убежать, то и приходить бы не стала.

Пока Артем плескался под краном, Зойка торопливо ощупала всю его одежду – пиджак, брюки, куртку. Паспорта ее нигде не было, но вполне можно было предположить, что все документы и деньги журналиста находятся в лежавшем на кровати запертом кейсе. Попытка открыть кейс без ключа ни к чему не привела, услышав шаги, она отошла от кровати и вновь села за стол.

– Вот и я, доброе утро! Так как – хорошо провела ночь?

Веселый и посвежевший после умывания Артем стоял на пороге, влажные волосы его были аккуратно зачесаны назад. Зойка в ответ на его приветствие весело хмыкнула.

– А чего мне будет? Прогулялась немного, в подъезде посидела, когда дождь шел.

– Сейчас нам завтрак принесут, я уже сказал внизу дежурной, – он присел рядом с ней и взял ее руку, – но объясни мне, зачем ты все это устроила? Сумасшедшая – спустилась с четвертого этажа! А вдруг бы ты упала и разбилась?

– Ничего мне не будет, моя мамаша говорит, что я живучая, как кошка.

Это ты лучше скажи, зачем на меня ментов натравил?

– Я с ума сходил – думал, ты меня навсегда покинула.

– Вот еще! Да я просто так в окно вылезла – для прикола.

– Сегодня мы распишемся – прямо в том, в чем есть, и пойдешь в ЗАГС, больше я тебе не позволю переодеваться.

– Ладно, – буркнула она, высвобождаясь из его объятий, – только я жрать хочу, подыхаю. Когда твой завтрак принесут?

– Сейчас-сейчас, солнышко, я позвоню дежурной.

Зойка, надеявшаяся, что он побежит вниз и даст ей возможность еще раз обследовать кейс, разочарованно вздохнула. Улыбающаяся официантка вкатила поднос с завтраком, и Артем ее тут же выпроводил.

– Я позвоню, когда можно будет прийти и убрать, – сказал он с носовым французским прононсом, приняв высокомерный вид английского лорда.

Уплетая бутерброды с черной икрой, Зойка решила, что пора приступать к делу, и обиженно надула губы:

– И как я теперь в твой ЗАГС пойду? Везде мои портреты развешены, меня с порога в ментовку заберут.

– Со мной не заберут, – приосанившись, Доронин расправил плечи, – сейчас позвоню, и все в момент снимут.

– Ты что, так сильно с ментами дружишь?

– Скажем так: у их начальства есть причины со мной не ссориться.

– Почему?

Артем засмеялся наивности ее вопроса.

– Потому, любимая, что я могу устроить им кое-какие неприятности.