Дни Крови и Звездного Света - Лэйни Тейлор

Неужели она этого хотела? Неужели она никогда ему не доверяла? Ему хотелось отрицать это, он же все помнил. Он помнил те дни (те ночи) яснее прочих в своей жизни, как она спала подле него, свернувшись калачиком, и как просыпалась, как оживали ее карие глаза при виде него, когда на них падал свет. Даже на эшафоте, и в Марракеше, после того, как косточка была сломана, но до того, как она успела вспомнить и понять...

Прежде, чем она поняла, что он натворил.

Может быть, он видел только то, что хотел увидеть. В любом случае, сейчас это уже не важно. В ее глазах больше нет света, не только для него, а что еще хуже: его вообще нет.

В то утро, когда Меллил со своим войском отбыли, Акива с Лираз и Азаилом стояли на защитном бастионе и наблюдали за этим. С одной стороны, Акиве хотелось отправиться с ними, туда, где загадочно и непостижимо навсегда пропали посланные войска и не только. Чтобы самому увидеть Далекие Острова, может, даже встретиться с тем, кто написал то сумасшедшее послание Императору.

Но его место было здесь, на этой стороне мира. Его испытание было здесь, и покаяние: делать то, что он обещал Кару, что было ничем и всем.

Было ли это ничем? Было ли это всем?

Он знал наверняка, но, казалось, это маячило перед ним, как нечто огромное и непреодолимое, как горы на юге.

Восстание.

С Мадригал, в храме, все казалось возможным. Все ли? Нашел бы он сочувствие и понимание в своих рядах? Он чувствовал, что обстановка внутри была нервной, наполненной тихим отчаянием. Он подумал о Ноаме с акведука, тревожно вопрошающем, когда же всему этому придет конец. Среди его сослуживцев было больше таких, как этот Ноам, но были и такие, которые уничтожали женщин и детей, а потом наносили свои «победы» на костяшки пальцев, смеялись, пока не высохнут чернила. Такова правда жизни; всегда будут такие солдаты. Как же он должен найти хорошего, завербовать его, доверить ему секреты, в то время как сам, медленно будет работать над зарождением восстания?

Войска Меллил были уже всего лишь мерцанием на линии горизонта. Скалистые холмики мыса, мыса перекрывающего отсюда вид на море. Но его чистый запах стоял в воздухе, и небо было великим и бесконечным. Наконец, их Незаконнорожденные братья и сестры растворились вдали.

— Что теперь? — спросила Лираз, повернувшись к нему.

Он не знал, что имеет в виду Лираз. Он все еще не знал, что движет его сестрой. Она была насторожена, когда он вызвал птиц и освобождал Кирина, но, похоже, после его возвращения из лагеря повстанцев была настроена еще более скептически и постоянно была начеку. При известии, что химеры взялись за нападение на мирных жителей, он боялся, что она начнет спорить, и будет призывать его быть верными своей Империи.

В ней была какая-та энергия беспокойства. Когда она ходила, с ее крыльев так и сыпались искры.

— С чего начнем? — спросила она. Остановилась, устремила на него взгляд, и вскинула руки. Свои черные руки. — Ты сказал, стоит только начать. Так с чего начнем?

Начнем? Милосердие порождает милосердие, как-то сказал ей Акива. Сейчас он не мог найтись, что сказать.

— Ты хочешь сказать...?

— О гармонии с чудовищами? — закончила она. — Не знаю. Я только знаю, что не хочу исполнять приказы таких, как Иаил и Иорам. Я знаю, что каждую ночь, по небесному мосту должна проходить девушка с пониманием того, что ей никто не поможет. Как нашим матерям. — Ее голос звенел от напряжения. — Мы мечи, говорят они нам, мечи, у которых нет ни отца, ни матери. Но у меня была мать и я даже помню ее имя. Я не хочу, чтобы так дальше продолжалось. — Она снова подняла руки. — Я делала такое... — Ее голос дрогнул.

Азаил привлек ее к себе.

— Мы все, Лир.

Она покачала головой. Ее глаза были огромными и яркими. Слез нет. Только не у Лираз.

— Не такие, как я. Вы бы не смогли. Вы хорошие. Вы оба, вы лучше меня. Вы им помогали, да? Пока я... пока я... — Она осеклась.

Акива взял ее руки в свои, прикрывая черные отметины, чтобы ей их не было видно. Он помнил, что сказала ему Мадригал, много лет назад, когда ее рука покоилась у него на сердце, а его рука у нее.

— Нас обучили только воевать, Лир, — сказала он своей сестре. — Но мы не должны больше этим заниматься. Мы все еще останемся нами, но только...

— Станем нашей лучшей версией?

Он кивнул.

— Каким образом? — ее беспокойство вырвалось наружу. Она оттолкнула Акиву, чтобы снова начать ходить туда-сюда. — Мне нужно что-то делать. Немедленно.

Заговорил Азаил:

— Мы начинаем собирать остальных. Вот наш первый шаг. Я знаю с кого начать.

Именно, понял Акива. Он знает.

— Это слишком медленно, — гневно сказала Лираз.

И Акива согласился. Идея постепенных шагов — тщательной прогрессии планов, вербовка, интриги и уловки — это было слишком медленно.

— Лираз права. Сколько еще погибнет народу, пока мы будем перешептываться по углам?

— Что же тогда делать? — спросил Азаил.

Вдалеке небо расколол надвое клин штормовиков. Массивные птицы были каким-то образом связаны своим внутренним компасом с розой ветров, наводнениями, паникой и пенящимися морями, градом, кораблекрушениями и лезвиями молний; никто не знал причины, но прямо сейчас, Акива ощутил, как его самого тянет — прямо в центр круговерти его собственного шторма.

— Первый шаг все тот же, — сказал он. — Просто произойдет на восемнадцать лет позже.

Он знал, что он должен был сделать тогда, и он знал это сейчас. Пока Иорам будет у власти, мир будет знать только войну, и ничего больше, кроме войны. Азаил и Лираз свели брови, ожидая.

Акива произнес:

— Я собираюсь убить нашего отца.

58

МЕД И ОТРАВА

Тело лежало на полу. Оно имело почти идеальное сходство с тем, что Кару оплакала, и, когда она вышла из своего транса и увидела его там, она даже слегка всхлипнула и переборола себя, чтобы не рухнуть на колени и не уткнуться в шею этому телу. Но это было всего лишь тело: все еще оболочка, бездушная раковина, которая еще не оживила это тело, чтобы вернуться в ее объятья. Она взяла себя в руки, сняла со своих предплечий тиски и руки начали быстро работать — слишком быстро. Солнце уже встало, и Тен, без сомнения, появится с минуты на минуту, что бы разнюхать, что же здесь происходит. Кару не хотела тратить время на развинчивание зажимов, но было заметно, как в одном или двух местах ее плоть почернела.

— Дурища! Остановись! — крикнула Сусанна. — Перестань истязать себя!

Кару не придала значения своим дрожащим рукам и сказала:

— Скорее. Разожги благовония.

— Мне кажется, кто-то идет, — сказал у двери Мик.