Королева Шотландии в плену - Джин Плейди

— У меня столько добрых друзей, и я им очень признательна. Могу сказать вам, Джордж, что постоянно готовятся планы моего освобождения, но до сих пор ни один из них не удался. Возможно, в этом есть и моя вина, потому что бывали случаи, когда я не хотела бежать. Я должна была думать не только о себе и не могла бы с радостью вырваться на свободу, зная, что наказание за мои действия понесут другие. Но я никогда не перестаю надеяться. И скажу вам по секрету, Джордж: даже в настоящий момент лорд Клод Гамильтон и некоторые мои друзья договариваются с испанским правительством. Когда наступит момент, я спущусь по веревке из окна и присоединюсь к друзьям. Но мне следует подождать, когда у меня наберется достаточно сторонников, чтобы попытка оказалась успешной. Было предпринято так много неудавшихся попыток восстановить меня на троне, в результате которых очень многие пострадали.

У Джорджа загорелись глаза. Теперь, когда он находился рядом с Марией, все его мысли были заняты ею. Это была реальность, мадемуазель ла Верьер уже, казалось, уходила из его памяти, как очаровательное видение. Он жил ради того, чтобы помочь женщине, которая, когда он находился подле нее, управляла всеми его привязанностями.

Теперь у него пропало желание возвращаться во Францию. Он хотел освободить Марию из этой тюрьмы, ускакать верхом рядом с ней в Шотландию, возвести ее на трон и посвятить всю оставшуюся жизнь служению ей.

Он собрался целиком посвятить себя в ближайшее время подготовке ее побега. Он посоветуется с Вилли, который, как никто иной, умен и хитер. Все произойдет так же, как в Лохлевене; а поскольку это удалось им в Лохлевене, то должно получиться и в Шеффилде.

Он заговорил о планах побега, но она покачала головой, так как поняла перемену в его чувствах с тех пор, как они вновь оказались вместе.

— Нет, Джордж, — сказала она, — я больше не хочу, чтобы вы рисковали своим будущим. Меня ничто не порадует больше, чем если я смогу увидеть вашу маленькую французскую невесту.

— Теперь я знаю, — прямо ответил Джордж, — что никогда не буду по-настоящему счастлив, не служа моей королеве.

Видя, насколько он искренен, Мария показала ему письма, полученные ею от лорда Клода Гамильтона из Шотландии и от Лесли из Лондона. Джордж испытывал возбуждение. Когда королева сбежит из помещичьего дома в Шеффилде, он будет рядом с ней.

С приближением Пасхи Джорджа все чаще видели в обществе Вилли. Бесс насторожилась. Она быстро поняла, какие чувства Джордж питал к королеве. «Да, — говорила она себе, — одни женщины добиваются того, чего хотят, своим властным характером, другие — с помощью чарующей женственности». Впервые в жизни она слегка позавидовала Марии, которая безо всяких усилий умудрялась заставить людей служить себе; Бесс сравнивала с теми затратами энергии, которые требовались для этого ей самой. Ну, ничего. Бесс знала, чего хочет. Иногда она сомневалась, понимает ли это Мария.

Из Шотландии пришли дурные известия. Крепость Дамбартона, в течение почти четырех лет находившаяся в руках сторонников Марии, подверглась неожиданному нападению и была захвачена врагами. Лорду Флемингу удалось бежать, но архиепископ Гамильтон был схвачен и повешен как один из убийц Дарнли. Мария и ее друзья лишились значительной крепости. К тому же в замке нашли бумаги, свидетельствовавшие о том, что испанское правительство было готово помочь Марии вернуться на трон — и не только на шотландский.

Эти сведения привели в ярость Елизавету, которая немедленно приказала усилить охрану пленницы.

Когда пришло письмо от королевы, граф Шрусбери тотчас пошел к жене и показал ей его.

— С тех пор как Джордж Дуглас приехал сюда, я внимательно наблюдала за ним, — сказала Бесс. — Он старается повторить то, что сделал в Лохлевене.

— Похоже на то, — согласился граф.

— И я узнала, — продолжала Бесс, — что они собираются спустить ее из окна с помощью веревки. Вас не удивляет, Джордж Талбот, что это было бы совсем нетрудно?

— Из дома бежать легче, чем из замка.

— Тогда почему же мы медлим? — воскликнула Бесс. — Я не собираюсь терять свою голову, даже если вы этого хотите. Давайте немедленно перевезем королеву из дома в замок.

Роберто Ридольфи собирался навестить герцога Норфолкского. Он надел плащ, решив, что так станет менее узнаваемым, потому что не хотел, чтобы кто-то проведал об этом визите. В воздухе пахло опасностью, но Ридольфи был человеком, привыкшим жить рискованно, как и все шпионы.

Ярому католику было приятно послужить его святейшеству, и работа банкира в Лондоне предоставляла ему такую возможность. К сожалению, он не мог оставаться вне подозрений, но на это не стоило и рассчитывать. И все государственные деятели вроде Сесила рады были воспользоваться его услугами в качестве банкира, а сама природа этого бизнеса подразумевала его осведомленность в английских делах. У Пия, папы римского, не могло быть более полезного слуги, и с момента приезда в Англию Марии, королевы Скоттов, с ее постоянными жалобами и надеждами, Ридольфи всегда был начеку.

Опасность вплотную приблизилась к нему осенью 1569 года, когда двенадцать тысяч крон прошли через его руки в качестве дара папы мятежникам. В тот раз сэр Фрэнсис Уолсингем послал за ним и посадил его в тюрьму на то время, пока обыскивали его контору и дом, но Ридольфи, будучи опытным шпионом, знал, как заметать следы. Не было обнаружено ничего обличающего, и его отпустили; при этом он заверил Уолсингема, что действовал исключительно в интересах бизнеса. А поскольку Елизавета и Сесил рассматривали Ридольфи как человека, которого можно было использовать в своих интересах, так как он был известен среди европейских политиков, и к тому же нуждались в его услугах в качестве банкира, то ему позволили возобновить свой бизнес.

Сейчас Ридольфи вновь занимался работой, возложенной на него его господином, которая заключалась в том, чтобы уничтожить протестантство в Англии и установить католичество. Никогда еще не было более удобного момента. На троне находилась Елизавета-протестантка, которую многие считали незаконнорожденной, в тюрьме же томилась католичка Мария, которую многие признавали законной наследницей трона. Такими обстоятельствами необходимо было воспользоваться. И на Ридольфи была возложена обязанность использовать их.

Ридольфи был убежден, что все католики в этой стране — а их было много — ждали сигнала к восстанию. Однако многие были готовы с терпимостью отнестись к браку между Норфолком и Марией, так как, хотя Норфолк и был протестантом, но не слишком примерным. Если бы удалось уговорить Норфолка стать католиком, насколько он стал бы сильнее — и Мария тоже! Две фракции могли бы объединиться; и те, кто поддерживал Норфолка, могли бы сотрудничать с теми, кто поддерживал католическую веру. Разве все они не были врагами Елизаветы?

Так размышлял он, когда его поспешно впустили в дом герцога Норфолкского в Чартерхаусе, где тот жил под надзором сэра Генри Невила. Невил был добродушным тюремщиком, вполне готовым оставить герцога наедине с его банкиром. Ему даже не приходило в голову, что могут быть какие-то тайны между итальянцем-католиком и протестантом Норфолком.

Когда они остались вдвоем, Ридольфи посочувствовал герцогу за выстраданное ужасное обращение и спросил его, собирается ли он до конца жизни оставаться узником Елизаветы. Норфолк, преисполненный жалости к самому себе, поведал банкиру, что не совершил ничего, чтобы навлечь на себя подобное обращение. Он стал жертвой несправедливости.

— Вашей светлости следует перестать бояться, поскольку перед вами может открыться прекрасное будущее.

— Брак с королевой Скоттов! — мечтательно произнес Норфолк. — Как вы думаете, свершится ли это когда-нибудь?

— Это очень даже возможно.

Затем Ридольфи стал объяснять, что король Испании и его святейшество папа римский заинтересованы в деле королевы Скоттов.

— Филипп II готов выделить деньги на это. Есть только одно небольшое препятствие, которое стоит между вами и не только короной Шотландии, но и Англии.

Эти слова заставили Норфолка задрожать от возбуждения. Мысль о богатстве и власти всегда восхищала его. Он испытывал некоторую подавленность, потому что по просьбе Марии был вынужден отступиться от части состояния Дакров, но разве он мог отказать ей? Но если через нее он сможет получить власть и богатства, которые ему предлагал сейчас Ридольфи, то все состояние Дакров будет для него не больше монеты, брошенной нищему.

— И в чем заключается это препятствие? — затаив дыхание, спросил он.

— Ваша светлость — протестант. Его католическое высочество и его святейшество папа римский ничем не смогут помочь вам, пока вы исповедуете эту веру.

— Значит, — сказал Норфолк, — они просят меня принять католичество.