Полутьма - Софья Эл

— Да, Даш. Будь он человеком — я бы тоже попросила его уйти. Единственная причина — я его не люблю.

Дашка перебирает пальцами по рулю, а я разглядываю пейзаж за окном. Мой дом — самый красивый. Чувство тепла и наполненности не покидает на протяжении пути по узкой дороге среди леса. Я наконец-то испытываю это. Хочу куда-то вернуться.

— А он? — шепчет Дашка, а я моргаю, вспоминая, о чем она.

— Откуда мне знать наверняка? Я не могу залезть в его голову. Привязан ли он ко мне? Да. Для него самого лучше держаться подальше.

Я тоже в определенной степени зависима от него. Но этого вслух я не произношу. «Газель» Васьки вдруг начинает вилять, а Дашка резко бьет по тормозам. По инерции мое тело стремится вперед и от врезавшегося в тело ремня безопасности мозг простреливает болью. Твою же мать. Я моргаю часто, пытаясь восстановить картинку перед глазами, а Дашка съезжает на обочину, тяжело дыша.

— Мать, ты в порядке? — оборачивается ко мне подруга, а я хватаю ртом воздух и судорожно киваю.

Коже на боку становится тепло. Чертовы швы. Сжав зубы, я вытаскиваю водолазку из джинс, разглядывая, как белые бинты пропитываются кровью. Теперь придется возвращаться. А Дашка бьет ладонями по рулю, возмущенно глядя на припаркованную чуть впереди «Газель».

— Нет, он что там, совсем с ума сошел?

Я не успеваю толком ничего сообразить, как Дашка, отщелкнув ремень безопасности, хлопает дверью, стуча каблуками в сторону «Газели».

А я чувствую, как ледяной ужас сковывает мое горло, парализуя любое движение.

Глава 30

— Не подходи! — успеваю крикнуть я Дашке, прежде чем кубарем вываливаюсь в распахнутую дверь.

Он завязал мне глаза. Тот, кто мучил меня, до того, как я увидела его, успел достаточно влить в меня алкоголя и ослабить меня.

Какого черта я не подумала об этом раньше? Хотя как должна была, если в моем разуме изрядно покопались. Простая установка — отвезти тело дяди во чтобы то ни стало. А я еще удивлялась, почему дядя Леша выпустил меня безоговорочно.

Даша оборачивается ко мне и без лишних слов бежит к машине, а я сжимаю в руках ПМ.

Единственная родная душа. Человек, который почему-то словно выкинул меня из жизни после трагедии. Тот, кто ел со мной сахарную вату на колесе обозрения, вдруг, когда я загремела в психушку и уехала к черту на рога, оставил меня в покое. Тот, кто для меня казался всегда практически всесильным, не мог найти меня.

Он не хотел привлекать меня к расследованию.

«Я говорил, что это плохая идея!»

«Сим, ну а где еще я мог наслаждаться таким зрелищем? Важное, детка, всегда лучше прятать на виду».

Я вновь вижу, как Вагнер распахивает дверь дома, а я все еще отхожу от недавнего потрясения.

«Полковник Шукшин, входите».

Потому что Самсон был ближе, чем я могла себе представить.

Дашка вскрикивает, а ее ноги уже болтаются в воздухе. Самсон, сжав ее шею двумя пальцами, внимательно рассматривает лицо хватающей ртом воздух подруги, а я ничего не могу сделать. Ее тело полность прикрывает его. Я вижу страх, мелькнувший в глазах подруги, отчего тут же становится холодно.

Но он не торопится ее убивать.

Взъерошив светлые пряди, Самсон поворачивается ко мне, расплываясь в самой широкой из своих улыбок.

— Нет, а теперь только попробуй сказать, что тебе не понравилась игра, — Самсон сжимает пальцы сильнее, а Дашка охает, колотя ногами воздух, — успокойся, — выдает приказ Самсон, и тело Дашки безвольно обвисает в его руках, — нет, ну могла бы притвориться, что удивлена. Я старался, детка.

Я боюсь упускать его из вида. Сейчас нужно осмотреться, но я не могу перестать пялиться на него. Кажется, что если я хоть на секунду посмотрю в другую сторону — мне не выжить. А ведь я уже прекрасно понимаю, что после того, как он скажет все, что хочет, и вдоволь наиграется — это и так произойдет.

Передо мной стоит сама смерть. Древняя, беспощадная и бездушная. И прямо сейчас мы все игрушки в его руках.

— Я серьезно, детка, — шипит вампир, встряхивая Дашку, — скажи, что тебе понравилось.

— Да, — отмираю я, пытаясь контролировать дыхание, — ты все очень интересно придумал. Мне понравилось.

Самсон довольно щурится и медленно проводит носом по волосам Дашки. Лишь от этого прикосновения глаза подруги наполняются слезами, но она не может ничего сделать. Как и я. Руки не слушаются, а я не могу понять, нахожусь под внушением или со мной вновь играет мой организм. Это и должен ощущать каждый живой рядом с вампиром.

Безумный страх смерти.

— Слушай, Саш, я знаю, что ты ждешь, когда я начну умолять оставить ее в живых. Тебе нравится мое унижение, я понимаю это, — медленно произношу я, нервно облизывая губы и не решаясь двинуться хотя бы на миллиметр вперед, — я готова, правда. Просить и унижаться. Я даже буду называть тебя твоим любимым «Самсон». Но просто подумай — какой смысл причинять мне сейчас вот эту, кратковременную боль, если минут через десять максимум ты все равно меня убьешь. Сотри Дашке память и оставь в покое. Она же даже может пригодиться тебе. Пока ты внушал всем, что ты — Шукшин, все было в твоих руках — изготовление 47-й, управление ПМВ. Без тебя никто не мог даже чихнуть. А сейчас нужного человека у тебя нет. А Дашка, пусть и без высоких званий, знает все и вся и про всех.

Самсон обиженно надувает губы и стряхивает с формы невидимую глазу пыль, а я кошусь на потухший экран смартфона в траве. Нет сигнала. Вот что последним я видела там. Мой единственный шанс на спасение был мною же отвергнут.

Самсон не потерял силы. Да, возможно, какое-то время ему потребовалось на восстановление, но пауза скорее объяснялась не этим.

Мой дядя умер вместе со мной. Не знаю, убил ли его Самсон или просто не выдержало сердце, но пока все были заняты тем, чтобы откачать меня, Самсон надежно занял вакантное место и, внушив нужным людям необходимый образ, принялся за 47-ю. Именно этим легко можно было объяснить широту его влияния.

Главный враг ПМВ встал в начале производства единственного, способного от него обезопасить, оружия.

— Я его прогнала, правда, — шепчу я, зажмурившись и чувствуя, как мокрые дорожки ползут по лицу, — он для меня ничего не значит. Пожалуйста, — всхлипываю я, но…

Ответом мне служит хруст.

Отвратительный и громкий, что тут же звенит в