Черный тан - Миллер Лау

— О боже! — простонал Нокс. — Уберите ее отсюда! Немедленно! Уберите ее!

Скооры, удивленные странной реакцией на быстрое и эффективное выполнение приказа, собрались вокруг головы. Потом один из них протянул короткое копье и воткнул его в шею так, чтобы можно было поднять голову. Нокс застонал и прикрыл рот рукой, опасаясь, что его вырвет. С очередной зеленой вспышкой трофей скооров, надетый на копье, был удален из пещеры, и скоор в абсолютном молчании вернулся к своей странной позе.

Потом раздался смех, жестокий, издевательский. Он заполнил пещеру. Бог насмехался над его слабостью, а Нокс катался по трону, стараясь преодолеть приступ тошноты. Ему не верилось, что Бог может быть таким злорадным.

— Перестань! — воскликнул он. — Перестань смеяться надо мной!

Смех прекратился, и воцарилась тишина. В конце концов Бог опять заговорил. Его тон был извиняющимся, но от того, что было сказано, у Нокса на голове зашевелились волосы.

— Это только начало, Нокс. Ты должен быть сильным. Ты должен подготовить себя к крови во время Конца Света. Скоро многие умрут.

Тристан смотрел на них с изумлением. Они уже, наверное, раз двадцать сказали «до свидания».

— Ты уверен в том, что делаешь, Сандро? — Талискер протянул руку, чтобы еще раз попрощаться с Сандро. Вопрос был риторическим. — Не похоже, чтобы ты собирался изменить мнение.

Сандро оглянулся на Беа, тепло улыбнувшуюся ему в ответ.

— Я чувствую, что здесь предстоит работа, Дункан. Надеюсь, нам удастся предотвратить панику, если скооры выйдут на улицы. Магия… не принадлежит этому миру.

— Да, — Талискер широко усмехнулся, — и все остальное тоже. — Сандро выглядел немного смущенным, но не стал отрицать чувство, возникшее между ним и Беа. — Так или иначе, почисти немного этот мир, сеаннах. — Он дотронулся до мешочка, который опять висел у него на шее. — Я заберу его с собой. Не знаю, осталась ли в нем какая-нибудь сила, но она не достанет тебя здесь.

— Нет.

— Нет…

Оба друга поняли наконец, что у них осталось мало что сказать друг другу. На этот раз их миры разделились и, похоже, навсегда. И оба мужчины, чьи жизни были связаны в единый узел, сделали свой выбор, поставивший их по разные стороны пропасти в реальности.

— Перед тобой теперь целая жизнь, — серьезно сказал Талискер. — Проживи ее как следует.

— Отец, нам пора идти, — мягко напомнил Тристан.

Они стояли в темноте около ворот, которые Талискер уже активизировал с помощью камня Мориаса. Теплый туман стал возникать в дальнем конце комнаты, вместе с ним проник слабый запах дыма от горящего дерева. Никому и в голову не могло прийти, что этот дымок обозначает беду.

— До свидания, Беа. — Талискер еще раз крепко обнял девушку. — Прощай, Сандро. — Он протянул сицилийцу руку, но тот прижал его к себе. — Ты большой медведь, Сандро, — пошутил Талискер со слезами на глазах.

Потом повернулся к Тристану.

— Сын, — сказал он серьезно, — мы возвращаемся, чтобы вернуть тебе твой город. Жаль, конечно, что пришлось лишиться одного героя…

Тристан улыбнулся в ответ. Улыбка была смущенная, но достаточно уверенная. Он уже со всеми попрощался.

— Ты и один со всем справишься, — подбодрил он отца.

— Ну что ж, тогда пошли. — Талискер больше не оглянулся, только помахал рукой друзьям, когда они пошли к воротам. — Присматривай за ним, Беа… Сандро…

Они исчезли в пламени.

Когда мрак ворот окружил их, Талискер сообразил, что не предупредил Тристана о том, что их ждет. Сын проходил другим путем, более сильным, как сказал Мориас. На расстоянии он увидел такую же стену пламени, как и прежде. Талискер повернул голову, заметив, что движения замедлились. Все было как и раньше.

— Огонь не причинит тебе вреда… — попытался сказать Дункан, но звук исказился.

Странный, слабый, он доносился как будто со всех сторон. Дункану не видно было лица Тристана из-за угла, под которым юноша держал голову. Вышло так, что он смотрел в противоположную от отца сторону. Талискеру же почему-то очень хотелось увидеть именно выражение лица сына, прежде чем пламя поглотит их обоих. Он знал, вернее, помнил, что с детства Тристану было трудно и больно поворачивать голову так, чтобы посмотреть через правое плечо, поэтому он стал за его левым плечом.

— Не бойся, сын, я здесь… Я…

Вдруг перед его лицом возникло пламя, горящее в полной тишине. Его жар образовал сплошную стену. Дункан вспомнил, оно обжигает, причиняет боль…

— Я имел в виду, что этот огонь не убивает…

Он повернул голову, чтобы посмотреть на Тристана, невероятно медленно, словно перенял от сына его болезнь. Тристан ушел. Каким-то образом, находясь бок о бок с Дунканом, он исчез в огне. Талискер открыл рот, чтобы выкрикнуть имя сына, но в это время огонь достиг его горла, опустился до самого желудка.

Было ощущение, что он тонет. Тонет в огне. Но на этот раз пламя было внутри, он стал его частью. Талискер знал, что продолжает двигаться, чувствовал, что ноги идут к цели, невидимой из-за пламени. Впереди сквозь огонь двигается другая фигура, и его сердце чувствует, что это Тристан. Он пытается позвать его еще раз, но страх и жар лишили его голоса.

Через довольно большой промежуток времени огонь стал угасать, и Талискер позволил себе подумать, что это конец перехода. На другой стороне он уже мог видеть постепенно появляющуюся темноту, а впереди темный силуэт браво шагающего Тристана. Вдруг Талискер увидел третью фигуру, идущую через ворота. Это был почти такой же высокий, как и он сам, человек, одетый в странную белую одежду, сшитую из звериных шкур. На его лице была маска из кожи с чужим, печальным выражением, не позволяющим хозяину никаких эмоций. Прежде чем подойти к Талискеру, пламя вокруг которого исчезло, человек остановился перед Тристаном. В пространстве ворот стояла все та же тишина. Два человека рассматривали друг друга, но Талискеру показалось, что между ними что-то происходит.

Наконец фигура приблизилась к Талискеру, чей напористый шаг привел к тому, что их дороги пересеклись. Он пытался посмотреть в глаза через прорези в маске, но знал, что у него нет на это времени, иначе он может затеряться между двух миров. Фактически Талискер продолжал идти, но без продвижения, шагая по огню, словно по воде. Что-то в фигуре было знакомым, но что именно, ускользало от Дункана, словно это было загадкой сна. Грудь сдавило, заболело сердце по причине, которую он не мог объяснить.

— Спасибо.

Голос проник в его сознание, как только их дороги пересеклись, и он инстинктивно протянул руку к фигуре, которая тоже двигалась, минуя его. Незнакомец протянул руку к Дункану, и на какой-то печальный миг кончики их пальцев соприкоснулись.