Жнецы Страданий - Алена Харитонова

— Твоя.

Парень посмотрел на подругу, как на дурковатую.

— Моя?

— Да. Мужская. Иначе помрет.

Послушник переводил взгляд с рыдающей матери, на Лесану и обратно.

— Одурела? — только и спросил он.

Лесана молчала. Что сказать? Они мало что знали о кровососах. Их столь редко удавалось изловить, что даже для креффов эти Ходящие были тайной неведомой.

Тамир смотрел на плачущую у него в ногах молодую бабу, прижимающую к груди свой бесценный и такой безобразный для него пищащий кулек. И вдруг дикая смесь жалости и гадливости охватила колдуна. Он вспомнил негнущуюся походку Айлиши и ее слова про сына, про то, как плачет ребенок в ее разбитой голове.

Нежить говорит, что хочет, но… что если бы Айлиша — его Айлиша! — вот так же попала в стан к Ходящим и рыдала в ногах у вожака стаи, прижимая к груди их ребенка?

— Давай его сюда, — глухо сказал колдун, разрезая ладонь.

Лицо узницы невозможно было описать — оно превратилось в застывшую личину изумления и… благодарности.

Тамир крепко сжал кулак, наблюдая за тем, как струйка черной в свете колдовского сияния крови стекает в раскрытый рот младенца. Тот сразу затих, ловя губами рану, и присосался к жесткой мужской ладони, сладко и жадно причмокивая.

Несколько мгновений он ел, а потом закрыл глаза и задышал спокойно и ровно.

Колдун уже собрался было отвести руку, как к ней припала узница, торопливо и благодарно целуя. Парень выхватил ладонь у кровопийцы и отступил на шаг.

— Довольно. Лесана, выходи.

— Нет.

— Что? — он перевел на нее недоумевающий взгляд, надеясь, что ослышался.

— Нет. Ее надо вывести.

— Ты сдурела? — парень постучал пальцем по лбу. — Она — кровосос. Ходящая. Выпустишь, пойдет жрать соседние деревни. Ты в уме? Или совсем рехнулась, роды приняв?

— Я. Ее. Выпущу. — Мрачно сказала девушка и заслонила пленницу собой.

— Только попробуй, — спокойно ответил Тамир, понимая, что подруга окончательно повернулась умом от жалости.

— Я — ратоборец.

— Ну, а я — колдун. Дернись только, упокою обоих. Выходи.

И Лесана, понимая, что он никогда ее не простит, ударила. Ударила так, как учил Клесх, вкладывая в кончики пальцев всю Силу, позволяя ей устремиться с них прямым лучом. Лишь за миг ослабила удар, чтобы не убить, а только оглушить.

Тамир рухнул, как подрубленное дерево.

— Ну, чего вылупилась? Быстрей, дура! — рявкнула девушка, хватая узницу за плечо. — Бегом!

Она волокла ее коридорами, вталкивая то в один поворот, то в другой, они бежали, оскальзываясь на гладких каменных полах, а как вылетели из низкой двери прямо в морозную ночь — пленница вовсе не поняла. Ей вообще казалось, будто она спит и видит дикий сон. Только когда мороз и яростный колючий ветер ударили в лицо, она уразумела, что происходящее не мерещится.

— Иди. Быстро. Если я тебя или этого выродка встречу еще хоть раз, убью обоих. Поняла? — спросила странная Охотница и встряхнула Ходящую. — ПОНЯЛА?

— Да! — она вцепилась вдруг в руку человека и спросила о том, что мучило ее с первого мига их встречи: — Почему ты помогаешь мне? И как ты меня назвала?

— Зорянка. Потому что ты — моя сестра. А теперь — пошла вон!

И Охотница толкнула ее в спину, выпихивая в объятия метели и ветра.

Прежде, чем возвращаться в казематы, Лесана поднялась в мыльню и набрала полное ведро ледяной воды. Она собиралась привести в чувства Тамира, а уж потом идти с повинной к Дарену — признаваться в содеянном, чтобы за ее глупый поступок наказание не настигло ни в чем неповинного парня.

Девушка шла, стараясь не расплескать свою ношу, и думала о том, как ее покарают. Однако когда она вернулась в каземат, там уже царил переполох: трое старших послушников из ратоборцев изучали темницу, а Тамира выхаживали двое целителей — глаза у парня были мутные, но на Лесану он посмотрел… ох, лучше бы и вовсе не смотрел. Выученица Клесха поняла — дружба их закончилась. Да и странно было бы, случись иначе.

А над гудящим роем голосов вдруг вознесся скрипучий и командный окрик старика Рэма:

— Ты тут откуда? — подскочил к девушке крефф.

Уже одно то, что старик двигался прытко и шустро — говорило о многом.

— Я?.. Вот, за водой ходила… Меня Дарен приставил казематы убирать, — пробормотала Лесана, не зная, что еще сказать, не понимая, почему их с Тамиром не собираются вязать и предавать смерти.

— За водой! Дура безмозглая. Кровососка стража как-то подозвала, зачаровала, видать, а потом вырвалась. Гляди, вон, еле очухался.

Тамир смотрел прямо и зло.

— Я… за водой ходила… — растерянно повторила послушница и вдруг оживилась: — А как она смогла-то?

— Как, как… не твоего ума дело. Смогла вот, — отрезал Рэм, на миг замешкавшись. — Ты-то помнишь хоть что? — повернулся он к оглушенному колдуну.

Тот, не отводя от Лесаны глаз, ответил:

— Мне помстилось, Лесана зовет. Спустился, а потом не помню ничего…

— У-у-у, дурень… Тьфу. Остолопы! Хорошо хоть заклятье охранное на двери взвыло, а то бы так и лежал тут — бревно бревном, — и Рэм, махнув рукой, заторопился прочь.

Девушка в растерянности застыла, недоумевая, не понимая, как вышло так, что их не подозревают? Отчего? Увы, объяснять ей никто ничего не собирался…

— Лесанка, — окрикнул послушницу старший из учеников Ольста — Милад. — Ну чего стоишь-то? Иди отсюда. Не до уборок теперь. Иди, иди…

Она пошла прочь, огорошенная не столько произошедшим, сколько последствиями. Виновница переполоха ждала даже не наказания — казни, а на деле выходило, никому и дела нет ни до нее, ни до Тамира, ни до их причастности к побегу пленницы…

Нэд тяжелыми шагами мерил свой покой. В душе у смотрителя Цитадели поселилось тоскливое беспокойство. Слишком многое навалилось в последние месяцы. Сначала потеряли девку с Даром, теперь вот Ходящая с выродком смогла сбежать оттуда, откуда еще никто не сбегал. Выученица Клесха бесполезной оказалась. Хотя, чего от такого наставника, как ее, ожидать-то! Только такого ж дурака бешеного или бездарного.

Одна радость — теля Донатоса вздел-таки ярмо колдуна. Но то — лишь капля в море. Колдунов всегда по пальцем пересчитать — да что себе врать! — Осененных вообще стало мало. Скоро весна, поедут креффы искать выучей, и только Хранители ведают — кого они привезут, и привезут ли. Вон, Бьерга второй год с пустыми руками возвращается. Хоть самому садись на коня да поезжай по городам и весям искать годных к послушанию. И поехал бы. Вот только нельзя Цитадель оставить. Не на кого.