Ленин без грима - Лев Ефимович Колодный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому большевики поставили перед делегацией задачу продемонстрировать на переговорах непримиримость к врагам, доказать народу, что они не прислужники, не продались за тридцать сребреников, отстаивают интересы России.
А было что отстаивать. Германия требовала все занятые земли, Россия по мирному договору должна была потерять 150 тысяч квадратных километров и три миллиарда рублей.
«Как известно, большевиков сначала не только в России, но и во всем мире обвиняли в том, что они — „германские шпионы“, „германские агенты“, подкупленные Германией и т. д., — пишет в воспоминаниях „Эпоха Брестских переговоров“ Адольф Иоффе. — Трехмесячная борьба в Бресте помимо своей главной цели — революционного мира трудящихся — имела еще и побочную: доказать миру безусловную ложность возводимых на большевиков обвинений».
Дуэль «генерал Гофман — нарком Троцкий» длилась с 9 января до середины февраля. Перед тем, как отправиться в Брест, Троцкий встретился с Лениным.
«Мы кратко обменялись в Смольном мнением относительно общей линии переговоров. Вопрос о том, будем ли подписывать или нет, пока отодвинули; нельзя было знать, как пойдут переговоры, как отразятся в Европе, какая создастся обстановка. А мы не отказывались, разумеется, от надежд на быстрое революционное развитие».
Переговоры шли, революция в Германии и Австро-Венгрии назревала, но не наступала. Лев Давидович проявлял свой талант на дипломатическом поприще, затягивал переговоры, а Ленин мучительно раздумывал над тем, как выйти из тупика. «Лежал смиренный домашний зверь рядом с тигром и убеждал его, чтобы мир был без аннексий и контрибуций», — развивал свои мысли перед делегатами VII съезда Советов Ильич. Образ зверя в те дни часто появлялся в его словах и мыслях. «Сей зверь прыгает быстро, много раз повторял Владимир Ильич», — пишет Троцкий в очерке «Брест-Литовск». Под зверем Ленин подразумевал и германскую армию, она же ему казалась тигром. А страшился он не столько аннексии и контрибуции, утраты Прибалтики и Польши, сколько утраты Питера и Москвы, утраты собственной власти.
Пока шли переговоры, в партии велись бурные споры, выкристаллизовалось три точки зрения: заключать мир на германских условиях; вести революционную войну, поставив под ружье весь народ, как это произошло во времена революции во Франции; и, наконец, была третья точка зрения, сформулированная Троцким: «Ни мира, ни войны», то есть ни мира не заключать, ни войны не продолжать. В Центральном комитете партии шли заседания почти каждый день, где обсуждался вопрос о мире. В январе восторжествовала точка зрения Троцкого: «Мира не заключаем, армию демобилизуем». В феврале Ленин не раз при голосовании оставался в меньшинстве. Как пишет Крупская: «Громадное большинство цекистов и товарищей, сплотившихся вокруг ЦК, с которыми пришлось проводить Октябрьскую революцию, было против Ленина, было против его точки зрения, втягивало в борьбу комитеты».
Ленин отвечал своим оппонентам, особенно сражаясь с «левыми коммунистами», рвавшимися немедленно в бой:
— Отчего с января ничего не сделали люди, говорящие о революционной войне, для подготовки кадров? Почему никто не протестовал против демобилизации? Почему не бросились на фронт удержать армию?
Был у него еще один серьезный довод, чисто ленинский:
— Возврат солдат в деревню — укрепление революции: каждый солдат, идя в деревню, несет с собой идеи советской власти.
Вот этот взгляд на вещи с «пролетарских позиций» и объясняет, почему руководимое вождем правительство в декабре тратило время и силы на то, чтобы провести очередной в Петрограде съезд по вопросу о демобилизации армии в те самые дни, когда в Бресте шли мирные переговоры; почему оно ничего не сделало для того, чтобы преградить с фронта дезертирам путь в тыл, а также почему никто из военспецов партии не занимался подготовкой кадров для армии, стоявшей в окопах и державшей, несмотря на все трудности, на холод и голод, громадный фронт от Балтики до Черного моря.
Когда мы изучали историю в школе, то нам учителя рассказывали, что Владимир Ильич стремился к немедленному миру, а вот предатель Троцкий не исполнил директиву, данную ему ЦК, сорвал мирные переговоры, спровоцировал наступление немцев.
Никакого, конечно, предательства не происходило. Объявляя за столом переговоров ошарашенным германским генералам: «Мы войну прекращаем, но мира не подписываем», — Троцкий решал задачи мировой революции, стремился, по его словам, «дать рабочим Европы яркое доказательство смертельной враждебности между нами и правящей Германией».
Эта невиданная в истории мировой политики постановка вопроса поначалу не встретила сопротивления Ленина.
— Все это очень заманчиво, и было бы так хорошо, что лучше не надо, если бы генерал Гофман оказался не в силах двинуть свои войска против нас, но… А если он все-таки возобновит войну?
— Тогда мы вынуждены будем подписать мир, и тогда для всех будет ясно, что у нас нет другого исхода. Этим одним мы нанесем решительный удар по нашей закулисной связи с Гогенцоллерном.
Как видим, стремление отмыть, обелить себя довлело над вождями большевиков, и это нигде не высказываемое открыто соображение влияло на переговоры.
Революция в Германии в начале 1918 года не наступила, а зверь или тигр поступил так, как должен был поступить, — прыгнул. Двинул с согласия захвативших власть на Украине националистов войска на восток, вошел в Киев, Минск, взял всю Прибалтику, Финляндию, а она входила в состав Российской империи, стремительно подходил к Петрограду.
Вот тогда только удалось Ленину получить большинство в ЦК партии: 7 — за, 4 — против, 4 — воздержались.
Вот тогда только начались решительные действия, произошел последний и решительный бой России в Первой мировой войне. Навстречу наступавшим германским войскам ринулись наспех сформированные отряды. На фронт поворачивались полки и дивизии, которые направлялись в столицу для демобилизации и сдачи оружия. В сердцах офицеров вспыхнул с новой силой огонь патриотизма, и, преодолевая неприязнь к большевикам, они спешили в Смольный с просьбой направить их на отпор врагу.
Не надеясь, однако, на патриотические чувства, Троцкий (а не, как писали, Ленин) сочинил свое знаменитое обращение к народу: «Социалистическое отечество в опасности», вспомнив не только о мировой революции, но и об отечестве. Здесь же он, при полной поддержке Ильича, как никогда прежде, провозгласил политику террора, пропел гимн расстрелу, потребовал защищать каждую позицию до последней капли крови и расстреливать на месте любого,
