Стреломант. Дилогия (СИ) - Лекс Эл

– Подожди. – я поднял ладонь. – Но ты только что сказала, что использование чистой праны очень затратно… Как я понял, использование любого рабочего тела требует меньших затрат? Почему Ратко не пользуются всем, что подвернется под руку?

– В общем‑то, они именно это и делают. – Чел пожала плечами. – Ведь в пространстве не существует ни единого кусочка, в котором бы что‑то не находилось. По сути, создавая из праны конструкцию в воздухе, ты используешь воздух как рабочее тело. В воде – воду. Ты можешь достать стрелу из огня, а можешь выбить из камня. Вопрос лишь в том, что в любом из вариантов ты будешь плохо контролировать это тело и пранозатраты будут большими. Понятие "конструкция из чистой праны" это абстракция, на самом деле это следует понимать как "конструкции, не использующие в качестве пранопередатчика какого‑то конкретного рабочего тела".

– Стой, я запутался! – я схватился за голову. – Так это без рабочего тела или с любым рабочим телом?!

– Это с первым попавшимся под руку рабочим телом. – вмешалась Ника. – Одинаково плохо. Если я хорошо обращаюсь с кровью, Чел – с воздухом, а какие‑нибудь условными Казуки – с металлом, то условный Ратко будет обращаться одинаково плохо с любым рабочим телом.

– Понял! – я щелкнул пальцами. – То есть что, мне надо перепробовать различные рабочие тела и понять, к какому я ближе всего?

– Надо было… БЫ. ‑ веско уронила Чел. – Если бы ты не сделал свою сигму. Как и Ратко, ты сделал ее чистой праной, тем самым усилив собственный контроль над ней. Но этим же ты, стало быть, усложнил себе возможности контроля других рабочих тел. Теперь, кроме твоей собственной праны, все прочие рабочие тела будут казаться тебе сложными в использовании.

– Что, и стрелы?

– Не могу сказать точно, стрелы не однородны по своей структуре. – Чел развела руками. – Я вообще впервые слышу, чтобы неоднородные материалы на постоянноой основе и при этом удачно использовали в качестве рабочего тела. Всякого разного в мире было много, но чтобы такое…

– Я понял. – я кивнул. – Но у меня все равно не было выбора. Перебирать сотни рабочих тел, чтобы найти свое, даже если оно и есть… У меня нет столько времени!

Ника и Чел переглянулись.

– Мы в курсе. – весело кивнула Чел. – Именно поэтому не стали тебя отговаривать, стало быть.

– У тебя есть одна великолепная черта, которая мне очень нравится. – томно сказала Ника. – Ты делаешь совершенно кретинские вещи и они всегда заканчиваются самым лучшим образом. Не знаю, как ты это делаешь, но отговаривать тебя от чего‑то себе дороже – это я успела понять.

Я поднял руку и посмотрел на свеженаколотую, ярко выделяющуюся на фоне раздраженной покрасневшей кожи, фиолетовую сигму.

– Объясните толком, чем мне это теперь аукнется?

– Тебе будет проще контролировать собственную прану, у тебя уменьшатся пранопотери, и все. – Ника пожала плечами. – Ты же сделал сигму форса, как я понимаю?

Я кивнул.

– Значит считай, что количество праны в тебе и ее скорость регенерации удвоились. Пранопотерь стало меньше, но ненамного – здесь сигма почти бесполезна, это больше тренировками достигается. При этом ты потерял контакт со своим вероятным рабочим телом, если оно вообще существует, и теперь даже не поймешь, что тебе было бы легче работать с ним, если вдруг доведется.

– Да наплевать. – я ухмыльнулся. – Мне главное поступить в академию и избавиться от папаши, а на эти ваши пьедесталы реадиза я не стремлюсь. Хватит с меня жизни в тренировочных залах, наелся досыта!

– Это когда это? – подозрительно прищурилась Ника.

Я прикусил язык, лихорадочно соображая, что бы ей ответить.

– Тогда… В детстве… Спортом занимался. Много. – ляпнул я первое, что пришло в голову. Нику, кажется, устроило.

– Ладно. В общем, подводя итог скажем так – получив сигму, ты получил беапелляционный билет в академию. Если они и после этого развернут тебя на приемной комиссии, то можно смело закатывать настоящий скандал, да такой, что весь мир содрогнется, и Ратко сами от стыда повесятся. – Ника хохотнула. – Тоже, кстати, выход из ситуации, не находишь?

Я улыбнулся – и правда, было бы забавно. Считай, от меня почти ничего бы и не понадобилось.

Эх, мечты, мечты…

В Винозаводске, конечно же, стрел не продавали. Здесь вообще не было охотничьих магазинов.

Кстати, а на кого и главное где вообще охотятся покупатели этих магазинов? Снаружи дарги, а предположить наличие охотничьих угодий прямо в стенах городов – это вообще что‑то из разряда фантастики.

– Есть определенный тип людей. – медленно ответила Ника, когда я задал ей этот вопрос. – Совершенно безбашенные. Они тем или иным путем добывают себе пропуски на выезд из городов, и охотятся там на диких зверей. Их там полно, просто они держатся далеко от стен. Да, под угрозой нападения даргов. Да, далеко не все возвращаются. Но ездят. Говорю же – безбашенные.

Лучше слова и не подобрать.

А я бы на их месте на охоту если и ездил, то только в составе парочки экспедиционных групп.

Обратно мы возвращались на поезде – портал Ратко был все еще закрыт для меня. Дорога заняла два дня, во время которых мы планомерно отсыпались – истощение вместе с отходняками от везиума давали о себе знать.

Покупая билет, я обратил внимание, что сумма денег на моей карточке разменяла последнюю сотню тысяч, и немного напрягся по этому поводу. Не знаю, как там у них в академии, но если я в нее опять не поступлю, то придется в скором времени думать о том, где бы денег раздобыть.

Если я выживу, конечно.

В Кирославле меня поселили в клан‑холле Висла, чтобы уберечь от возможных нападений Ратко. Как ни крути, а их осталось еще минимум трое, и, по словам Чел, все они были сильнее убитого Бернарда.

В свою очередь, Бернард из них всех был самым сообразительным. Ну да, он же сообразил, как меня выследить.

На следующее же утро после прибытия я уже снова стоял перед зданием, в котором расположилась приемная комиссия. Очередь из поступающих в этот раз было во много раз меньше, и перед глазами приемной комиссии я предстал намного быстрее. Прошел в уже знакомый мне квадрат света и замер, прикрыв глаза, чтобы не слепило, и придерживая на боку сумку с луком.

– Хм… – раздалось через несколько секунд откуда‑то из скрытых во тьме промежутков между колоннами. – Его рисунок праны выглядит знакомо.

– Да? – заинтересовался кто‑то другой. – Сейчас поглядим.

Видимо, у них там такие же стекла, как то, которым пользовался дядя Ваня.

А еще у них какая‑то невхерственная память, если они действительно помнят, как выглядел мой рисунок праны при первом визите!

То есть, лицо они не помнят, висящую на боку сумку они не помнят, а рисунок праны – помнят!

Не просто профессиональная деформация, а какая‑то профессиональная поломка буквально‑таки.

– Действительно, отдает чем‑то знакомым. – согласился через несколько секунд второй голос. – Но, сдается мне, в прошлый раз эта аура была слабее… Молодой человек, вы уже пытались поступать к нам?

Вот и что им ответить? Правду? Да, поступал – и вы меня отшили? Чтобы они вспомнили, и отшили по второму разу?

Нет, не поступал? А если они все же вспомнят? Что тогда? Разозлятся пуще прежнего и точно развернут меня прочь от дверей академии?

Куда ни кинь, везде клин.

Ладно. Лучше я скажу правду, но слегка ее приукрашу, чем откровенно совру. В первом случае будет возможность выпутаться, во втором – уже точно нет.

– Поступал. – я кивнул. – Но с тех пор минуло время. Я тренировался, и поэтому мой рисунок праны уплотнился. Я стал сильнее.

Говоря этого, я чуть расстегнул сумку на правом боку и сунул туда руку, поглаживая рукоять лука и заодно – пряча сигму. Даром, что она была под длинным рукавом – а вдруг они и через одежду видят?

– Секундочку! – внезапно взвизгнул знакомый мне голос. – Я его вспомнила! Это тот деревенщина из непонятной Линии, которого мы единственного из всего потока развернули обратно! Как там… Серж… Серж…