Ликвидация России. Кто помог красным победить в Гражданской войне? - Николай Стариков

Не надо мин: не ровен час – «союзный» пароход на ней и подорвется. И сам Врангель находит подтверждение такому предположению: «Через четыре дня радиостанция нашего морского ведомства приняла радиограмму французского миноносца «Commandant Borix», отправленную, по-видимому, по просьбе одесского союза кооперативов, следующего содержания: «Пapo- ход (имя неразборчиво) отойдет 5-го августа в Геную с четырьмя тысячами тонн хлеба. Высылайте пароход с медикаментами, грузовыми машинами и хирургическими инструментами»»[360].

Чтобы хоть как-то подсластить горькую действительность, французское правительство вдруг решает признать правительство Врангеля. В Севастополь высылается дипломатический представитель Французской Республики. Самое время! До сих пор ни одно белое правительство так и не было признано. Такой чести не удостоили Колчака, не порадовали Деникина и вот решили признать именно Врангеля. Почему его и почему сейчас? Потому что жить врангелевскому правительству осталось менее трех месяцев и все это время надо, чтобы он приковывал к себе часть Красной армии.

По вот поляки и стоящие за их спиной англичане вновь договорились с Лениным и Троцким. Моментально меняется и вектор западной политики.

Поляки и Ленин под давлением англичан начинают готовиться к заключению мира. Происходит это все во второй половине сентября. Только что признанное правительство Врангеля узнает об этом не сразу. Понимая, что если он ничего не предпримет, то будет в самое ближайшее время раздавлен освободившимися советскими войсками, глава белых вновь обращается к «союзникам»: «Я принимал все меры, чтобы убедить французское и польское правительства в необходимости продолжения поляками борьбы или хотя бы затягивания намечавшихся мирных переговоров с тем, чтобы, воспользовавшись оттяжкой части красных войск на польском фронте, пополнить и снабдить мои войска за счет огромной захваченной поляками добычи, использовать как боеспособные части перешедших на сторону поляков и интернированных в Германии большевистских полков, так и захваченную победителями материальную часть»[361].

Ответ французов поразителен. Читая его, надо помнить, что до полного краха армии Врангеля осталось всего два месяца и если французы ничего не предпримут, то у белых нет шансов удержаться: «Французское правительство и Фош принципиально сочувствуют Вашей постановке вопроса, но осуществление се пойдет медленнее, чем нужно. Мешает кроме сложности вопроса каникулярное время и отсутствие Мильерана, с которым можно сноситься только письмами»[362].

Господии Мильеран изволят отдыхать, и поэтому Белое движение в России должно погибнуть. Что ни говори, а французы люди цивилизованные, им неудобно смотреть в лицо тому, кого они предают и обманывают. Поэтому именно в тот момент в правительстве Франции произошли «неожиданные» перемены. Президент Французской Республики Дюшанель заболел и был вынужден оставить свой ноет, а заместителем его оказался избран тот самый «усталый» Мильеран. Новый президент по-новому смотрит на некоторые вопросы внешней политики Франции. Ах, вам что-то обещали, так извините – это был Дюшанель, а теперь Мильеран...

От польской позиции зависит судьба белого Крыма, а может быть и будущее всей России. Но Врангель, чье правительство признано официальным Парижем, с самими поляками обсудить вопрос жизни и смерти своей армии не может.

«Связь наша с поляками была чрезвычайно затруднительна. Переговоры приходилось вести исключительно через французов. Попытки установить радиосвязь с Варшавой успехом не увенчались. Несмотря на все ходатайства, союзные верховные комиссары решительно отказывали допустить установку нашей радиостанции на территории русского посольства в Буюк-Дере»[363].

Вот так – «связь исключительно через французов»! Напрямую, самим нельзя – вдруг удастся договориться белым с гордыми польскими панами, и ликвидация русского патриотического движения не произойдет. Предательство «союзников» бьет в глаза, лезет из всех щелей, но Врангелю уже ничего другого не остается, как надеяться.

«Как ни мало доверял я нашим «иностранным друзьям», однако все же не оставлял надежды, что польское правительство, под давлением Франции, будет возможно долее оттягивать заключение мира, дав нам время закончить формирование армии на польской территории или но крайней мере перебросить русские войска в Крым»[364].

Барон Врангель спешит нанести красным поражение, пока их перевес над его армией не так подавляющ. Пока не переброшены с польского фронта свежие резервы. И атакует, атакует, атакует. Самые упорные бои развертываются иод Каховкой. Русская армия меньшими, чем у противника, силами штурмует отлично укрепленные позиции. Белые идут вперед под шквальным пулеметным и артиллерийским огнем. Впереди несколько рядов проволоки белогвардейцы рвут их руками, рубят саблями. «Конные атаки ген. Барабовича разбиваются о проволочные заграждения и организованный огонь плацдарма»[365], – пишут о тех боях красные историки Гражданской войны. Отчего же белогвардейцы посходили с ума? Почему в конном строю пытаются взять укрепления, обнесенные колючей проволокой?

Потому что это единственный шанс их захватить. Шанс безумный, дерзкий. Только в конном строю можно ПОПЫТАТЬСЯ перемахнуть через колючку. У пехоты шансов на успех нет вообще никаких.

Ножниц для резки проволоки нет – Франция обещала, но не прислала![366]

Это все равно что, собирая полярника в дорогу, снабдить его отличной одеждой, добротной обувью, великолепными лыжами, но забыть прислать ему рукавицы. Вроде вы ему и помогли, и экипировали его – но далеко он с обмороженными руками все равно не уйдет. Узнать основные потребности Врангеля совсем не сложно – он сам присылает запросы к «союзникам». Остается только вычленить маленькую ключевую деталь и именно ее «забыть» привезти. Ждать другого парохода Врангель не может и обязательно, в любом случае пойдет на штурм красных укреплений. Остается только подождать, пока он обломает себе зубы, и принести ему свои фальшивые соболезнования.

Пять дней следуют отчаянные штурмы Каховки. В результате в начале сентября белые, понеся большие потери, отходят, по уже через неделю возобновляют атаки на другом участке и даже теснят Красную армию. Однако их силы на исходе, наступление начинает захлебываться. Тут поспевает и очередной подарок от «союзников»: поляки наконец заключают с большевиками мир. «Поляки в своем двуличии остались себе верны»[367], – с горечью заключает генерал Врангель. Ведь первичные, прелиминарные условия мирного договора уже были подписаны Варшавой 29 сентября 1920 года.

Русскому главнокомандующему никто об этом не сообщил. Наоборот, поляки как ни в чем не бывало продолжали «исключительно через французов» поддерживать с Врангелем сношения. Даже этим Польша подыграла Ленину и Троцкому: Врангель, не знающий о том, что мирный договор уже тайно подписан, не ожидает столь быстрой концентрации против Крыма огромного количества красных войск. Поэтому мощь удара войск Фрунзе оказывается для белых неожиданной.

Теперь уже спасения быть не могло. Поражение становилось вопросом ближайшего времени. В полном одиночестве армия Врангеля продержалась еще полтора месяца. Понимая, что на англичан надеяться нельзя, Врангель организует эвакуацию, надеясь только на собственные силы. И она пройдет удачно. В отличие от «деникинских» эвакуаций, где белое руководство возлагало надежды на помощь Туманного Альбиона. Всего из Севастополя, а также из Керчи, Ялты и Феодосии ушло 132 до предела перегруженных корабля, на борту которых находилось 145 693 беженца, не считая судовых команд...

На момент их отплытия НИ ОДНА ДЕРЖАВА НЕ ДАЛА СОГЛАСИЕ НА ПРИНЯТИЕ ЭВАКУИРОВАННЫХ.

Ушел в свой последний поход русский Черноморский флот. В последний поход ушла и Русская, бывшая Добровольческая, армия. На Родину ей уже не было суждено вернуться. Судьбы казаков и добровольцев, офицеров и юнкеров, кадетов и беженцев сложатся по-разному. Кто-то, поддавшись уговорам, вернется в красную Россию, кто-то попадет на Родину в рядах гитлеровского вермахта, но большинство их так и умрет па чужбине, заполнив православными крестами кладбища Парижа и Ниццы, Мельбурна и Ныо-Йорка.

Вместе с белогвардейцами, вместе с погибшим белым делом уходили из России и русские боевые и торговые корабли. Уходили, чтобы никогда не вернуться. Те русские суда, что сумели спастись от уничтожения большевиками в Новороссийске в июне 1918-го, англичанами – в апреле 1919-го, что сумели избежать потопления во время эвакуации Одессы и Севастополя, теперь были отданы в залог Франции (!). Никого из них «союзники» из своих цепких объятий уже не выпустят...