Сыскное управление - Анна Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Да какая разница. – Лес не удержался от того, чтобы пожать плечами. Голова с женой, сидя в дальнем углу, схватились за руки, чуя неладное. – Сейчас Норма допросит того ундина и все узнает».
«А ежели нет?» – не унимался Илай.
Лес долго не отвечал. Илай тем временем вновь углубился в свои записи. Десять девиц, одна в земле, одна в лесу. Где остальные? Может, на дне заводи? Тогда их до лета не достать, и то надежней будет отправить сюда капурнов, уж они-то в этом мастаки. И кто бы мог подумать, что он, гемм, воспитанный Церковью, допустит возможность просить о помощи этот орден?
«То есть ты допускаешь, что убийцей мог оказаться не ундин?» – отозвался Лес спустя несколько минут. Взгляд его был необычайно серьезным. Пляшущее пламя свечей чертило на его лице дикие тени, превращая почти в незнакомца.
Илай вспомнил слова Михаэля:
«Я допускаю все и тебе советую».
«Хорошо, – угрюмо кивнул Лес. – Тогда пошли».
– Куда? – опешил Илай уже вслух.
Брат встал во весь свой немалый рост и направился прямиком к хозяевам избы. Жена головы охнула, будто увидела его впервые, и прикрыла лицо уголками косынки.
– Дайте нам две лопаты, – сказал Лес и добавил: – Пожалуйста.
Голова коротко кивнул и бросился вон, зачем-то придерживая себя за уши. Илай проводил его удивленным взглядом. Загремело в сенях, потом на подворье. Меньше чем за минуту он вернулся с двумя лопатами – подлиннее и покороче.
– Теперь идем на погост, – скомандовал Лес ровным тоном.
Жена головы принялась подвывать, на лбу у хозяина выступили крупные капли пота:
– З-зачем?..
– Ларку выкапывать, зачем еще, – пояснил Лес, бросая брату его плащ – на улице к вечеру стало холоднее.
Илай не ожидал от него такой прыти, да еще и таких лихих решений. Они же не гробокопы, в конце концов!
Но вместо него возмутился голова:
– Вы что это удумали?! Не пу-щу, – завел он старую песню. – Могилу грабить?
– А там есть что брать? – задрал бровь Лес.
Жена головы взвыла пуще прежнего, добавив голосу дрожащих нот.
– Слушайте, мы должны осмотреть тело. – Илай решил вступить в переговоры. – Иначе в деле слишком много белых пятен.
– Без разрешения от барина не пущу! – уперся голова. – Его земля, его лес, его погост!
Янтарь разозлился. Он сообразил, почему так торопился Лес – труп нашли пять дней назад, и с каждым часом его состояние все ухудшалось. На улице зима, но подле реки даже снег таял, значит, и земля не такая ледяная, что внушало опасения. Если они решат ждать утра или решения барина, могут потерять какую-нибудь зацепку.
– Да где этот ваш барин? – прорычал Илай. – Что-то не видать его!
Голова тут же сник.
– Да леший его знает, где он. На волков целыми днями охотится со своей ватагой, больше ему ни до чего нет дела, даже до душегуба нашего. Что ж вы думаете, я его не звал рассудить нас? Эх, вот прежняя барыня была. – Он поднял волосатый кулак и потряс им в воздухе. – Всем ведала! Все под присмотром держала, да чтоб не пикнул никто!
Илай отмахнулся от уже обрыдлых за день вздохов по прежней барыне.
– У нас есть разрешение от министра на следственные действия. – Он достал грамоту и помахал ей перед носом головы. – Если у барина потом возникнут вопросы, эта бумага все подтвердит. А если совсем будет возмущаться по поводу могилы, можно и в Инквизицию обратиться, там ему помогут.
«Раз мы берем с собой лопаты, то тащить еще и мушкет будет слишком тяжело, – рассудил Илай. – Оставлю тут в уголке».
– Так вы идете? – переспросил Лес с порога.
– Да идем, идем, – махнул Илай и добавил, обращаясь к голове: – И вы пойдете, свидетелем будете, что мы ничего на вашем погосте больше не тронем.
Клацая зубами, голова все же кивнул и на негнущихся ногах пошагал на двор. Хозяйка ревела белугой им вслед.
Несмотря на густо темнеющий час, жители Болиголова не сидели по домам, а все так же провожали их небольшую процессию взглядами. Идти пришлось недалеко, но голова, будучи человеком упитанным, быстро запыхался и шел, прихрамывая. Бесполезный для геммов фонарь со свечой внутри по широкой дуге мотылялся в его дрожащей руке.
Наконец показался погост – ряды скорбных холмиков с деревянными табличками, укрытыми двускатными крышами посреди снежной пустоши.
– Показывайте могилу Ларки, – велел Илай.
Голова, клацнув зубами, поднял указующий перст:
– Там она лежит, у шиповника.
У присыпанного снегом колючего куста и правда нашелся свежий холмик. Братья принялись копать, а голова делал вид, что освещает им поле работ, хотя только больше отвлекал, то и дело вздрагивая и принимаясь озираться по сторонам.
Илай в порыве жадности выбрал лопату подлиннее, и вскорости у него заболели плечи. Земля поддавалась неохотно, но все ж таки не так туго, как он предполагал, – не успела слежаться. Лес работал споро, с огоньком, взрывая лопатой комья и вышвыривая их вон из все углубляющейся ямы. От брата шел пар. Времени никто не засекал, да и как бы им это удалось – часов ни у одного не водилось, – но примерно через час острия лопат ударились о дерево.
– А да-давайте я вам с-светоч оставлю, а сам пойду, – робко предложил голова, когда геммы расчистили от земли крышку гроба.
– Нет уж, смотреть будете, – велел Илай, утирая взмокший лоб рукавом. – Кто вы, в конце концов, пьяница, которому веры ни на медяк, или голова, власть местная?
Мужик не согласился, но и не опроверг, только заскулил тихонечко, переминаясь с ноги на ногу.
– Свети! – рявкнул Лес, поддевая крышку.
Та с жутким скрипом откинулась, обнажая содержимое.
Илай схватился за нос, чувствуя, как пляшут в желудке вишневые пироги, просясь наружу. Хвала свету, что здесь нет младшей!
– Святы серафимы, заступники мирские, – простонал голова, неловко складывая ладони в знаке крыльев.
– Ага, – усмехнулся Лес зловеще, – про серафимов вспомнил. Все вы, язычники, одинаковы – не верите, пока страх вас за грудки не схватит. Подними лампаду, тебе еще свидетельствовать!
Мертвая девушка смирно лежала в гробу, как, впрочем, и полагается приличным трупам. Болезненно худая, будто сильно голодала, темноволосая, темнобровая. Глаза глубоко ввалились в череп. Вся зацелованная смертью – на белой в лунном свете коже виднелись пятна тлена. Многочисленные кровоподтеки по телу красноречиво говорили – били и мучили ее еще живую.
– Ищем способ умерщвления, – объявил