Злое железо - Молокин Алексей Валентинович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жизнь понемногу наладилась, а то, что временами хотелось завыть, так это обычно. Завои бывали у меня и раньше, зато теперь они проходили не так болезненно. Выли вокруг все, кто тоскливо, а кто и победно. Лето шумно, не обращая внимания на какие-то там правила, катило по городу, оставляя рубчатые следы на мягких от жары асфальтовых заплатках и разноцветный мусор на обочинах.
Однажды среди ночи я проснулся, перевалился через сопящую рядом молоденькую продавщицу из рыбного отдела – честное словно, если от русалок пахнет так же мощно, то немудрено, что бедной андерсеновской героине не удалось женить на себе принца, и отправился на кухню.
«Вот если бы вместе с голосом ведьма забрала себе еще и запах, – подумал я, – тогда эта история имела бы другой конец, но это вряд ли, ведьмы и сами пахнуть здоровы».
Мне было неспокойно, тянуло курить и поразмыслить о том да о сем. Кончался август. Лето высохло, покрылось пылью, лето стремительно и бесповоротно старело, оно еще скандалило редкими грозами, переходящими в нудную жалобную морось, но мы неудержимо уходили из него в осень. Мы уже чувствовали ее неуютный покой и заранее зябли.
И вдруг я ощутил что-то странное, словно поры какие-то открылись в душе. И я понял. Я понял, что осколки богов до сих пор сидят во мне, как картечины в заднице закоренелого браконьера, что в гитаре была только их часть, а остальное – во мне. И пускай эти осколки были совсем маленькими и не могли высказать и тем более навязать кому-либо свою волю, но их умения стали частью моего естества. Я точно не знал, какими талантами меня наградили отвергнутые своим, да и нашим тоже, миром боги, но кое-что я все-таки ощущал.
Например, я теперь умел выращивать цветы. У меня неожиданно появились «зеленые руки». Раньше у меня в квартире любое растение сохло, скрючивалось и в конце концов безвозвратно гибло. А теперь моя комната напоминала оранжерею, хотя я и не прикладывал к этому ни малейших усилий. А еще были подорожники, которые словно неунывающие салаги-первогодки заполонили лужайку у моего подъезда и вырастали даже в моих следах, честное слово.
И еще много чего, но самое главное – я почувствовал, что умею поднимать неупокоенное железо. Конечно, такой железной бури, какую учинил некогда Аав Кистеперый, мне никогда не устроить, но отправить какую-нибудь подходящую железяку на пару тысяч километров прямо в цель было вполне по силам. Нужна была только ненависть, а вот ее-то у меня как раз и не было, но ведь от совести да ненависти не зарекаются.
«Вот и рухнула твоя спокойная жизнь, Авдей, – подумал я. – Стоит тебе проколоться, и эти церберы из межмировой конторы пришлют по твою шкуру какого-нибудь героя. А может быть, и не какого-то. Может быть, Константина и пришлют, опыт-то у него имеется. И бард с ним будет с аймой на поводке, все как полагается. Хотя нет, бард в данном случае не нужен, дорожка в мой мир натоптана, можно обойтись и без барда, одним героем. Так что встреча с бывшим коллегой мне не грозит, а жаль, глядишь, и отбил бы у него айму».
Рыбная девушка проснулась, прошлепала босыми ногами в туалет, потом сунула заспанную мордашку в кухонную дверь и недовольно спросила:
– Ты что, Авдей, так и будешь здесь сидеть? Утро скоро, давай в постель, встрепенемся по разику да поспим немного, а то мне на работу рано вставать.
Мне почему-то стало стыдно.
Глава 19
Осень моей судьбы
В мире запахло осенью,
В небе, забрызганном просинью,
Рыжие тучи дрожали,
Как ржавые дирижабли.
А. Молокин. ОсеньВ мире запахло осенью. Городские березы стояли печальные и несчастные, словно ангелы с побитыми кислотными дождями крыльями. Я уволился с рынка, потому что больше так не мог, кончиться это могло тем, что я либо сам продал бы кого-нибудь, либо продали бы меня. Немного денег у меня еще оставалось, но деньги волновали меня меньше всего. Дело в том, что, поразмыслив немного, я понял, что мой организм вступил в своеобразный симбиоз с осколками богов или наоборот, они с ним – какая разница. Наверное, правильнее было говорить о симбиозе душ, но вопрос о душах богов-иммигрантов оставался открытым. Вообще подходящая тема для теологической дискуссии – обладают боги душой или нет. Кто-то, конечно, скажет, что бог – он сам есть душа, но ведь это не ответ, правда? Да ладно, я не теолог, мне бы с собой разобраться, то есть с тем, во что я превратился. А превратился я, как говорится, «во всех зверей понемногу».
У меня открылось множество новых и не всегда удобных талантов и умений, я мог то и мог это, но самое главное – у меня появилось стремление влиять на людей. Не жажда власти, жажда власти – это другое, нет, я хотел иметь множество преданных слушателей, поклонников и адептов. Раньше у меня таких противоестественных желаний не возникало, видимо, сказывалось разлагающее влияние богов.
С деньгами действительно проблем не было. Вросшая в мое естество частичка Тыры Жульника, доки по части всевозможных способов получения малотрудовых доходов, позволяла в любой момент получить нужное количество денег. Достаточно было зайти в игровой павильон, коих в нашем городе расплодилось даже больше, чем пивнушек, опустить в прорезь «однорукого бандита» пятирублевую монету, не глядя дернуть за рычаг – и, пожалуйста, джек-пот. Жульник не ошибался никогда. Правда, пользовался я этим талантом редко. Стоило дать ему волю, как я немедленно начинал замечать, где и что плохо лежит, в пальцах появлялся характерный зуд, а в организме – тяга к безнравственным поступкам. Так что с Тырой приходилось держать ухо востро. Правда, однажды я все-таки не удержался и дал ему волю. Это было, когда пара цыганок зажала меня в угол и принялась раскручивать на деньги. Знаете, есть такая штука – «цыганский гипноз»? Так вот, после получасовой речи, которую я под влиянием Жульника произнес перед ошеломленными фараоновыми дочками, они отдали мне все, что у них с собой было, включая кольца, серьги и мониста, и принялись было скидывать одежду, чтобы нагими, но счастливыми пойти по миру. От заслуженной простуды их спасла какая-то толстая старуха, которая, прикрываясь мокрым платком, словно герой-спасатель в горящем доме, ухватила соплеменниц за смоляные косы и уволокла прочь. Бабка явно знала, что делала, потому что отворачивалась от меня изо всех сил, хотя уши у нее были предусмотрительно заткнуты ватными тампонами. По части гипноза цыганкам было явно далеко до Тыры. Я пожал плечами, рассовал по карманам разнокалиберные купюры, сгреб монеты и прочие скобяные изделия в сумку и отправился восвояси.
В общем, я был инфицирован чужими богами, попросту говоря – заразился. Особых неудобств я от этого не испытывал, разве что первое время невыносимо чесался мозжечок, а иногда и все остальное, но потом и это прошло. Только вот беда – боги во мне требовали публичности, а с этим у меня всегда было плоховато. Ну не любил я раньше выступать на людях, что поделаешь, а вот теперь без этого жить не мог.
Однажды я осознал, что мне нужен новый инструмент. Моя многогранная, испещренная богами, как приснопамятный Божий Камень, натура не желала появляться на публике с гитарой-дворняжкой, ей непременно требовалось нечто особенное. Магу нужна соответствующая ассистентка. Ведомый своими новыми инстинктами, я отправился к знакомому резчику по дереву и долго уговаривал продать мне необходимые для изготовления материалы. Всего нужного у него не нашлось, например, бруска драконового дерева, которое пришлось заменить вульгарным самшитом, но затарился я основательно. По-моему, купленных за бешеную цену разноцветных бледно-лимонных, нежно-розовых, багровых и синевато-черных деревяшек должно было хватить как минимум на постройку небольшого органа. Или шхуны водоизмещением тонн эдак на двадцать. Но моим богам этого было мало. Пару дней я убил на то, чтобы раздобыть слоновую кость, которая, как выяснилось, широко используется при изготовлении музыкальных инструментов. В конце концов боги удовлетворились бивнем мамонта, купленным мною у спившегося полярного летчика за ящик питьевого спирта. Я было хотел отделаться коньяком, но бывалый полярник настаивал на мужественном напитке своей бурной молодости. Пришлось прибегнуть к помощи старых приятелей с местного рынка.