Тоннель - Вагнер Яна

— Надо... приспособиться... просто, — пропыхтел подводник. — Не грудью дышать, а... диафрагмой. Как в горах, — он показал, как именно следует дышать диафрагмой, и щеки его слегка посинели.

А может, мы вообще не дойдем. Или дойдем и даже начнем сверлить, но все равно не успеем, потому что уже поздно и никаких шести часов у нас нет. Или там вообще ничего нет — ни инструментов, ни дырки в стене, а старлей все наврал, понял вдруг Митя и едва не выронил «Черноголовку». Ну конечно, наврал, кто ж молчит про такое полдня, зачем про такое молчать? Просто ляпнул, чтоб мы со страху друг друга не потоптали.

— Стойте, — сказал он. — Погодите, — и поставил воду на асфальт. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 20:58

Шестеро строителей из микроавтобуса надеялись, что неприятного разговора про дырку в стене можно избежать в принципе. Инструменты вообще-то могли быть чьи угодно. Но инженер спекся, засомневался, и возникла опасность, что сердитая тетка в костюме развернет экспедицию обратно, так что разговор состоялся, и действительно неприятный.

— ...То есть это вы? — спросил инженер из Тойоты. — Когда свет погас — это вы?

— И ни слова же никому, — недобро сказал могучий подводник.

Однако и на этом все, пожалуй, могло закончиться, если б у одного из строителей, жилистого дядьки с пшеничными усами, в этот самый момент некстати не сдали нервы.

— Да закоротило там потому что! — заорал он, забывшись. — Как ебануло, понял? Пика всмятку, решетка как скаканет! Ты попробуй подолби вслепую, когда у них там кабели везде!

— В смысле — пика всмятку? — нахмурился подводник.

— Вы же убили тут всех, — сказал инженер. Очки у него вдруг запотели. — Пятьсот человек.

— Бляди бандеровские! — ахнул клетчатый дед с какой-то даже радостью, словно узнал наконец ответ на давний мучительный вопрос.

— Прекратите бар-дак! — рявкнула тетка в костюме. — В руки возьмите себя все! — Росту она все-таки была громадного, и голос у нее был такой же. И двенадцать мужчин подчинились ему инстинктивно, как солдаты на плацу. — Значит, так, — продолжала она свирепо. — Я возиться с вами не буду. С этого момента вы делаете что сказано. Или сдавайте оружие и возвращайтесь назад.

Наступила неприятная пауза, какие бывают на ковре у начальства, когда и надо бы возразить, но никому не хочется заговаривать первым.

— Я про пику только не понял, — наконец сказал водитель автобуса. — Руками что ль стену будем разбирать?

Бригадир в зеленой майке открыл было рот, чтобы объяснить про оставшуюся в микроавтобусе «Макиту» и десять насадок по бетону и что в этот раз сверлиться надо пониже просто, аккуратненько, ближе к полу. А опять попадется кабель — еще отступить чуток, других вариантов все равно теперь нету.

Но сердитая тетка в костюме объясниться ему не дала.

— Мы не будем ее разбирать, — заявила она. — Стену трогать нельзя.

— Вы, наверно, не поняли, — сказал инженер особенным голосом, каким бригадир убеждал обычно хозяйку коттеджа, что трехтонный бассейн на втором этаже провалится к ней в гостиную. — Решетку нам резать нечем. Путь наружу у нас только один — через стену. Мы же с самого начала говорили про стену...

— Это вы не поняли, — перебила она спокойно. — Мы должны остаться в тоннеле. Нам вообще нельзя выходить. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 21:12

— ...Ну какие вам еще нужны объяснения? — спросила чиновница и вздохнула, как учитель, уставший от тупости учеников. — Давайте уже серьезно. Огромный тоннель, в нем заперты сотни людей. Это как взять в заложники аэропорт. Или ГУМ. Чрезвычайная ситуация государственного масштаба. В таких случаях мобилизуется все, через час все городские службы уже были бы здесь. А прошло двадцать два. Почему нас не эвакуируют? Где спасатели, полиция, медики? Где армия, наконец?

Добровольцы молчали. Все эти вопросы они себе задавали с ночи, и ответов на них действительно не было никаких.

— Перестаньте себя обманывать, — сказала она. — Вы не дети. Не спасают нас потому, что спасать нас некому. Это не фантазия и не версия, это факт. Города больше нет. Я не буду врать, что знаю причину, я не знаю. Это может быть бомба, химическая атака. Или биологическое оружие, например. Именно поэтому закрылись ворота — система автоматическая, она срабатывает только в случаях глобальных катастроф. Вы понимаете? И она сработала. Так что наверх выходить нельзя. И стены ломать нельзя. Эти стены сейчас — единственная наша защита.

Молодой водитель автобуса икнул. Раз, потом другой.

— Ёбаный кнехт, — непонятно, но с чувством сказал подводник.

А мы тут машины переставляли, вспомнил Митя. Все было как-то глупо, не по-настоящему.

— А зачем это все тогда? Для чего мы бегали вообще туда-сюда, как идиоты, можете мне объяснить? Раз вы знали с самого начала.

— С самого начала, — сказала женщина-Мерседес, и голос ее зазвенел, — я пытаюсь предотвратить панику. Вы, похоже, не очень себе представляете, как выглядит паника.

— Нам осталась пара часов, — сказал он вяло. Ни разозлиться, ни испугаться почему-то не выходило, и очень болела голова. — Ну, может, пять или шесть. А вы их спать уложили, как в детском саду. Чтобы что? Чтоб они во сне умерли? Знаете, вы, по-моему, ненормальная просто.

Бледный охранник в пиджаке качнулся и заступил ему дорогу.

— Я пошел, — сказал ему Митя. — Я жену хочу увидеть и дочь. Или вы меня что, не отпустите теперь?

— В рог ему дать, и всё, — сказал клетчатый дед, опять наливаясь кровью. — Не пустит он, — и положил красноватую лапу на ремень дробовика.

Водитель автобуса еще раз мучительно, громко икнул. Маленький охранник разглядывал теперь только ладонь на ремне. Морда у него была скучная, как если бы он просто считал пальцы, но даже горячий дед от этого взгляда несколько смешался. А вдруг они все-таки сумасшедшие, подумал Митя с внезапной надеждой. Наслушались своих политинформаций и устроили тут «Зарницу» на выживание. И тогда всё, что она тут наговорила, — вранье и бред. Ядерный взрыв, химическая атака, биологическое оружие, ну конечно — бред. Комикс какой-то, зомби-апокалипсис. И всё там в порядке наверху. А мы задохнемся, потому что два чекиста-параноика съехали с катушек и играют в войну.

— А я хочу сохранить порядок, — говорила в это время женщина-Мерседес. — И баламутить людей, которых я с таким трудом успокоила, я вам не дам. Вы уже достаточно натворили, самое время сделать что-нибудь полезное.

Она расхаживала перед добровольцами — большая и строгая, как фельдфебель, и вот-вот должна была спросить «вы со мной, ребята?» или что-то в этом же роде. Однако примерно такими же лозунгами она говорила весь день, у них, наверное, методичка была целая на такие случаи. И совершенно не вязался с этой ободряющей речью тихий рыбоглазый мужик в черном, явно готовый по первому слову начать отстреливать дезертиров. Но сильней всего портил картину третий — мордатый, в кожаном плаще, потому что начальницу свою он сейчас не слушал вовсе. А рожа у него была тоскливая. Нет, испуганная до смерти у него была рожа, как будто отчаливал где-то в эту самую минуту последний пароход и надо было бросить все и догонять.

— Извините, — сказал Митя. — Секунду. Вы нам чего-то недоговариваете, так ведь? Раз вы знали, что стену ломать нельзя, для чего вы нас сюда притащили? Ружья еще раздали нам... Куда мы идем?

Женщина-Мерседес прервала свое выступление и повернулась к нему. Без особенного даже гнева, а скорее как лектор, который дождался наконец вменяемой реплики из зала.

— Что-то другое там у вас, да? На той стороне, — сказал Митя. Какая-то еще была странная деталь, которая не вписывалась даже в эту безумную «Зарницу». Точно была. — И поэтому, — продолжал он медленно, — вам надо, чтобы все остались у въезда. Вы за этим их туда и сгоняли весь день, они вам мешают просто.

Вот теперь она, похоже, все-таки разозлилась, и лицо у нее стало очень неприятное. По-настоящему неприятное. Однако смотрела при этом не на него, а куда-то ему за спину.