Малыш по контракту (СИ) - Лакс Айрин

– Понимаешь? У него, Дауда, был компромат на отца, на всю нашу семью, даже на дядек тень бы отброшена. Я был вынужден вмешаться и сделал вид, что меня заинтересовало его предложение. Поэтому изобразил пылкую страсть с той девушкой, но не трахал ее. Клянусь!

– Говоришь, есть видео? – сощуривается Лиля.

– Есть, но… Сейчас видео у отца. Он должен договориться с семьей Байсаровых так, чтобы нас это не затронуло. Угрозы больше нет, просто это настолько скользкая дорожка: все эти разборки, переговоры, двусмысленные намеки… Каюсь, я в них не особо силен! Мог бы напортачить, а отец – видный политик, у него другой склад ума. Он стратег и знает, как и с кем поговорить.

– То есть видео нет.

– Есть видео. Есть, но…

– Но?

– Откровенно говоря, я надеюсь, что ты поверишь мне без просмотра этого тошнотворного видео. Лиль, тебе не понравится, какой я там. Не понравится, мне самому от себя тошно, противно от роли, которую пришлось сыграть.

– Получается, все очень неоднозначно. Доказательств нет. То есть они вроде бы как есть, но показывать ты мне их не намерен, потому что они слишком двусмысленные. Я могу истолковать их превратно, так?

Лиля сидит с идеально ровной спиной, напряженная, собранная и готовая бежать. Я не знаю, что ей сказать, как просить, чтобы она мне поверила. Встав, делаю шаг к ней и просто опускаюсь на пол, обняв ее за колени.

– Лиль, поверь. Поверь мне! Не трахался я с ней. Ни с одной не трахался, как тебя встретил. Просто отрубило! Повернуло на тебе… Лиля, я даже на колени встал. Прошу, поверь. Я люблю тебя… Я хочу быть с тобой. Я ради этого на все готов. Лиличка…

Ратмир

Я прикладываюсь губами к тонкой, прохладной коже Лили. Она накрывает коленку ладонью, чтобы я не смог ее целовать. Я перебираюсь ниже, откровенно готовый покрыть ее ножки поцелуями. Черт побери, я готов на все, только чтобы удержать ее возле себя. Потому что именно сейчас я понял, наконец, что она и наш малыш – это Все для меня! Целая жизнь…

Но Лиля встает и делает шаг в сторону, хватает бокал с водой и осушает его, спросив дрожащим голосом:

– А где грань?

Я замираю на полу, в той же коленопреклоненной позе.

– Что?

Голова гудит, как чугунный казан, по которому хорошенько ударили половником. Переспрашиваю снова, чувствуя себя глупейшим из всех глупцов:

– Какая грань?

– Та самая грань. Где она, Ратмир? Ты сказал, почти дословно, что очень старался, чтобы это выглядело достоверно. Где грань достоверности и правды, если даже ложь в твоем исполнении выглядит по-настоящему? И где гарантии, что в следующий раз для большей достоверности тебе не придется сделать что-нибудь еще? Я… Я не смогу. Прости. Не смогу! Просто не понимаю… Я не хочу смотреть никакие видео, мне плохо от одного твоего рассказа. Я не понимаю, почему другого выхода не было, и просто знаю, что не смогу с таким мириться постоянно. Прости! Но я не могу…

– Лиль, ты не понимаешь. Позволь объяснить?

– Можно я тебе кое-что объясню? Когда ты просто свалил, уехал без предупреждения, кинув карточку с видом, как будто расплатился за секс, мне было сложно морально. Потом эти фото и видео, где ты зажимаешься с красотками!.. Я была одна все это время, а ко мне нагло подкатывал Шестов – тот самый, которому ты дал по морде. Он осаждал меня, постоянно донимал, пытался испортить мне жизнь через банк и работу. Я не соглашалась крутить с ним интрижку… Считала себя выше этого, выше того, чтобы быть с тем, кто мне не нравится. Но сейчас я смотрю на тебя, слушаю, как ты оправдываешься, и думаю: а может, стоило? Может быть, мне стоило…

– Нет! – рычу остервенело. – Даже не вздумай! Я его убью реально, придушу. Ты не будешь ни с ним, ни с кем-то другим… Ты – моя!

– Ты снова меня не дослушал, Ратмир. Я хотела сказать, может быть, мне стоило всего лишь сделать вид, будто я согласна с ним на роман? – выделяет слова интонацией. – Может быть, стоило пофлиртовать, сходить на одно-два свидания? Поводить его за нос немножко. Ведь в твоей системе ценностей это бы не считалось изменой?

Я зависаю и хватаю воздух ртом. Блять, Лиля меня несколькими фразами выпотрошила. Просто вскрыла и вывалила все то, что было у меня внутри: и плохое, и хорошее, всю труху, все дерьмо, все-все-все…

– Ты молчишь. Я могу сделать так?

– Нет, – отвечаю хрипло.

– Но почему?! Почему «нет»? У меня будет достойное оправдание: измены не было и не планировалось. Просто необходимость… Жизненная. Да?

– Нет. Потому что я поступал так не с целью сделать больно тебе, свести счеты или задеть как-то. Я вообще не хотел, чтобы тебя это касалось. Не хотел. Ты – просто лучшее для меня. Лучшее, что есть. Понимаешь?

– Я понимаю, только одно. Это тупик. Мы слишком разные. Наверное, в этом вся суть. Все кончено, Ратмир!

Лиля со слезами на глазах торопится к выходу, я нагоняю ее быстрее, чем она успевает дотронуться до дверной ручки, и крепко прижимаю к двери.

– Нет. Ты не уйдешь. Я тебя люблю. Не отпущу. Ты и мой ребенок… Вы останетесь со мной. Сейчас ты на эмоциях. Они улягутся. Ты поговоришь с отцом, он подтвердит мои слова, и…

– Мне плевать. Я не хочу, не хочу, не хочу быть к этому причастной! Я не могу не крутить это в своей голове и снова сомневаться. Дважды, Ратмир! По одному и тому же месту… Все, не срастется. Не убеждай в обратном.

Мое сердце готово лопнуть от переизбытка эмоций – и собственных чувств, и чувств Лили. Я ощущаю всем телом, каждым обнаженным нервом ее боль и искреннее отчаяние.

Как я мог ее обидеть? Зачем? Почему не подумал о последствиях? Я искренне старался, чтобы ее это не задело, но не вышло! Грязь вылезла наружу, и пусть я не запачкался, но для Лили даже ходьба по грани кажется пределом.

– Лиля, я тебя не отпущу, ты же знаешь! Ну, куда ты пойдешь? Лиль… – повторяю одно и то же, не позволяя ей уйти. – Сбежишь, я тебя из-под земли достану!

Лиля вздыхает, присев на пуф в коридоре, смотрит на меня таким взглядом… Таким пустым, уставшим взглядом, что от него мороз по коже продирает, цепляет до самого нутра и захватывает все свободное пространство.

– А с чего ты решил, будто я хочу убежать куда-то? Я выстроила здесь свою жизнь. Какую-никакую, но она моя, я ее отвоевала и не собираюсь пускать в унитаз все! – выдает с вызовом. – Плевать, что ты думаешь, будто ниже твоего уровня не люди, а одни опарыши.

– Что? Я не…

– Дай мне сказать! – рявкает она таким строгим тоном, каким, должно быть, осаживает зарвавшихся родителей хулиганистых деток.

– Говори, – млею от ее интонаций и прорезывающейся ярости.

Пусть лучше злится, чем пребывает в долбаном ледяном равнодушии!

– Уезжать я не собираюсь.

Решив, что мне даровали амнистию, я заявляю с жаром, которого сам от себя не ожидал:

– Лиля, ты не пожалеешь! Я стану лучшим отцом и мужем…

– Ты опять перебиваешь! Уезжать я не собираюсь. Но и принимать тебя, как своего мужчину, тоже не стану. Все кончено. Я не отказываюсь от того, что ты отец моего ребенка. Если ты захочешь принимать участие в его жизни, не стану чинить препятствия. Я не буду отказываться ни от твоего участия, ни от помощи, если уж на то пошло! Просто… Ты не будешь моим мужчиной. Для ребенка важны оба родителя. Поэтому я не буду против, если ты захочешь приходить изредка. Все-таки приходящий папа – намного лучше, чем никакой! – заявляет увесисто, будто знает, о чем говорит.

Ошарашенный ее предложением, я не меньше минуты молчу, не зная, как подобрать слова и заодно собрать себя, размазанного по полу.

Я стою на ногах, но ощущаю себя именно там: размазанным на полу, неспособным подняться после мощного нокаута.

– Лиль, я…

– Надо, наверное, еще контракт какой-то подписать, да?

– Какой контракт?

Я леденею. Говорят, на воре шапка горит, и сейчас, после слов Лили о контракте, я вдруг опасаюсь: что, если она как-то узнала о моих первоначальных намерениях?! Я же хотел фиктивный брак и договорнык отношения, чтобы отец не бузил и оставил меня в покое. Сейчас все изменилось. Кажется, между мной из прошлого и мной – тем, что сейчас пытается оправдаться перед Лилей, лежит огромная пропасть длиною в жизнь.