Двадцатые годы - Лев Овалов

Быстров за столом, перед ним лампа, склонился над бумагами.

Шепотом:

- Степан Кузьмич...

После смерти Александры Семеновны Быстров даже злее стал на работу, до поздней ночи на ногах, а вот, чтобы поговорить, пошутить, этого теперь с ним не случается.

- Что у тебя? Я тут декреты для сельсоветов сочиняю...

- Степан Кузьмич, тут Карпов к вам...

- А что у него?

- Оружие увозят...

- Какое оружие? - Быстров встрепенулся. - Зови-ка его сюда.

Он расспросил Карпова за несколько минут, сразу все понял и все объяснил ребятам: Выжлецов - неясная фигура, пришел с фронта, льнет к кулакам, а Куракино, вся Куракинская волость, эсеровская цитадель, и там, вероятно, собирают оружие, чтоб было с чем выступить против Советской власти.

Погладил Карпова по волосам.

- Посидите здесь...

Оставил ребят в исполкоме, отсутствовал с четверть часа, позвал мальчиков на улицу, у крыльца Григорий с двумя оседланными лошадьми.

- Садись! - Быстров, указал Карпову на Маруську, на которой не разрешалось ездить никому, кроме ее владельца. - За пятнадцать минут домчит тебя до твоей Козловки. На огородах слезешь и пойдешь домой, а коня отпусти, только повод оберни вокруг шеи. Сама придет обратно. И чтоб все тебя видели, чтоб ни у кого мысли, что ты здесь был. Узнают - могут убить. Понятно?

- Спасибо, Степан Кузьмич.

- Дура, - с невыразимой лаской промолвил тот. - Это тебе спасибо. Нам тебя сохранить важно.

Подсадил Мишку на Маруську, шлепнул лошадь по боку, и она тут же пропала в темноте.

Подошел к другой лошади, проверил подпругу.

- А теперь следом и я...

- Степан Кузьмич... - У Славушки задрожал голос. - Можно и мне...

Быстров резко обернулся:

- Не боишься?

- А вы?

- У меня должность такая... - Славушка не увидел, услышал, как Быстров усмехнулся. - А впрочем... садись за спину, коли удержишься!

Он вскочил в седло, подождал, пока сзади взгромоздился Славушка, и тронул поводья.

- Вернусь завтра, - на ходу бросил он Григорию и осторожно направил коня вниз, к реке.

Над водой стлался туман, никто не попался им по пути, только где-то на дальнем конце села повизгивала гармонь да лениво брехала собака.

Они пересекли Озерну и стали не спеша подниматься в гору.

- Карпов нас минут на двадцать опередит, - как бы про себя заметил Быстров. - А тут и мы подоспеем... - Он на мгновение обернулся. - Однако держись.

Подогнал коня, и Славушка крепче обхватил Быстрова.

Ехали молча. Было тихо. Лишь слышно, как дышит лошадь, размеренно и тяжело, совсем непохоже на нервное и частое дыхание Маруськи.

- Это даже неплохо, что явимся вдвоем, - внезапно произнес Быстров, отвечая себе на какую-то мысль.

И опять замолчал, свернул на проселок, еле видимый в темноте, и сказал уже специально для Славушки:

- Урок классовой борьбы... - Помедлил и добавил: - Для тебя.

Они подъезжали к Козловке. Еще не поздно, а темно, над головами ни звездочки, все небо застлали черные облака, в домах еще ужинали, и девки только еще собирались в хоровод.

Быстров придержал коня посередь деревни, припоминая, где живет Выжлецов, и затем уверенно направил к большой, просторной избе на кирпичном фундаменте с раздавшимся крыльцом.

Они одновременно соскочили наземь. Быстров прикрутил повод к перилам, взбежал на крыльцо и без стука дернул на себя дверь.

За столом чаевничали сам Выжлецов, его молодая жена, его мать и двое мрачных, незнакомых Быстрову мужиков.

Быстров прямиком направился к хозяину с протянутой рукой:

- Семену Прокофьичу...

Слава видел Выжлецова впервые, он представлял его себе пожилым, рослым, неприветливым, а перед ним был сравнительно молодой, никак не старше тридцати лет, маленький, вертлявенький, плюгавенький человечек с рыжими усиками и крохотными голубыми глазками, моргающий, как вспугнутый зверек, внезапно ослепленный ярким светом.

От неожиданности Выжлецов растерялся, вскочил, выбежал из-за стола, засуетился, полез в шкаф за чистой посудой.

- Чайку с нами, Степан Кузьмич...

На столе кипел медный самовар, в вазочке алело варенье, на тарелке ржаные коржики.

Жена Выжлецова, миловидная молодая бабенка, и мать, сморщенная старушка, тоже поднялись из-за стола, но двое незнакомых мужиков даже не шевельнулись и только вопросительно поглядывали на хозяина.

- Милости просим, милости просим, - продолжал Выжлецов, сглатывая слоги и расставляя чашки для новых гостей. - Рады, рады вам...

- Ну, радоваться-то особенно нечему, - спокойно возразил Быстров, усаживаясь, однако, за стол, точно он и впрямь прибыл в гости.

- И вы, и вы... - пригласил Выжлецов Славу.

Слава, однако, не последовал приглашению, он чувствовал, как напряжен Степан Кузьмич, и понимал, что держаться надо настороже, ему была недоступна непосредственность, с какой вел себя Быстров, и на всякий случай остался у двери, и Выжлецов тут же утратил к нему интерес, дело было не в Славе.

Незнакомые мужики вновь вскинули глаза на Быстрова. Оба были немолоды, видать, умны, серьезны. Один, с сивой бородой, отнесся к появлению гостей как будто безучастно, зато другой, бритый, чернявый, с резкими чертами лица, казалось, с трудом скрывает свое волнение, он то и дело постукивал пальцами по расстеленному на столе рушнику.

- Председатель наш, товарищ Быстров, - ответил наконец на их немой вопрос Выжлецов и пододвинул к Быстрову вазочку с вареньем.

- Да не суетись ты, - заметил ему Быстров и, увидев, как чернявый сунул было руку под стол, повторил эти слова уже для чернявого мужика: - И ты не суетись понапрасну.

И сразу после этих слов за столом воцарилось молчание.

Позже, перебирая в памяти подробности этого вечера, Славушка говорил себе, что именно в этот момент Быстрова должны были убить, во всяком случае, логика событий подсказывала такой исход, однако Быстров всегда предупреждал события.

- Вы из Куракина? - быстро спросил он чернявого.

Тот молчал.

- Так вот, не будем шутить, - спокойно сказал Быстров, точно речь шла о самых обыкновенных вещах. - Я знаю, зачем вы приехали, и прямо говорю: ничего у вас не получится.

Выжлецов раздвинул свои губки в улыбке:

- О чем это вы, Степан Кузьмич?

Однако мужики из Куракина не ответили, и Славушка догадался, что они прислушиваются к тому, что происходит снаружи.

И Быстров, должно быть, догадался, потому что сразу сказал:

- Да не слушайте вы, никого там нет, я один. Только само собой, куда я поехал, известно... - Он ласково посмотрел на чернявого. - И кто вы такие, тоже известно. Поэтому давайте по-хорошему. Не будем ссориться, выкладывайте свою пушку.

И вновь произошло чудо: чернявый сунул в карман руку и положил на стол небольшой аккуратный пистолет.

- Так-то лучше, - сказал Быстров и повернулся к Выжлецову. - На большой риск шел ты, Семен Прокофьич, всего мог лишиться, и мельницы, и семьи. Про твое оружие нам давно известно. Не знали только, где спрятано, но все равно нашли бы... - Он протянул руку, взял пистолет, опустил себе в карман. - Не надо беспокоить ни мамашу, ни супругу, идите-ка втроем, несите сюда оружие.

И все трое - Выжлецов и его гости - молча поднялись из-за стола, вышли из избы и... вскоре вернулись, неся в руках и прижимая к груди винтовки.

- Куды их? - безучастно спросил мужик с сивой бородой.

- А хоть сюда... - Быстров указал на свободное место у окна, и кивнул Славушке: - Считай.

- Десять, - сосчитал Славушка.

- Отлично, - сказал Быстров и почти весело спросил Выжлецова: - А пулемет?

Выжлецов удивленно посмотрел на Быстрова.

- Тащи и пулемет! - строго приказал Быстров. - По-честному так по-честному.

Выжлецов вновь вышел вместе с чернявым и внес в избу пулемет.

- Все? - спросил Быстров.

- Все, - подтвердил Выжлецов.

Опять наступило молчание. Мужики стояли у двери. Быстров сидел. Он помолчал, поглядел на мужиков и... отпустил их.

- Можете ехать, об остальном с вами будет разговор в Куракине.

Мужики ретировались, и теперь один Выжлецов ждал распоряжений.

- Не возражаешь, переночуем мы у тебя? - спросил Быстров. - Поздно уже с винтовками по оврагам блукать...

Быстров так и сделал, как сказал. Лег на скамейку, даже принял от молодайки подушку, проспал в избе короткую летнюю ночь, а утром послал Выжлецова за председателем Козловского сельсовета Коломянкиным.

Через час Быстров и Славушка шли за подводой, на которой везли в Успенское отобранное оружие.

И снова Степан Кузьмич молчалив и невесел. Идет, почти не пыля, аккуратно отрывая от земли ноги. Поблескивает раннее солнышко, роса еще лежит на кустах и на траве. В небе заливается какая-то птица.

- Как это вы не побоялись?

Быстров быстро взглянул на мальчика.

- Чего?

- Остаться на ночь у Выжлецова.

- Уйди мы, за деревней нас свободно могли прикончить, И концы в воду, докажи, кто убил. А тут известно, где ночевали...

- А этих, куракинских... - Славушка повел головой в сторону, будто там кто стоял. - Почему вы их не арестовали?