Повороты судьбы - Кристина Французова

думается ещё ох как далеко. Надо переварить сегодняшние мерзкие новости. Решиться на разговор с Игорем. На этой мысли меня ощутимо передёрнуло. Надо же, я обвиняю мать в утаивании жизненно важных секретов, а сама так и не призналась Игорю в своей самой сильной обиде на него.

Не хочу думать об этом, трясу головой в ожесточении. Хочу просто прожить пару дней в покое, притворюсь, что ничего страшного не случилось. Да, побуду трусливым страусом и засуну голову в песок, оставив филейную часть на виду. Но это ведь всего на пару дней? Глупо оправдываю сама себя.

Благополучно добравшись до дома, сразу направляюсь в ванную. Горячий душ — это панацея от сегодняшнего жуткого дня. Отстранённо подмечаю, что я впервые рада отсутствию любимого мужчины дома. Не представляю, если бы сегодня мне пришлось объясняться ещё и с ним. Даже не ужиная, ложусь в кровать. И на удивление засыпаю моментально, стоило голове коснуться подушки.

Проснулась я с тяжёлой головой и мышечной болью во всем теле. Толи нервное потрясение сказалось, толи вчерашнее опрометчивое сидение на холодной лавке в сквере напомнило о себе простудой. Со стоном прижимаю пальцы к голове. В висках и затылке всё пульсирует, в глазах — рези. Повернув голову, отмечаю, что сторона Игоря примята, а в ванной слышен шум воды. Надо же оказывается, я так крепко заснула, что даже не слышала, когда Игорь вернулся домой. Мой любимый вышел из душа, обмотав бёдра полотенцем. Я окинула крепкий торс взглядом, но впервые не ощутила привычного голодного томления. Только ещё раз застонала от прострелившего болезненного разряда мою многострадальную голову.

Игорь моментально приблизился и опустил руку, показавшуюся мне спасительно прохладной, на лоб:

— Горячая. И когда ты успела так простыть, малышка? — голос укоризненный, — всего на один вечер осталась без присмотра.

— О-ох, — стону от головной и мышечной боли, — я не виновата, оно само.

— Ну-ну, само. Ладно, сейчас заварю тебе горячий чай, кажется, где-то мёд был. И перед работой сгоняю в аптеку и за продуктами. Лежи, отдыхай, я всё сделаю сам, — парень у меня самый заботливый, но очень любит командовать.

Всё равно поднимаюсь с дивана и, сгорбившись, в придачу шаркая ногами, отправляюсь в ванную комнату, утренние процедуры отменить невозможно.

Выходя, слышу, что Игорь с кем-то говорит по телефону, объясняя, что задержится. Мои губы сами глупо растягиваются в улыбке. Даже на доминирование можно закрыть глаза, когда о тебе так заботятся.

— Что за непослушная девчонка мне досталась, — беззлобно ворчит Игорь, завершив разговор. И схватив плед, заворачивает меня в него как кокон и усаживает за кухонный стол. — Сиди не дёргайся, я тебе чай с мёдом сделаю.

Я послушно сижу, млея от его присутствия. И понимаю, что до невозможности люблю этого человека со всеми его патриархальными устоями и замашками пещерного человека, но вместе с тем бесконечно заботливого, нежного и внимательного. В этот миг я не думаю ни о том, что было между нами, ни о том, что будет. Я как изголодавшийся вампир каждой клеточкой своего тела ненасытно впитываю его тёплые заботливые лучики, которыми он с лихвой одаряет меня. Спустя короткое время передо мной стояли и чай с мёдом, и даже наспех собранные нехитрые бутерброды.

— Не муж, а мечта, — комментирую его действия. Игорь в ответ ухмыльнулся:

— Пей чай, я пока в аптеку и магазин смотаюсь. Хочешь что-нибудь вкусненькое, может шоколадку? — я в очередной раз умиляюсь этому парню.

— Не очень-то, у меня так болит голова и ломит всё тело, что ничего не хочется, — хитро улыбаюсь, — разве что тебя в качестве грелки под боком.

Строю щенячьи глазки, ну а вдруг…. Жмурюсь довольно, представляя, как это было бы прекрасно лежать вдвоём и никуда не торопиться….

— Плутовка, — щелчок по носу заставляет мои глаза тут же распахнуться, и желанная картинка моментально улетучивается из головы, оставляя лишь пульсирующую головную боль.

— Скоро вернусь, — прощальный чмок в макушку, и моего парня след простыл. Неспешно допиваю чай и, кряхтя старой бабкой, возвращаюсь обратно в лежачую позу на диван.

Игорь вернулся довольно быстро, положил возле меня коробку с жаропонижающими порошками:

— Продукты на кухне. Я постараюсь вернуться пораньше. И Жанна, пожалуйста, давай сегодня ты обойдёшься без самодеятельности. Соблюдай постельный режим.

Я строю обиженную мордашку. Какая может быть самодеятельность, когда в моей голове ракеты взрываются?

— Твоей начальнице я сам позвоню. Я бы хотел, чтобы ты вообще отключила телефон, но тогда и я буду лишний раз волноваться. Поэтому надеюсь на твою сознательность.

— А ты точно вернёшься пораньше? — мой голос неожиданно для нас обоих вышел жалобно-просящим.

— Малышка я постараюсь. Давай ты сейчас поспишь, а ближе к обеду я тебе позвоню, хорошо? Капризуля, — Игорь беззлобно поддел меня, поцеловал в лоб и быстро умчался. Будто и вправду опасался, что я заставлю его остаться рядом со мной.

С простудой я провалялась дома целую неделю. Неожиданно, но повышенная температура долго меня не отпускала. Игорь оказался прекрасной «сиделкой». Терпеливо сносил мои нытьё и жалобы на плохое самочувствие. Не люблю болеть. Не только потому, что приходится терпеть головные боли, насморк и прочие «развесёлые» атрибуты простуды, но также и потому что в эти моменты я становлюсь крайне раздражительной и плаксивой. Самой от себя гадко.

Тем приятнее в одно не иначе как распрекрасное утро потянуться всем телом и осознать, что мышцы уже не ломит, голова не раскалывается от каждого малейшего шевеления. Тогда настроение взлетает до небес и хочется покорить все возможные и невозможные вершины. Настолько ликует душа после освобождения от оков, вызванных болезнью.

Глава 16

Я вернулась к работе, но уже не взваливала на себя большое количество заказов. Сама осаждала себя во время резких порывов трудоголизма. В отсутствие Игоря развлекала себя приготовлением разнообразных рецептов. Благо в интернете в наши дни можно найти такое изобилие, что наверно и целой жизни не хватит опробовать кулинарные изыски, предлагаемые поварами разных стран мира. Но самое главное, в каждую минут уединения я, отчаянно труся, вновь и вновь уговаривала себя признаться Игорю в своей неполноценности, неспособности зачать ребёнка. Убеждала себя, что чем раньше скажу, тем легче нам обоим будет справиться с последствиями.

Перед глазами постоянно маячил пример моей матери, которая скрывала от меня столько лет правду и в итоге — полная катастрофа. Я не поступлю так с любимым человеком, не смогу. Он имеет право знать, как и я имела право на правду от своей матери. Все эти аргументы были мной в