История военного искусства XVI—XVII вв - Евгений Андреевич Разин

Далее в труде правильно отмечено, что помехой в развитии русской вооруженной организации являлась поместная система. К этому следует еще добавить систему местничества, а после ее формальной отмены существование в течение довольно длительного времени пережитков таковой. Но исторические факты опровергают утверждение о том, что в отношении русских ратных людей «не могло быть и речи о сколько-нибудь сносном обучении и подготовке их, а равно о развитии среди них воинского духа и дисциплины, этих основных условий существования всякого благоустроенного войска, без которых немыслим никакой успех на войне»[344].

XVIII в. современники представляли как период создания на пустом месте регулярной русской армии и постоянного военно-морского флота, отрицая все то, что было сделано в предшествующее время. Они полагали, что настоящая история начинается с их деятельности, а все предшественники лишь тормозили развитие вооруженной организации Русского государства. Так возникло понятие «эпоха Петра I». При этом историки отрицали процесс становления русской армии, который сохраняет положительное содержание всего добытого ранее в военном строительстве и боевой практике.

Нельзя согласиться также и с утверждениями некоторых советских военных и гражданских историков, пытающихся обосновывать тезис о создании постоянной и даже регулярной русской армии в XVII в. и об абсолютных преимуществах вооруженной организации Русского государства того времени перед военными системами государств Западной Европы. Такая постановка вопроса ведет к огульному отрицанию практики военного строительства других народов, к своего рода великодержавному шовинизму, который был чужд многим нашим предкам, умевшим подмечать у других достижения в военном деле и пользоваться всем положительным и приемлемым для данной конкретной обстановки.

Марксистско-ленинская теория требует изучать военные явления исторически, в процессе их становления, развития и уничтожения, изучать во всем многообразии и взаимодействии различных внутренних и внешних факторов, что особенно важно для правильного понимания исторического процесса развития вооруженной организации и военного искусства. XVII в. – это период накапливания организационного и боевого отечественного опыта, изучения военной практики западноевропейских государств, особенно передового в то время государства – Нидерландов, и развития новых элементов военной системы Русского государства, которое происходило не только в их внутреннем взаимодействии, но и во взаимодействии с военными системами других государств. К тому же это был процесс становления постоянной регулярной русской армии (далеко не завершившийся в XVII в.), в котором новое боролось со старым и борьба носила затяжной характер.

Лагерное расположение русской рати в XVII в.

Старая военная система себя исчерпала. Назревал коренной переворот в области военного дела, определявшийся социальными, политическими, экономическими и военно-техническими факторами (упрочение крепостничества, процесс утверждения абсолютизма, внешнеполитические задачи, усовершенствование оружия).

Количественный рост новых элементов русской военной системы (XVII в.) подготовил ее коренную реорганизацию, т. е. качественный скачок (XVIII в.), который произошел в конце XVII в. (Азовские походы 1695–1696 гг.) и в начале XVIII в. (Русско-шведская война 1700–1721 гг.).

Таково значение и историческая роль военного строительства в Русском государстве в XVII в., подготовившего необходимые условия для завершения формирования регулярной армии и создания постоянного военно-морского флота.

В количественном и качественном отношении русская вооруженная организация XVII в. в основном находилась на уровне современных требований, действительной проверкой чего являлись многочисленные войны этого века, преследовавшие крупные политические цели воссоединения русских, белорусских и украинских территорий, возвращение выходов к морям и обеспечение безопасности и независимости государства.

«Вооруженная борьба Русского государства в XVII в. происходила в сложной и очень часто в невыгодной для него внешнеполитической обстановке. Однако следует отметить достижение многих стратегических целей и важных политических результатов. Именно поэтому начиная с середины XVII в. Россия играет настолько крупную роль в политической жизни Восточной Европы, что ни одна международная проблема уже не может быть разрешена без участия Москвы»[345].

В войнах XVII в. весьма поучительна диалектическая взаимосвязь политических, стратегических и тактических результатов борьбы. Так, например, в Русско-шведской войне тактические успехи не обеспечили достижения стратегических целей, от которых русской дипломатии пришлось временно отказаться. Решающее влияние оказала внешнеполитическая обстановка, а не результаты военных действий. Тактические же неудачи крымских походов не исключили их положительной стратегической роли.

Русское войско в основном успешно решало стоявшие перед ним задачи. Результаты же вооруженной борьбы являются показателем качества военной организации, которая подвергается практической проверке в ходе войн.

В расширявшемся Русском многонациональном государстве преобладающую и ведущую роль играла русская нация, являвшаяся главной силой в борьбе за самостоятельность и независимость. В XVII в. шел процесс формирования русской нации на основах территориальной целостности (которую удалось отстоять в упорной вооруженной борьбе), экономической сплоченности русского народа, развития национального языка и психической общности, проявляющейся в общности культуры.

Формирование русской нации определило особенность становления регулярной армии Русского государства как армии национальной, являвшейся мощным орудием внутренней и внешней политики в руках утверждавшейся самодержавной власти. Вследствие этого идеологическими основами русской национальной армии были патриотизм, самодержавие и православная религия.

На основе централизации государственной власти складывалось и совершенствовалось централизованное высшее военное руководство. Однако в XVII в. элементы децентрализации в военном строительстве еще не были преодолены. Вследствие этого русское войско не имело четких, устойчивых форм организации высших соединений, а разряды и воеводские полки не отвечали данным требованиям. Лучше дело обстояло с вопросом организации частей (полков) и подразделений (рот), хотя и здесь еще не было достигнуто единство.

В развитии военного искусства в XVII в. большое значение имело совершенствование огнестрельного оружия, повышение его тактико-технических свойств, а также количественное увеличение производства мушкетов и орудий. «Огненный бой» начинал преобладать над «лучным» боем. Солдатские, рейтарские, драгунские, гусарские и стрелецкие полки, а также донские, терские и яицкие казаки «бились огненным боем», дворяне, дети боярские и запорожские черкасы – «лучным и огненным боем», «низовая сила» (казанская, астраханская, сибирская), татары, башкиры и калмыки «бились конным лучным боем»[346].

Возникшая и развивавшаяся новая линейная тактика требовала дальнейшего усовершенствования оружия. В бою невозможно было осуществлять 80 приемов для заряжания и производства выстрела из фитильной пищали (аркебуза). Новый ударный замок повысил скорострельность и надежность ручного огнестрельного оружия, что в свою очередь требовало совершенствования линейного строя. Так взаимодействовали тактика и техника.

Усовершенствование полевой артиллерии и ее количественный рост позволили орудийным огнем отражать атаки конницы. При этом наряд и мушкетеры стали широко пользоваться испанскими рогатками, что способствовало росту оборонительных тенденций в действиях пехоты.

Развивалось искусство обороны и осады крепостей, особенно же взаимодействие их гарнизонов с полевыми войсками. Исход крепостной войны, как правило, решался в боях на подступах к крепости (Смоленск, Чигирин, Перекоп и др.). Совершенствовалась полевая фортификация.

Наличие в войске больших обозов резко снижало его тактическую подвижность.