Истоки средневекового рыцарства - Франко Кардини

Тем временем продолжалось возвышение как тех, кто был достаточно богат, чтобы вооружиться, так и тех, кто вопреки своему зависимому или, во всяком случае, весьма низкому социальному положению получал от своих господ необходимые для приобретения оружия средства благодаря каким-то своим личным достоинствам - физической силе либо особым талантам, раскрывшимся при благоприятном стечении обстоятельств. Возвышались также члены господской свиты, входившие в состав комитата или отряда телохранителей сеньора. Они привнесли в феодальную и рыцарскую эпоху дух германской военной дружины.

Изменения тактико-стратегической обстановки на Западе в связи с распространением лобовой атаки и необходимостью сочетать утяжеление веса вооружения с маневренностью конницы привели к тому, что вооружиться - это прежде всего значило добыть себе боевого коня и обеспечить его содержание. По этой причине потерять благосклонность господина или имущество, то есть право на владение землей, означало для воина (miles) деградировать до уровня безоружного крестьянина (rusticus). В то же время способные и удачливые крестьяне могли рассчитывать на возвышение до ранга воина. В отличие от древнегерманского деления общества на свободных и рабов феодальное деление на воинов (milites) и крестьян (rustici) - не важно, были ли земледельцы свободными людьми или рабами,- обеспечило на рубеже XI-XII вв. усиление социальной мобильности, санкционировав при этом превосходство узкого слоя военных над остальной массой крестьянства. Быстрые восхождения вверх по социальной лестнице и столь же быстрые падения вниз становятся обычным явлением. Особенно если речь идет о падениях, которые были положены в основу морализаторского направления в искусстве, засвидетельствованного, например, романской скульптурой.

При всем том фундаментом богатства по-прежнему оставалось сельское хозяйство. Благосостояние, связанное с ним, было довольно статичным, оно хотя и росло, но чрезвычайно медленно. В свете сказанного более понятно то, каким образом в ходе этого процесса мало-помалу происходит выделение, с одной стороны, немногочисленных богатейших военных семейств, тесно сплоченных друг с другом на основе профессиональной специализации, готовиться к которой начинали с самого раннего возраста, и с другой - массы неимущих семей, безоружных и обреченных на то, чтобы весь свой век гнуть спину в поле. В духовном плане человек, рядившийся в одеяния защитника (defensor) своего народа и во имя его спасения готовый даже пролить свою кровь, символически как бы повторял деяния Христа. Выполнение профессионального долга воин оправдывал образом распятого Христа. Землепашец в эпоху, когда физический труд воспринимался по-библейски как наказание за первородный грех (первым же, кто был принужден возделывать землю, считался Каин), становится символом падшего, греховного и проклятого человечества.

Феодализм складывается в систему строго регламентированных духовных и социальных отношений. Рыцарская этика является идеологическим оправданием этой системы отношений, и с ней соглашаются, разделяя ее в меру своего разумения, эксплуатируемые массы.

Глава 2 Новое нашествие "варваров":мессия-защитник

Проблема периодизации относится к разряду наиболее сложных и коварных вопросов историографии. Однако сами люди редко ошибаются, когда, оказавшись перед лицом чрезвычайных событий или предзнаменований, у них возникает одно из наиболее удивительных и загадочных коллективных чувств - чувство страха, потрясения. "Великий страх" 1348 [103] и "великое потрясение" 1789 [104] гг. совпали с великими и грозными историческими событиями, открывшими новую эпоху в истории человечества.

Нечто подобное можно сказать и о "страхе тысячного года". Пусть это одна из легенд историографического романтизма. Все равно - корень ее в реально существовавшей депрессии IX-Х вв. и пробуждении Европы в конце Х начале XI в. Распад Каролингской империи и распыление политической власти, последовавшие затем междоусобицы сопровождались нашествиями и вторжениями сарацин, норманнов, венгров, общей экономической и демографической депрессией.

Железный век был одержим железной манией:

"Дезидерий и Октер [105] взошли на самую высокую башню, откуда было далеко видно окрест. На горизонте появились многочисленные обозы, будто Дарий или Цезарь выступили в поход. И спросил Дезидерий Октера:

- С этой великой армией идет Карл? Но тот ответил:

- Подожди, еще нет.

Увидев войска, где собраны были люди со всех уголков огромной империи, он снова обратился к Октеру:

- Конечно же, это Карл блистает славой во главе всех этих войск?

Но Октер ответил:

- Нет еще, подожди.

Задрожал тогда Дезидерий и спросил:

- Что же нам делать, если те, с кем придет он, будут еще многочисленнее? Ответил Октер:

- Сам увидишь, когда он придет. Что будет с нами - не знаю.

И вот перед ними плотной стеной полки. Увидев их, Дезидерий воскликнул:

- Вот он - Карл! Октер ответил:

- Нет, еще не он.

Перед взором их показались епископы, аббаты, клирики со своей свитой... Дезидерий прошептал в страхе:

- Пойдем отсюда, спустимся вниз, спрячемся в подземелье, лишь бы не видеть этого жуткого зрелища.

Тогда Октер, которому была ведома ни с чем не сравнимая сила Карла, проговорил, и голос его дрогнул от страха:

- Когда увидишь, что в полях колосятся железные всходы, а реки По и Тичин катят на берег крутые железные волны и железный разлив грозит смыть города, то знай - это Карл.

Едва он умолк, как на западе появилась грозная черная туча, предвещая ужасный ураган. Померк дневной свет, и воцарилась жуткая темнота. Император приближался. Сверкание клинков ослепляло осажденных. День был мрачнее самой черной ночи. И они узрели его наконец. Это был Карл, железный император. На голове его - железный шлем, руки его - в железных наручах, грудь и широкие плечи покрыты железными латами, в левой руке высоко поднято железное копье, в правой - рукоять непобедимого меча. Даже чресла его, обычно незащищенные, чтобы легче садиться в седло, были покрыты железными латами... Даже щит его был целиком из железа. И конь его тоже поблескивал железным блеском. И свита старалась во всем походить на императора. Железом наполнились поля и равнины. Солнце сверкало, отразившись в сиянии железа. И народ Павии, став от ужаса холоднее самого железа, преклонил колена перед хладным клинком. Обитатели мрачных и грязных подвалов побледнели от ужаса, увидев сверкающие клинки. Слышались отовсюду стенания горожан:

- О, тяжело ты, железо! Горе нам, железо!" [106]

Роль железа в войне была тем более значительна, чем реже оно встречалось в повседневном обиходе. В покрытой дремучими лесами Европе многие здания, в том числе и общественного значения, были построены из дерева. Фортификационные сооружения в большинстве своем тоже были деревянные. Из дерева была вся утварь и почти весь сельскохозяйственный инвентарь. Одним словом, "деревянная цивилизация", легшая в основание своеобычной "деревянной культуры". Являясь связанным по ассоциации с символикой "древа" и "креста", дерево как материал обладало также целым рядом позитивных "идеологических" ценностей: плодородие, жизнь, искупление. Иначе обстояло дело с железом. Холодный и твердый металл, связанный с войной и разрушением, являлся предметом многочисленных древних табу, продиктованных мрачным миром подземных рудников, угольных ям и закопченных кузниц - миром кузнеца, мудрого и ужасного волхва, ведшего уединенный образ жизни, знавшего тайны превращения железа в податливый материал и песни-заклинания древних богов.

Чрезвычайно дорогостоящее, но в то же время источник могущества и богатства, железо ревностно хранилось его владельцами. Так, в "Политике Ирминона" говорится о "железной ренте", которую должны были выплачивать владельцы поместий в одинаковом для всех размере - сто фунтов. По всей вероятности, речь шла о доходе, получаемом благодаря коллективному промыслу рабов.

Если железная руда ценилась высоко, то изделия из железа и подавно. Франкское королевство имело в своих пределах рейнско-дунайскую область, на протяжении столетий славившуюся значительным металлургическим производством, и менее древнюю, но с прочными металлургическими традициями маасскую область. Вскоре появился вопрос, которому суждено было приобрести еще большее значение в связи с введением церковного права,- вопрос о "запрещенных товарах" (res vetitae), не разрешенных к экспорту в страны, населенные врагами христианства. Товары эти пользовались повышенным спросом и высоко оплачивались славянами, аварами, скандинавами и сарацинами. Карл Великий попытался было ввести запрет на экспорт мечей и панцирей, однако без особых результатов. Скандинавы, чья металлургическая техника значительно улучшилась в VI-VII вв. и по праву считалась наследницей великой понтийской металлургии, были тем не менее крайне заинтересованы в приобретении франкских мечей. Они импортировали клинки, которые затем украшали великолепным эфесом, нередко подлинным шедевром ювелирного искусства. Многочисленные арабские авторы, начиная с раннего средневековья и вплоть до XIII в., восхищались "франкскими мечами", ценя их за прочность и красоту, сравнимую разве что с gauhar - белой йеменской сталью, прекрасной, словно драгоценная ткань.