Прекрасная посланница - Нина Соротокина

Обер-камергер глянул на агента, тот истово пялился прямо в его переносицу. Бирон невольно почесал меж бровей. Что с ним делать: наказать, наградить, повысить в чине или выгнать с бранью? Таким людям всегда острастка нужна, они после острастки работают лучше. Бирон спросил первое, что пришло в голову:

– Где Шамбер? – вопрос прозвучал грозно.

Вот он и смутил спокойствие агента. Тот даже как-то подпрыгнул на месте и слегка подался вперед.

– Виноват, ваше сиятельство. Грешен раб ваш. Я упустил Шамбера в Данциге. Он почувствовал слежку и… и… – Петров покраснел от натуги, подыскивая точное слово.

– Ну что – и?..

– И Шамбер подстрелил меня, как куропатку. Я чуть богу душу не отдал. Простите меня, ваше сиятельство. Виноват. В Данциге Шамбер имел высокие знакомства, общался с высоким кругом лиц, а именно: с примасом королевским Потоцким, с князьями Черторижскими, с воеводой мазовецким графом Понятовским, а более всего с французским посланником маркизом Монти. Также встречался он с некоей молодой особой весьма миловидной внешности.

– Что за особа?

– Имени ее выяснить не удалось. Я предполагаю амур, поскольку сия особа навещала Шамбера еще в Варшаве, когда он там под арестом сидел.

– Куда же стража смотрела?

– Я предполагаю подкуп. Шустрая дама, наверное француженка. Потом она появилась в осажденном Данциге, но скоро исчезла из поля зрения. Я на всякий случай составил ее словесный портрет и послал в депеше, которую вез князь Козловский.

Бирона уже заинтересовал рассказ Петрова, и не только заинтересовал, но и позабавил. Подумайте, как романтично! Какая-то дама крутит роман с Шамбером, и страсть ее не знает преград. Даме удалось пробраться в осажденный город, а потом неведомым способом оттуда выбраться. Или она тоже переодевалась в крестьянское платье, как беглый король Лещинский? И повинуясь не логике, а ироничному и отчасти сентиментальному настроению, словно сама жизнь разыгрывала перед ним буффонадное представление, он сказал доброжелательно, почти с улыбкой:

– Вздуть бы не мешало этого князя Козловского. Он твою депешу вез, да не довез. Говорит, похитили по дороге. Ты здесь по сторонам-то посмотри. Что, если француз в Петербурге? – последнее замечание прозвучало шуткой. – Впрочем, он никому уже не нужен. Отдыхай пока, можешь числить себя в отпуске. Надо будет, позову.

Вот так они расстались. И никаких четких указаний. Так что же Петрову делать: отдыхать или Шамбера искать? Но лучше не рассуждать и не думать, сказано – исполняй! И приказы, и советы он понимал буквально. Но в мозгу гнездилось сомнение. Что Шамберу делать в Петербурге? Война кончилась, все его соратники обретаются в плену в России. Зачем же ему по доброй воле ехать за ними и подставлять себя под удар? Но их сиятельству виднее. Наверное, Шамбер этот сильно наследил во время пребывания в Петербурге, у них свои счеты.

Только где его искать, Шамбера-то? Надо пройти по адресам, найти старых знакомцев француза. Их не много, но со всеми надо встретиться, потолковать о том о сем, а потом все разговоры отжать до нитки, как мокрое полотенце.

Воздадим должное предприимчивости и настырности агента Петрова. Вся операция заняла у него три дня.

Дом немца Циммермана, в проулке у Троицкого собора, он хорошо знал. Год назад здесь квартировал Шамбер, занимая весь второй этаж, отсюда он ночью тайно и уехал.

Визит Петрову поначалу показался неудачным. Хозяин дома и супруга его отсутствовали. Ввиду летнего времени они уехали за город, сняв дачу. В доме жили только сторож и маленькая хорошенькая служанка, которую Петров запомнил еще по прошлым временам. Служанка была весела, говорлива. Видно, она наскучила уже своим одиночеством и воспринимала неожиданного гостя как развлечение.

– Сударь, а зачем вам господа, по каким делам? – спросила она кокетливо.

– Я из Адмиралтейского ведомства. Мне известно, что господин Циммерман в отпуску, но надежду имел, что он уже вернулся из оного. Может быть, вы мне сможете помочь и ответить на мои вопросы?

Петров разговаривал со служанкой уважительно. Той понравилось обращение на «вы», она расправила складки холщового фартука, сложила губки бантиком.

– Отчего же не ответить?

– У вас год или около того снимал квартиру некий француз, Огюст Шамбер.

– Было такое. Только мне не велено об этом говорить.

– А вы и не говорите. Я понимаю, что он как съехал, так больше и не появлялся.

Служанка молча скосила глаза, внимательно рассматривая кота на лавке. Тот лежал, обернувшись пушистым хвостом, не поймешь, то ли дремлет, то ли затаился и высматривает мышей.

– А что? Разве появлялся? Ну что вы молчите? Ваше молчание наводит на нехорошие размышления.

На миг хорошенькой служанке показалось, что человечек из Адмиралтейства похож на хозяйского кота, глаза полузакрыты, а то вдруг и блеснут любопытством. Но она уже не могла остановиться, ее так и распирало от желания высказаться.

– Да ладно. Подумаешь, тайна! Просто хозяин не любил, когда я языком болтаю. Говорит, уволю. А я не хочу терять это место. Правда ваша. Как уехал француз, так и не появлялся. А хозяйка добрая. Подарки мне дарит. На Трои цу свое платье подарила. Не новое, конечно. Огромное платье, я вам скажу, таких, как я, в нем трое уместится, но зато кружева и пуговицы не спороты, а по подолу золотая тесьма. Я платье перешила, теперь в самый раз. Не стыдно на люди показаться. А брат ихний подарил мне сережки синенькие, говорит, из самой Голландии привез. Врет небось. Хотя, может, и правду говорит, он капитан, под парусами ходит. Такой озорник! Чуть что обхватит меня вот здесь и ну целовать. Я, конечно, не даюсь, я девушка строгая…

Опасения Циммерманов теперь были понятны агенту. Это девица кого хочешь заговорит. Но Петров не затыкал чистый поток, вдруг среди словесных струй мелькнет золотая рыбка. Пока не мелькнула.

– Чей брат-то, – не выдержал Петров, – хозяйки или хозяина?

– Хозяина, тоже немец и фамилия Циммерман. Он отдельно живет на острове. Такой насмешник. Он и сказал мне, чтоб я прикусила язычок и не болтала ничего про Шамбера.

– А где сейчас этот брат, ну моряк?

– Уплыл, я думаю.

– Уплыл и дом продал?

– Зачем – продал? Летом он всегда в плавании, а дом порожний стоит. Младший-то Циммерман странный такой, живет совсем отшельником, место глухое, рядом – никого. Туда и добраться-то можно только на лодке. А жениться не хочет, говорит, женщин не любит. Как бы не так, не любит… – служанка звонко рассмеялась. – Как начнет ручищами лапать… Мыза-то у него неказистая, право слово, лачуга. У брата жить не хочет. Говорит, вот ужо заработаю денег, так и куплю справный дом. Но, по-моему, он в России не останется, ему здесь не приглянулось.