Том 23. Статьи 1895-1906 - Максим Горький

Говорят, что европейская и американская буржуазия считает его великим государственным деятелем. Я не знаю, правда ли это… Я считаю, что его проект отдачи наших железных дорог под залог иностранным капиталистам может быть назван турецкой политикой. В России этот проект не может одобрить даже последний кретин.

Правительство Витте, начиная с 17 октября, открыто и дерзко вызывало русский народ, стремясь дискредитировать революцию, натравливая одну национальность на другую, класс на класс, деревню на город и друг на друга. Всё это со временем будет рассказано будущим историком, если он захочет быть вполне объективным. Тот, кто говорит, что правительство стремится успокоить народное возбуждение, вызванное современными несчастиями, говорит ложь. Все поступки и действия нашего правительства, начиная с 17 октября и до сего дня, — открытое разрушение прав, завоёванных народом, и мы имеем основания верить, что это разрушение было сознательное и преднамеренное, чтобы раздражить народ, возбудить вооружённое восстание и иметь предлог подавить своей армией всякое проявление революции. Анархистский план из Петербурга, которым желали сокрушить силу пролетариата, прежде чем он соединится и организуется для открытой борьбы, до известной степени удался. Возмущение в Москве и других городах явилось следствием провокаторской деятельности правительства, открыто издевавшегося над законом. Адмирал Дубасов, назначенный московским генерал-губернатором, нагло заявил, что он употребит все усилия восстановить самодержавие, нарушенное 17 октября. И в этом заявлении нужно видеть начало Московского восстания. Но правительство грубо ошиблось, и плоды этой ошибки будут для него горьки.

На улицах Москвы инстинкт и эгоизм сражались рядом с сознанием. И сражались ожесточённо, [одни], как дикие звери, другие, как истые революционеры, героически, как люди, одухотворённые идеей. «Пролетариат побеждён. Революция подавлена», — с радостью кричала реакционная пресса. Но радость преждевременная: пролетариат не побеждён, хотя и понёс потери. Революция укреплена новыми надеждами, кадры её увеличились колоссально… Русское правительство одержало победу Пирра благодаря недостатку понимания людей; своей беспомощностью и зверствами оно толкнуло налево умеренные элементы, и я уверен, что оно будет толкать и дальше в этом направлении. Русский пролетариат подвигается вперёд к решительной победе, потому что это единственный класс, морально сильный, сознательный и верящий в своё будущее в России. Я говорю правду, и эта правда будет подтверждена честным и беспристрастным историком.

Да здравствует пролетариат, смело стремящийся к обновлению мира! Да здравствуют рабочие всех стран, руками которых созданы богатства народов и которые стремятся теперь [создать] новую жизнь! Да здравствует социализм — религия рабочих! Привет борцам, привет рабочим всех стран, пусть они всегда сохраняют свою веру в победу истины и справедливости! Да здравствует человечество, соединённое великими идеалами равенства и свободы!

Не давайте денег русскому правительству!

Когда правительство теряет доверие народа, но не уступает ему своей власти, — оно становится только политической партией.

Когда такая политическая партия идёт против здравого смысла народа, отрицающего её, и, стремясь подавить это отрицание, употребляет насилие, — всякий разумный и честный человек должен сказать, что подобная борьба против воли народа — преступна, что данная партия ставит свои корыстные интересы выше интересов всей страны.

Русское правительство есть только политическая партия, лишённая моральной связи с русским народом и враждебная ему по своим задачам, — это должно быть понятно всем неглупым людям, наблюдающим за жизнью России…

Русский народ тяжёлым и горьким опытом убедился, наконец, что правительство неуклонно ведёт страну к гибели, он восстал против политики разорения России и бессмысленных авантюр, он восстал и потребовал контроля над действиями лиц, правящих его судьбой.

Под напором народного протеста правительство уступило его воле и обещало ввести в России конституцию, дабы поставить её на широкий путь свободного развития духовных сил народа, на путь экономического прогресса.

Но тотчас же, видя недостаток организации и дисциплины в народных массах, оно пожелало возвратить себе утраченную власть и, пользуясь своим административным аппаратом, с варварской простотой приёмов приступило к восстановлению своей власти.

За время с 17 октября по сей день приговорами военных судов предано смертной казни 397 человек, арестовано и выслано в Сибирь 18 тысяч, закрыто 79 газет в провинциях и 57 в столицах. Сколько расстреляно народа вообще в России, это трудно сказать, но следует считать тысячами. (достаточно указать, что один генерал Орлов при усмирении Прибалтийского края расстрелял, по официальному отчёту, 621 человека — прим. М.Г.).

Эти аресты, ссылки, казни, эти реки горячей крови народа вырыли ещё глубже пропасть между ним и партией насильников, всё это ещё выше приподняло революционное настроение. Голод в 22 губерниях тоже помогает росту ненависти к правительству.

Сила народа — растёт. Всё более развивается в массах ясное сознание своего положения, всё определённее встаёт пред глазами единственный выход из него. В крестьянских и рабочих массах возникают организации, развивается дисциплина. Давление — сплачивает. Сто сорок миллионов разумных существ постепенно и быстро сливаются в одну волну, дабы нанести решительный удар злой и тёмной силе, так долго порабощавшей его.

Сила правительства — его армия. Но она уже дезорганизована и дезорганизуется всё более. Солдат не может спокойно подчиняться начальнику, когда он знает, что у него в деревне мать и отец умирают с голода, что при малейшей попытке к протесту — их секут нагайками, рубят шашками и расстреливают, как зверей, такие же жалкие серые люди, как он сам. Из Маньчжурии войска возвращаются разоружёнными и под конвоем.

Партия, именующая себя русским правительством, всё-таки ещё может опереться на армию, но она уже и теперь не имеет денег для борьбы с народом. И вот она обращается к Европе. Европа говорит:

«Сначала я хочу видеть у вас порядок, потом я вам дам денег…»

Под давлением необходимости иметь деньги русские власти устраивают гнуснейшую комедию народного представительства. Честные люди, искренно и бескорыстно желающие добра стране, посажены в тюрьмы, высланы в Сибирь, всеми способами устранены от выборов. Выборы всюду идут под давлением полиции или тех людей, которые зовут себя «монархистами». Те из них, которые не служат в тайной полиции, не лучше тех которые служат в ней. За деньги они не только Христа продадут, — Сатану признают главой церкви. Если этим «монархистам» перестать давать деньги — завтра же большинство из них будет врагами правительства. Связи с народом у них нет и не может быть.

Народ понял эту грубую комедию, он ясно видит, что Дума — декорация, которою хотят обмануть Европу, чтобы достать из её карманов денег на борьбу же с ним. Он не хочет Думы, в которую желают посадить на роли представителей его желании каких-то тёмных людей, не известных ему. Там, где его полиция гоняет на выборы нагайками, он выбирает мошенников, угодных правительству, там же, где есть хоть малейшая свобода, — он выбирает только тех, кто уже сослан в Сибирь или сидит в тюрьме за свои политические убеждения.

Он выбирает также глухонемых, остроумно идя навстречу желанию своего правительства, которое хотело бы наполнить Думу восковыми фигурами, деревянными болванами, чем угодно — только не честными людьми.

И в то же время народ вооружается. Он видит, что нужно драться, если ему не уступят. Он будет драться.

И, разумеется, он победит.

Не давайте ни гроша денег русскому правительству! Оно не имеет связи с народом, миллионы людей уже осудили его на гибель.

Оно почти триста лет держало русский народ в диком невежестве, создав из него огромный, глупый, тяжёлый кулак, который уже несколько раз поднимался над головами народов Европы в то время, когда они шли к свободе, — поднимался и останавливал их на пути. Этот кулак всё ещё висит над вами, вызывая всюду страшное напряжение милитаризма, бессмысленную трату средств на броненосцы и пушки.

Оно даже из религии создало средство для травли инородцев, дубину для истребления иноверцев.

Понимают ли еврейские банкиры Европы, что они дают деньги в Россию на организацию еврейских погромов?

Если они это понимают, — их преступление равно разве только их жадности к наживе. История готовит для них заслуженную ими тяжёлую пощечину.

Нет, не нужно давать денег той анархической партии, которою Европа по недоразумению, продолжает считать русским правительством, — эти деньги пойдут на убийства. Не давайте денег насильникам над духом и телом русского народа!