Будь здоров - Papirus

На лоперском я говорил, спасибо Герболио, свободно. Кулинарию более-менее знал и лоперскую кухню, спасибо Свенте, тоже. Алониус, насколько я помнил из уроков в схоле, имя достаточно здесь распространенное и всегда можно сказать, что я не тот Алониус, которого они знают, а совсем даже наоборот. Еще я помнил, что данное общество было насквозь сословное. Дворянин – это все. Простолюдин – ничто. Тем не менее, некоторые сословия, как, например, ремесленники, наемные солдаты и торговцы, пользовались некоторыми привилегиями. По закону их уже нельзя было безнаказанно избить, убить или продать. Они могли свободно перемещаться по стране и продавать свои услуги всем желающим. Я, решив принять это имя, становился кем-то вроде ремесленника, наемника и торговца одновременно, так как имел право производить и продавать свою продукцию. При этом мог и по найму работать, как этот покойный бедняга.

Аккуратно свернув пергамент, я снова положил его в сумку и нашел заначку покойного повара – лепешку. Сухую и твердую как камень. Но это был первый кусок настоящего хлеба, который попался мне за, Боги знают, сколько недель и я обрадовался ей как самому изысканному деликатесу. Очень правильно сказал один философ: «Лучшая приправа – это голод».

Переодевшись в чистую одежду повара, я было собрался по привычке выбросить ветошь, которая осталась от моей последней мантии, но, вспомнив свою глупость в пещерах, запасливо решил оставить самый приличный кусочек на заплатки. Волею Богов таковым, то есть меньше всего изодранным, оказался лоскут с эмблемой лекаря. На грязном с въевшейся каменной пылью лоскутке отчетливо была видна зеленая змейка, свернувшаяся в кольцо, толи кусающая свой хвост, толи положившая на него голову, большая красная капля крови внутри кольца и в центре капли маленький белый огонек травника.

Сам я был исцарапан, весь в синяках и ссадинах, грязен как обитатель свалки. Да простят меня приличия, но помыться здесь было просто негде. Изредка попадались роднички, бьющие из скал, тогда я мог вволю напиться и кое-как умыться-подмыться, но чтобы окунуться целиком и хорошенько продраить себя – это было совершенно невозможно. Исцеление мелких болячек оставил на потом, когда вернутся силы, а пока они не мешают, и я не буду их тревожить. Так я решил и продолжил свой путь.

На следующий день достиг широкой тропы, которой, похоже, активно пользовались, и направился по ней вниз в надежде, что это направление выведет меня на более ровное пространство. Шел не спеша, пошатываясь, но упорно и безостановочно. Через несколько часов меня догнал отряд, сопровождающий карету с графским гербом и несколько фур. Воинов, навскидку, было четыре десятка, и среди них выделялся настоящий вельможа, столь высокомерно презрителен был его взгляд и богата одежда.

Придержав коней возле моей скромной персоны, вельможа поморщился и надменно спросил.

– Кто таков?

– Меня зовут Алониус, ваша милость, – вовремя вспомнив, что здесь я не барон, смиренно поклонился вельможе и продолжил: – Был нанят их милостью бароном Тобиусом фро Гормин служить поваром.

– А здесь что делаешь? – подозрительно спросил граф.

– Отряд их милости побило камнепадом. Я чудом спасся. Потом блуждал в горах, пока не вышел на эту тропу. Я много дней не ел, ваша милость.

– Вот как? – и повернувшись, по-видимому, к капитану своей охраны, сказал: – Так вот почему он не прибыл. А мы думали – струсил, – и вдруг приказал: – Обыскать.

Двое воинов спешились и подошли ко мне. Один стал рыться в сумке, другой небрежно меня охлопал, отобрал кинжал и передал его графу. Тот, брезгливо поглядев на грязные ножны и простую рукоятку, брать его отказался.

– Придержи пока у себя. Что там, Фрабус? – он повернул голову к тому, кто копался в моей – вот уже и моей, вздохнул я про себя – сумке.

Воин, которому надоело копаться в тряпье, просто высыпал прямо на дорогу содержимое сумки, поворошил носком сапога нижнее белье, подобрал пергамент и протянул его графу.

– Прочти сам, что там, – отказался брать документ вельможа.

– Я не грамотен, ваша милость, – ответил солдат.

– Тогда ты, капитан, – правильно я догадался, что это капитан.

– Здесь сказано, – быстро пробежав глазами текст, ответил начальник охраны, – что барон Тобиус действительно договорился с неким поваром Алониусом об обслуживании его и его отряда на время пути в горах. За половину серебряной марки в день.

– Ваша милость, смотрите! – вскричал вдруг солдат. Он показывал графу кусок моей мантии с эмблемой.

Я похолодел. Что, если лоперские эмблемы все-таки отличаются от элморских? Эмблемы эти были признаны во всем мире, как отличительный знак специалистов лекарского дела, но Боги знают этих лоперцев. Они всё учудить могли, чтобы всему миру доказать свою особость.

– Барона всегда сопровождал травник, – подтвердил капитан, – похоже, этот малый не врет.

– Как у тебя оказался этот лоскут? – уже скорее с любопытством, чем подозревая в чем-то, спросил граф. С меня как будто скала свалилась.

– Когда я очнулся и увидел, что никого нет, а из-под камня торчит вот это, я подумал, что может пригодиться на заплатки, – почти честно ответил я.

– А ты запаслив! – захохотал граф, и вмести с ним охрана. – Где хоть это все произошло, ты знаешь? Я отрицательно помотал головой.

– Нет, ваша милость. Я почти не знаю здесь ничего. Помню, что свернули налево с широкой тропы, на какую-то тропку. Его милость, господин барон, говорили что-то про короткую дорогу.

– Так я и знал, – пробурчал граф. – А ведь говорили ему – опасно. Нет. Самым первым хотел быть, выскочка! – затем, что-то прикинув, повернулся к начальнику охраны: – Как думаешь, Гермилус, повар нам нужен?

– По правде, ваша милость, уж очень надоела пакостная стряпня этого отрядного кашевара.

– Ясно, – посмотрел на меня и спросил, – я предлагаю тебе те же условия, что предлагал тебе барон. Согласен?

– С радостью, ваша милость, только вот… – замялся я.

– Что еще? – поморщился граф.

– Я бы просил, ваша милость, приказать вашим людям вернуть мне мой ножик. Я очень привык с ним готовить. И еще помочь собрать приправы. Некоторые очень редкие и дорогие. Жалко их потерять.

– Ну, ты и хомяк! – снова захохотал граф и милостиво отдал нужные распоряжения.

Мне вернули кинжал Свенты и помогли собрать приправы. Я бережно укладывал их в сумку, тщательно обтирая рукавом и сдувая пыль. В этом я ничуть не лицедействовал – мне было действительно жалко потерять с любовью собранную коллекцию хороших приправ.

Видимо не столько слова, сколько мое поведение, настолько уверило всех в моей правдивости, что мне даже разрешили сесть в фуру, выдали относительно свежую лепешку с куском вяленого мяса и фляжку не очень качественного, но вина.