Книга колдовства - Джеймс Риз

Что я хотела сказать? Вытащи меня из фонтана? Иди наверх, в Комнату камней? Или в библиотеку? К Бру? К оставленной там книге Себастьяны? А может быть, все сразу?

Не могу ответить определенно, но вскоре мы вернулись в библиотеку, пройдя через жутковато затихший двор, где не было видно светоносных питомцев зверинца Бру. Куда они подевались? Неужели все крылатые твари улетели? А почему павлины забились в самый темный угол? В библиотеке я уселась посреди фолиантов и положила перед собой книгу Себастьяны, не решаясь открыть ее. Что я там найду? Что случилось с моей мистической сестрой и ее спутниками? По правде сказать, меня уже не интересовал тот «сюрприз», обещанием которого она выманила меня из Флориды. Сюрпризы и ложь скроены из одной материи.

Каликсто зашел в «крипту» и заковал Квевердо Бру понадежнее, затем вернулся в библиотеку и сообщил, что мы в безопасности. Он был по-прежнему без рубашки, но мне принес одежду, а также лампу. При ее свете юноша увидел, что я лежу, свернувшись калачиком в своем гнездышке под окном, и плачу.

Он вернулся ко мне, мой Каликсто. Развернул мое платье, пропитавшееся сернистым дымом, и встряхнул, очищая от возможных паразитов, которые могли поселиться в его складках. А затем робко, я бы даже сказала — любовно и всепрощающе, принялся меня одевать. Не для того, чтобы прикрыть мою наготу, а просто потому, что меня сотрясала дрожь, вызванная чем-то похуже холода.

И только когда он закончил, я оперлась на свой острый костлявый локоть, легла на бок и открыла наконец книгу Себастьяны. Полистала ее и поняла, что моя благодетельница исписала совсем немного страниц, а потом… остановилась. По неведомой причине. Я открыла книгу на чистой странице и посмотрела на перо и чернильницу, стоящие неподалеку, хотя в моих силах было бы притянуть их взглядом. Каликсто поставил предо мной чернильницу и вложил в руку гусиное перо. Я обмакнула в чернила его кончик, еще хранящий на себе запекшиеся капли. Я делала все не спеша, целеустремленно и тщательно, насколько могла себя заставить. Перо стало синим от чернил.

Тогда я очень медленно написала слова, предназначавшиеся Каликсто. Первые два представляли собой просьбу: «Защити меня».

Последнее же указывало на некое место. Место, где я смогу ожить и обрести силу. Место, которое дает силу только мне одной. Я написала это слово по-французски, не знаю почему, а затем наклонила книгу так, чтобы Каликсто увидел написанное. Он прочитал слово, начертанное моей дрожащей рукой.

Cimetière.[149]

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Будучи бедны, алхимики обещают богатство, которого придется ждать очень долго; эти мудрецы в своем тщеславии попадают в яму, которую сами же вырыли.

И он охранял меня. Он не сбежал, хотя вполне мог это сделать.

Но Каликсто был у меня в долгу. Он осознавал это и помнил, что прежде, до меня, его никто не защищал. Теперь настал его черед защитить того, кто помог ему. Кроме того, его жизнь зашаталась бы, как постройка на зыбком песке, если бы он отвернулся от меня, не получив ответа на мучившие его вопросы. Так обычно и происходит между нами, сестрами, и теми немногими смертными, по преимуществу юношами, с кем мы готовы связать свою жизнь, поделившись тайнами о себе. Такие связи чаще всего нерушимы. Эти юноши верят в нас. Credo quia absurdum est, как выразился Тертуллиан. Верую, потому что это абсурдно. Наверное, их мозг пасует перед лицом необъяснимого, и они в прямом смысле слов сходят с ума по своим ведьмам.

Каликсто не стал задавать вопросов, когда я обратилась к нему с самой странной из просьб: «Отвези меня на кладбище». Сложнее всего было уверить его, что я не мертва и не собираюсь умирать. «Мне это нужно, — написала я. — Пять дней среди мертвых, не больше, и я оживу, стану сильнее». При этом я согнула руку, чтобы показать напрягшийся бицепс — это напоминало змею, проглотившую яйцо, — и подкрепила свои слова улыбкой, хотя челюсть все еще болела от кляпа и треснувшие губы кровоточили.

Enfin, он отвез меня к мертвым. Он защищал меня.

Когда через несколько часов мой Каликсто вернулся в дом Бру, он привез не один, а целых два гроба. Юноша доложил, что ему удалось разбудить ирландца, охранявшего единственное в Гаване кладбище, где хоронили не католиков, и раздобыть у него эти гробы, уплатив некую сумму денег. Причем второй гроб Каликсто обещал вернуть, и он обошелся вдвое дешевле, чем первый.

Я знала того ирландца, поскольку он постоянно болтался в порту, ловя каждую весточку о лихорадке или ином поветрии, чтобы использовать их к своей выгоде. Он походил на хищного грифа, носил мешковатую черную одежду и опирался на посох с делениями, соответствующими дюймам и футам, чтобы в любой момент иметь возможность снять мерку с покойника. Однако зачем юноше понадобились два гроба, я не знала. Если у него возник какой-то план, то без моего участия. Я всего лишь попросила положить меня среди мертвецов и надеялась, что они окажутся достаточно «неупокоенными». Тогда я избавлюсь от слабости, позаимствую у них силы и воскресну к новой жизни.

Кэл раздобыл и подводу — иначе как он мог доставить гробы к дому Бру? Повозка громыхала, влекомая еле живой ледащей клячей. Наступила ночь, когда подвода въехала во двор через обмазанные дегтем ворота, открытые настежь впервые за очень долгое время (о чем свидетельствовал громкий скрип ржавых петель). Гробы лежали на дне телеги. Они были одинаковые, и оба недавно использовались: затвердевшая земля виднелась в бороздках шурупов. Я тут же почуяла прежних обитателей этих гробов, ибо деревяшки пахли смертью. Смерть приходит одна, раз и навсегда, чего не скажешь про ее атрибуты: в Гаване, как и во многих других местах, гробы выдавали напрокат. Стоимость определялась тем, долго ли наниматель продержит их в могиле. Да, я ощущала этих мертвецов, как живые теперь ощущают мое присутствие, вне зависимости от того, вселяюсь я в чье-то тело или нет. Они чувствуют аромат фиалок — довольно сильный, приятный и вызывающий воспоминания. Этот аромат остается надолго — так мне однажды сказали — подобно тому, как в квартире задерживается запах давно покинувшей ее публичной женщины. При жизни я страдала не от самого запаха мертвых, а от воздействия, которое оказывала на меня близость мертвецов. Так происходило вплоть до описываемых ныне событий. Затем я поняла, что союз со смертью для меня благотворен, и, стоя во дворе Бру, почувствовала первые признаки этого обновления.