Тень луны - Вирджиния Спайс

Люди, охваченные диким страхом, бежали подальше от гробницы и вдруг услышали, как с грохотом обрушились ее стены.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Наступила тишина. Те, что остались в живых, боялись вздохнуть, чтобы не нарушить ее.

Прошло еще какое-то время, прежде чем Жоан осмелилась произнести:

— Кажется, все.

— Слава Богу.

— Да, слава Богу. Похоже, только Он и помог нам выбраться оттуда.

— Угораздило же нас.

— Но мы ведь спаслись. Мы здесь!

Жоан с любовью посмотрела на Луиса. В его глазах стояли слезы радости. Она почувствовала, что кто-то похлопывает ее по плечу и, повернувшись, увидела Жозефа.

— Жоан, — ласково сказал он, — думаю, тебе пора познакомиться с отцом. С твоим настоящим отцом.

Ланнек стоял рядом с Жозефом. Его синие глаза сияли от счастья. Жоан смотрела на этого человека. Да, Мак-Комби на него похож, но лишь отчасти. В этом человеке было что-то близкое, такое родное, чего она никогда не знала прежде и вряд ли смогла бы объяснить. Она вдруг потеряла дар речи. Ланнек протянул к ней руки.

— Жоан, дитя мое, — произнес он хриплым от волнения голосом. — Жоан, прости, что так все случилось. Я не хотел, поверь. Прости, если сможешь.

— Вы говорите об Алексе Мак-Комби? — спросила она.

— И о нем тоже. Но сейчас я думал о твоей матери.

— Я знаю, вы любили мою бедную мать. Она говорила мне. Вы любили Констанцию.

— Всю жизнь, Жоан, я любил ее. Я помнил день ее рождения, семнадцатое июня. В этот день я покупал белые розы. Прости, что я не был тебе отцом.

— Это можно исправить теперь.

— Да, Жоан, и я искренне этого желаю. Горячие слезы потекли по щекам девушки. Она шагнула навстречу зовущим объятиям. Ланнек посмотрел на Луиса и улыбнулся.

— Нам троим придется многое рассказать друг другу. Теперь ты вернула мне все, что я потерял когда-то, — добавил он, обращаясь к дочери. — Ты так похожа на маму. Жизнь дает нам еще один шанс. Я благодарю Господа за это чудо, дитя мое.

— Да, — прошептала Жоан. Она прижалась к отцу, протянула руку Луису и сказала:

— Пошли домой.

Наблюдая эту трогательную семейную сцену, друзья стояли в стороне. Сальма откровенно плакала, а Франк, стараясь успокоить ее, целовал ее мокрые щеки. Мужчины пытались скрыть нахлынувшие чувства, сдержанно покашливая в кулак, но даже суровый Мендрано украдкой смахнул слезу.

Эпилог

Колумбия, семь месяцев спустя.

Жоан и Луис стояли на носу судна, которое плыло вверх по реке. Одной рукой Луис держался за поручни, а другой обнимал Жоан за талию. Сквозь шум воды они вслушивались в неповторимую мелодию джунглей.

Она все так же прекрасна, — сказала Жоан и закрыла глаза.

— Но не в сравнении с тобой, — пробормотал Луис, целуя ее в шею.

— Она с усмешкой подняла на него глаза.

— Спасибо, милый муж. Я рада, что мы возвращаемся домой.

— Я очень не хотел прерывать наш медовый месяц, но видел, какое выражение лица бывает у тебя всякий раз, когда заходил разговор об успешных находках, которые делает на раскопках отец.

— Разве это было так заметно?

— Еще бы!

— Между прочим, у тебя было такое же лицо!

— Не может быть!

— Еще как может.

— И это было заметно?

— О, да.

Они весело, беззаботно расхохотались.

— Тогда и ты признавайся, что сам хотел вернуться в Колумбию.

Жоан обвила шею Луиса руками и улыбнулась.

— Может, ты спросишь меня, почему? Почему я хотела вернуться?

— Почему же?

— Потому что я помню тот старый патефон и наш романтический танец. Я помню наш водопад, и я снова хочу увидеть его.

— Держу пари, ты помнишь кое-что еще.

— Да? Ну-ка, ну-ка.

— Старое деревянное корыто.

— О, звучит возбуждающе!

— Это ты возбуждающая, — прошептал Луис, сжимая молодую женщину в объятиях. — Я порой переживаю тот ужас, когда мне казалось, что я навсегда потерял тебя.

— Да, на нашу долю выпали страшные дни. Но когда я вспоминаю о том, что из этого вышло, то уже ни о чем не жалею. А Франк и Сальма теперь так счастливы! Я рада, что мы задержались и увидели их свадьбу. А отец! Он на небесах оттого что, наконец-то обрел семью и работает вместе с нами на этих раскопках. Что касается меня…

— Так, так, так, — поддразнил Луис.

— Я еще никогда не была так счастлива!

— И ты готова вернуться к работе?

— Луис, мы попробуем вновь войти в гробницу?

— Не знаю. Это звучит, как бред сумасшедшего, но в той ситуации было много непонятного. Это землетрясение…

— Нет, я думаю, что это кое-что другое.

— Не смейся, Жоан. Я думаю, что нас спасли, или защитили те возлюбленные. Спасая наши жизни, они как бы замаливали свои грехи.

— Или смывали свой позор.

— Нет, любовь это не позор. Любовь не может быть позором. Она возвышенна и прекрасна. Мне бы хотелось думать, что это правда, моя милая.

— Как ты романтичен! А еще говорят, что археологи страшные зануды.

— Слухи! — ответил Луис и улыбнулся.

— Но я собираюсь хранить все в тайне. Мне этот археолог-романтик и самой нужен.

— Что ж, мы будем предоставлены друг другу долгое время. В музее чуть не прыгали от радости, когда узнали о нашей находке и прочитали письмо твоего отца. Похоже, еще несколько лет нам придется жить в нашем маленьком домике.

— Нет ничего лучше! — воскликнула Жоан. Луис склонил голову и поцеловал ее долгим, страстным поцелуем.

Вскоре на горизонте показалась пристань Хогена. Уже издалека можно было разглядеть три фигуры, стоявшие на ней. Это были Франк, Сальма и Ланнек. Они приветственно махали руками. Жоан и Луис счастливо посмотрели друг на друга.

— Мы дома, любовь моя, — тихо сказал он. — Мы дома.

Когда спустились сумерки, две молодые пары и пожилой господин сидели на террасе, увитой лианами. Колумбийские джунгли говорили, пели, благоухали. И в мире не было ничего, кроме негромкого разговора, позвякивания фарфоровых чашек, терпкого запаха сумерек, ничего, кроме истории любви.

В саду повар, который был еще истопником и сторожем, зажег фонари. Джунгли сразу резко потемнели и отступили назад. Померкли звезды, и ночное светило растаяло, как леденец. Но оно было там, в невообразимой вышине, где только пустота и хрустальный перезвон времени. Мир вечен. Это самое главное. И, наверное, не важно, что луна почти не видна.