11/22/63 - Стивен Кинг

Я закрыл дверь, сел на скамью в крошечной прихожей и подумал о Мими, говорившей, что она огорчится, если я не поставлю пьесу для старшеклассников. Или не подпишу контракт о зачислении в штат, хотя бы на год. Или не приду на вечеринку по случаю ее свадьбы. Я подумал о Мими, которая полагала, что роману «Над пропастью во ржи» самое место в школьной библиотеке, и которая не возражала против того, чтобы субботним вечером заняться гимнастикой под одеялом. Таких, как она, дети долго помнят после окончания учебы и приходят повидаться. Такие, как она, иногда возникают в жизни ученика в критический момент и помогают найти и принять единственно правильное решение.

Кто найдет добродетельную жену? – вопрошается в притче. Цена ее выше жемчугов. Она добывает шерсть и лен и с охотою работает своими руками. Она, как купеческие корабли, издалека добывает хлеб свой[108].

Каждый учитель знает: одежда – не только то, что надеваешь на тело свое, и еда – не только то, что кладешь в рот. Миз Мими кормила и одевала многих. Включая меня. Я сидел на скамье, купленной на блошином рынке в Форт-Уорте, наклонив голову и закрыв лицо руками. Думал о ней, и меня переполняла печаль, но глаза оставались сухими.

Я не из плаксивых.

Сейди сразу согласилась помочь мне с организацией мемориального собрания. Последние две недели этого жаркого августа мы ездили по городу, составляя список выступающих. Я подрядил Майка Кослоу прочитать притчу, в которой шла речь о добродетельной жене, а Эл Стивенс вызвался рассказать историю – сам я от Мими ее не слышал — о том, как она придумала название «Вилорог-бургер» его spécialité de la maison[109]. Мы также собрали более двухсот фотографий. На моей любимой Мими и Дек танцевали твист. По ней чувствовалось, что она получает удовольствие. Он же выглядел так, будто ему в зад вставили толстую палку. Мы разглядывали фотографии в школьной библиотеке, где на столе старшего библиотекаря табличка «МИСС ДАНХИЛЛ» сменила «МИЗ МИМИ».

В этот период мы с Сейди не целовались, не держались за руки, не смотрели друг другу в глаза, а если наши «взгляды и встречались, то на короткие мгновения. Она не говорила ни о неудачном замужестве», ни о причинах, побудивших ее перебраться в Техас из Джорджии. Я молчал о романе и моем выдуманном прошлом. Мы говорили о книгах. Мы говорили о Кеннеди, внешнюю политику которого она полагала шовинистической. Мы обсуждали зарождавшееся движение борьбы за гражданские права. Я рассказал ей о доске, переброшенной через ручеек на дне оврага за автозаправочной станцией «Хамбл ойл» в Северной Каролине. Она рассказала, что видела такие же туалеты для цветных в Джорджии, но верила, что их дни сочтены. Она предполагала, что обучение в одной школе черных и белых неизбежно, но, вероятно, не раньше середины семидесятых. Я заверил ее, что все произойдет раньше благодаря активным действиям нового президента и его младшего брата, занявшего пост генерального прокурора.

Она фыркнула.

– У тебя больше доверия к этому улыбающемуся ирландцу, чем у меня. Скажи мне, он когда-нибудь стриг волосы?

Мы стали друзьями – не любовниками. Иногда она обо что-то спотыкалась (в том числе и о свои ступни, достаточно большие), и дважды я ее ловил, но первый раз получился самым памятным. Иногда она заявляла, что умрет, если не затянется сигаретой, и я сопровождал ее в ученическую курилку за металлическим ангаром.

– Я буду жалеть, что нельзя прийти сюда в старых джинсах и развалиться на скамейке, – как-то сказала она. Примерно за неделю до начала учебного года. – В учительских всегда такая духота.

– Придет день, когда все переменится. Курение запретят на территории школы, как для учителей, так и для учеников.

Сейди улыбнулась. У нее это получалось хорошо, спасибо пухлым и ярким губам. И джинсы, должен отметить, отлично на ней сидели. Само собой – длинные, длинные ноги и аппетитная попка.

– Общество, освободившееся от сигарет. Негритянские и белые дети, обучающиеся бок о бок в полной гармонии... Неудивительно, что ты пишешь роман. У тебя чертовски богатое воображение. Что еще ты увидел в своем хрустальном шаре, Джордж? Ракеты, летящие к Луне?

– Конечно, но, вероятно, чуть позже десегрегации; Кто тебе сказал, что я пишу роман?

– Миз Мими. – Сейди затушила окурок об одну из шести пепельниц-урн. – Она сказала, что роман хороший. И раз уж речь зашла о миз Мими, думаю, нам надо вернуться к работе. Мы ведь почти закончили с фотографиями?

– Да.

– Ты уверен, что слайд-шоу под мелодию из «Вестсайдской истории» не будет очень уж сентиментальным?

Я думал, что ничего сентиментальнее слайд-шоу под «Где-то» быть не может, но, по словам Эллен Докерти, речь шла о любимой песне Мими.

Я поделился этим с Сейди, и она рассмеялась.

– Я не очень хорошо ее знала, но на нее это совершенно не похоже. Может, это любимая песня Элли?

– Теперь, раз уж ты упомянула об этом, я думаю, что так оно и есть. Послушай, Сейди, хочешь пойти на футбол в пятницу? Показать деткам, что ты уже здесь, до того, как в понедельник начнутся занятия.

– Я с удовольствием. – Тут она замялась в некотором смущении. – Если только у тебя не возникнет никаких идей. Я еще не готова для свиданий. Может, еще долго не буду готова.

– Я тоже. – Она, вероятно, думала о своем бывшем, я же – о Ли Освальде. Скоро он вновь получит американский паспорт, после чего останется только добыть советскую выездную визу для жены. – Но друзья иногда могут вместе пойти на футбол.

– Это точно, могут. И мне нравится ходить с тобой, Джордж.

– Потому что я выше тебя.

Она игриво стукнула меня в плечо, совсем как старшая сестра.

– Совершенно верно, дружище. Ты мужчина, на которого я могу смотреть снизу вверх.

На этой игре практически все смотрели на нас снизу вверх, почти с благоговением, словно видели представителей другого типа людей. Я находил это приятным, а Сейди рядом со мной не приходилось сутулиться. Она надела свитер «Львиной стаи» и вылинявшие джинсы. С завязанными в конский хвост белокурыми волосами она казалась старшеклассницей и с таким ростом вполне могла играть центровой в девичьей баскетбольной команде.

Мы сидели в ряду для преподавателей и радостными криками приветствовали Джима Ладью, который запутал защиту «Медведей Арнетта» полудюжиной коротких пасов, а потом потрясающим броском на шестьдесят ярдов поднял зрителей на ноги. К перерыву «Денхолм» записал на свой счет тридцать одно очко, а «Арнетт»,– шесть. Когда игроки покинули поле, уступив место оркестру Денхолма, вышедшему на газон с тубами и тромбонами, я спросил Сейди, не хочет ли она хот-дог и колу.

– Конечно, хочу, но сейчас там очередь до автомобильной стоянки. Подожди до тайм-аута в третьей четверти. И мы должны взреветь, как львы, и поприветствовать Джима.

– Я думаю, ты можешь проделать все это сама.

Она улыбнулась и сжала мне руку.

– Нет, мне нужна твоя помощь. Я тут новенькая. Помнишь?

От ее прикосновения я ощутил теплую дрожь, которая никак не вязалась с дружбой. И почему нет? Щеки Сейди раскраснелись, глаза сверкали. Под лучами прожекторов и зеленовато-синим небом сгущающихся техасских сумерек она выглядела красавицей. И наше сближение могло бы пойти более быстрыми темпами, если бы не случившееся в перерыве между таймами.

Оркестр промаршировал по полю, как обычно и маршируют школьные оркестры, держа шаг, но не мелодию, играя что-то не слишком вразумительное. Когда они закончили, на пятидесятиярдовую линию выбежали девушки из группы поддержки, бросили шапочки к ногам, уперли руки в бока.

– Давайте крикнем: «Эл!»

Мы крикнули. Дальше последовали «е» и «в».

– Что получилось?

– ЛЕВ! – На домашней трибуне все уже были на ногах.

– А если нас много ?

– ЛЬВЫ!

– Кто сегодня выиграет?

– ЛЬВЫ! – Учитывая счет первого тайма, сомневаться в этом не приходилось.

– Дайте нам послушать, как вы ревете!

Мы заревели, как и требовала традиция, поворачивая голову сначала налево, потом направо. Сейди проделала все с особенным энтузиазмом, рупором приложив руки ко рту, ее конский хвост метался от одного плеча к другому.

А потом пришел черед приветствия Джима. В прежние три года – да, наш мистер Ладью занял позицию куотербека еще девятиклассником оно звучало очень просто. Девушки из группы поддержки кричали что-то вроде: «Давайте послушаем нашу львиную стаю. Имя человека, который ведет нашу команду!» И болельщики орали во всю мощь легких: «ДЖИМ! ДЖИМ! ДЖИМ!» После этого девушки несколько раз крутили колесо и убегали с поля, освобождая место для оркестра другой команды. Но в этом году, возможно, в честь последнего сезона Джима, приветствие изменилось.