Чужеземец - Виталий Каплан

Но на воздух я всё-таки выйду, с твоей помощью. И не прекословь, я знаю, что делаю. Помоги лучше… вот так…

Бунт на корабле был подавлен, тазик с водой использован по назначению, и вскоре Алан, опираясь на плечо мальчишки, осторожными шажками выбрался из дома.

Солнце ударило по глазам — точно веником хлестнуло. Сейчас же запрыгали повсюду ярко-синие пятна, переливающиеся круги поплыли по все стороны разом, и не будь опоры, он, должно быть, тихо сполз бы на землю. Всё-таки несколько дней в тёмной комнате, где факел служил слабой заменой нормальному освещению… Хотелось верить, что дело именно в этом. Не зря же, корчась под ударами камней, он тщательно прикрывал глаза ладонями. Хотя, понятное дело, без сотрясения обойтись просто не могло.

Впервые он увидел снаружи старухин дом. Да, серьёзная махина. Ни в какое сравнение не идёт с мелкими глинобитными конурками, в которых ютятся простые люди. Такой дом мог бы принадлежать успешному купцу и использоваться и как жильё, и как склад. Не говоря уже о двух внушительных сараях, просторном дворе и высоком — в человеческий рост — глиняном заборе. Впечатляли также и ворота — массивные, из толстых брёвен. Сейчас, по случаю светлого времени, были они распахнуты настежь, и шум улицы достигал слуха. Впрочем, ничего интересного.

Крики, лязг, блеяние козы, глухие тяжёлые удары — видимо, неподалёку располагался квартал кожевенников.

— Ты пока у стеночки постой, господин, а я сейчас, — распорядился Гармай и, прислонив господина к крыльцу, куда-то делся. Минуту спустя явился с широким чурбаком, вполне годящимся на роль табуретки.

— Ты вот здесь посиди, в теньке, а я по воду… У меня бочки ещё не наполнены, — повёл он ладонью, указывая на огромные и пузатые глиняные сосуды, расположенные по углам дома. В каждую такую бочку можно было заглянуть, лишь встав на цыпочки.

Литров на пятьсот будут, прикинул на глазок Алан.

— А далеко ли вода? — поинтересовался он.

— А вон, — махнул рукой мальчишка. — В конце улицы, на пригорке. Колодезь там.

— И ты что же, каждый день столько воды таскаешь? — изумился Алан. — Это ж непосильная работа! Ну и запрягла же тебя добрая тётушка…

— Тоже мне, работа, — отмахнулся Гармай. — Ерунда, а не работа… вот у трактирщика Хуринаизи, вот там настоящая работа была… а уж у старосты…

Не окончив фразы, он умчался куда-то, вскоре мелькнул с двумя здоровенными кувшинами на плечах — и вышел за ворота… Столь внушительные ворота вполне могли бы именоваться «Вратами»…

Трудно поверить, что прошло чуть более восьми месяцев. Казалось, Гармай был всегда.

Тот осенний день начался удачно. В путь он вышел на рассвете, наскоро перекусив.

Тощий содержатель постоялого двора принял положенные медяшки, выставил перед обходительным гостем незаказанную кружку пива (бонус — мысленно усмехнулся Алан) и в подробностях рассказал о дороге на Хагорбайю. Видимо, одна медяшка всё-таки была лишней — этим и объяснялась приветливость хозяина. А может, просто человек хороший.

Осень — понятие относительное. Здешняя осень мало напоминала московскую. Всего лишь ослабевал зной и чаще выпадали дожди — впрочем, в этих краях всё равно редкие. После дождей вырастала молодая трава, распускались в степи цветы — словно осень мгновенно сменялась весной, без захода на зиму. Но в свой черёд здесь наступала и зима — судя по данным орбитального наблюдения, температура не поднималась выше плюс пятнадцати по Цельсию, а ночами падала и до пяти. Дули пронзительные сырые ветры — это, наконец, добирались до континента морские циклоны. Надолго, впрочем, не задерживаясь — уже месяца через полтора, от силы два с юго-востока наползала удушливая жара.

Дорога была сравнительно удобной. Местность населённая, деревни случаются не реже, чем на расстоянии полудневного перехода. Есть где пополнить бурдюк, за медяшку накупить провизии — монеты в деревне ценятся, там это редкость. Да и ночевать под открытым небом здесь не придётся. Ещё дней десять — и вот она, Хагорбайя. Большой, пёстрый и шумный город… Даже если погонит его кузнец Аориками, живущий в Кривом Тупике, крайний дом слева — всё равно будет где приткнуться. Но, по словам Ихиари, примут с радостью. Аориками — добрейшей души дядька, лучший друг Ихиари, они вместе учились кузнечному искусству у старого мастера Зиалагиси…

Он не стал рассказывать кузнецу, чем кончилось общение с «завмагом» Ирмааладу.

Просто сообщил как о непреложном факте, что должен идти в Хагорбайю. Срочно. Ибо и там люди нуждаются в словах спасения… Ихиари молча кивнул. Надо — значит надо. А вот малявка Миугмах ревела как бешеный поросёнок. …В полдень Алан как раз добрался до деревушки Баргайзи, где и переждал самую жару в трактире. Пообщался с крестьянами, выяснил, что аккурат на закате дойдёт он до села Мааргим, где хоть и не имеется постоялого двора — сгорел полторы луны назад, и заново покуда не отстроили — но остановиться на ночь у кого хочешь можно, лишь монетой позвени.

К вечеру Алан уже входил в Мааргим.

Село оказалось крупное, богатое, дворов под сотню. Улица широкая, дома обихоженные, заборы крепкие…

— Доброго здравия тебе, бабуля, — поприветствовал он старуху, с пустым кувшином направлявшуюся к колодцу. — Путник я, издалёка иду. У кого бы тут на ночь остановиться можно?

— Пуутниик, — скептически протянула бабка и сложила пальцы «лодочкой», отгоняя тем самым гипотетических злых духов. — Хоодят тут разные путники… а после то куурицы не досчитаешься, то горшкааа… Ты вон чего, — пожевав губами, смилостивилась она, — иди-ка ты на двор к старосте. Он мужчина обстоятельный, за пару монеток и на сеновал устроит, и накормит сытно… А у меня и положить-то некуда, и невестка ругаться будет… с норовом она у меня… ну чисто змея пещерная…

Поблагодарив, Алан оборвал поток старухиных жалоб и двинулся в указанном направлении. Минут через пять он оказался на дворе у старосты.

И ещё не войдя в ворота, ещё ничего не увидев, почувствовал — творится что-то нехорошее. Ёкнуло сердце, пробежали мурашки по плечам, во рту сделалось кисло.

Наскоро произнеся молитву Богородице, он шагнул внутрь.

На дворе было многолюдно — толпились там и крестьяне, и, судя по ошейникам, рабы. Сновала между взрослых малышня, бурчали о чём-то своём наболевшем старики.

Всё вместе складывалось в монотонный, словно стрёкот кузнечиков, шум.

Протолкавшись, Алан увидел то, ради чего все собрались.

Богат был староста — имелся у него во дворе собственный колодец. Для деревни это редкость — обычно крестьяне обходятся общинным, на главной площади.