Огни возмездия - Эван Уинтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То, кем я стал, кем стали мы все, началось с Умквондиси. Все началось с Джавьеда Айима, – сказал он. – Его философия, его учение привели нас к этому. Именно ему мы обязаны всем.
– Вы хотите почтить его, Тау Соларин, – сказала королева. – И я чту его вместе с вами. Так скажите это вслух. Назовитесь Богине и всему миру. Скажите им, кто вы.
– Мы есть Айим, – объявил Тау.
Яу прикрыл глаза и опустил голову. Темба улыбнулся. Джабари, чье лицо скрывали повязки, вытянулся по стойке «смирно», твердо глядя вперед, а Рамия обняла Асет, крепко прижав сестру к себе.
Тогда заговорил Удуак, и его слова пробили броню, которая сдерживала чувства Тау.
– Хорошее название, – одобрил он. – Хороший человек.
По лицу Тау хлынули слезы, и он зажмурился, стараясь сдержаться. Но не смог. Слишком многое было потеряно, слишком многое принесено в жертву, и он, содрогаясь, зарыдал.
Королева переплела их пальцы. Тау не видел их рук, но всем собой чувствовал ее признательность.
Мы приветствуем вас, Айим, – сказала она. – Во имя Богини, добро пожаловать.
Глава девятая
КЕРЕМ
Через несколько дней Тау с Циорой въехали в ворота Цитадель-города во главе своего небольшого войска. Местные жители и солдаты гарнизона, высыпав на улицы, встречали их так, словно гражданская война уже была выиграна.
Праздновали, однако, далеко не все. По пути к крепости Тау заметил множество неприязненных взглядов на лицах Вельмож. И что было тому причиной – гадать не приходилось. Без сомнения, известие о судьбе умбуси Луапулы и сожжении ее крепости достигло города раньше их возвращения.
Тау хотелось отбросить тревоги. Они, может, и не завели друзей во время путешествия, зато у королевы теперь была собственная армия, а восторженную толпу, подбрасывающую в воздух окрашенный талаки песок, и вовсе было трудно игнорировать.
Песок благородного фиолетового оттенка блестел на солнце, а Циора, исполняя положенную ей роль, улыбалась и махала подданным. Тау – с высоты его нынешнего положения – было странно видеть в ней ту же девушку, которая однажды очаровала Джабари, приехав в Керем.
Ее улыбка была по-прежнему прекрасной – ни одна живая душа не могла этого отрицать, – но Тау знал, что это ее лицо предназначалось именно для публики. Эту маску она надевала, когда хотела, чтобы в ней видели королеву Циору Омехиа, первую среди Избранных. И хотя Тау никогда не решился бы назвать королеву своей подругой, он провел с ней достаточно времени, чтобы это понимать. Он помнил, как она улыбалась людям, с которыми чувствовала себя в безопасности.
Та улыбка, исходя из глубины ее души, появлялась в уголках губ – и они подрагивали, будто она пыталась сохранить серьезность. Как правило, дрожь то усиливалась, то отступала, и улыбка Циоры озаряла все вокруг. Ее глаза смеялись, она морщила нос, а на ее щеках появлялись ямочки.
Он видел эту улыбку в ее шатре, когда Циора рассказывала свои незабываемые истории. В очаге потрескивали смолистые поленья, снаружи им вторил хор жуков-барабанщиков. То были минуты покоя, минуты близости, и хотя Тау говорил себе, что им давно пора было идти на штурм Пальма, его огорчало, что эти мгновения, возможно, никогда не вернутся.
– Чемпион! Чемпион!
Несколько женщин из касты Меньших выкрикивали его звание, пытаясь обратить на себя внимание, и он, чувствуя себя глупо, помахал им рукой. Они закричали и замахали ему как безумные. Одна даже выкрикнула приветствие, которым обычно благословляли молодоженов на свадьбе.
Почувствовав себя неуютно, Тау отвернулся от них и встретился взглядом с королевой. Ее миндалевидные глаза, карие – цвета крыльев горной бабочки – искрились на солнце, и казалось, она вот-вот рассмеется. Тау бросило в жар.
Заворчав себе под нос, он поерзал в седле и сосредоточил взгляд на шее Ярости, словно решив сосчитать шерстинки в гриве своей лошади.
Ей это давалось легко, думал он, снова глядя на Циору. Она была рождена для этого, ее так воспитывали, она даже выглядела как сказочная принцесса. Он смотрел, как она улыбалась и махала рукой, видел тех, кому предназначалась ее милость. Женщинам или мужчинам, Вельможам или Меньшим – все равно кому. Она очаровывала всех, заставляя мужчин чувствовать себя красивее и смелее, а женщин – мудрее и могущественнее. Циора одаривала каждого одним лишь взглядом, и Тау не понаслышке знал, как тоскливо им будет, лишись они этого.
Тау учили сражаться. Циору учили вот этому. Вот почему он будет скучать по вечерам в ее шатре. Он тоже был заворожен этим ее умением – значить что-то для каждого. Циора дарила ему целый мир, и в том шатре, пусть даже всего на промежуток-другой, он мог полностью забыть о собственном мире – мире вражды и боли.
Он тряхнул головой, надеясь прогнать свою глупую тоску. Те ночи и тот покой, что они приносили, изначально были временными. В мире было слишком много людей, чья выгода напрямую зависела от боли и страданий других, чтобы такой, как Тау, мог остаться незатронутым.
Но Тау не был намерен и оставаться жертвой, как те, кто закрывал глаза, когда их собратьев секли розгами, думая, что если до сих пор они сами не попали под удар, то никогда и не попадут. Проблема этого уютного чувства в шатре состояла в том, что парусина, может, и скрывала их от опасностей снаружи, но не защищала от них.
Ярость мотнула головой, и Тау, потрепав лошадь по шее, с улыбкой подумал, что, возможно, она, таким образом, соглашалась с ним. Теперь они были близко к крепости, и хотя город стал ему привычным, он задумался, насколько тот переменился. В прошлые луны сюда приехало множество Ихагу и Ихаше, которые заполнили Цитадель-город в таком количестве, какого он не видел много поколений.
Такой резкий приток населения мог быстро истощить ресурсы, породить голод и болезни, но Тау видел, как королева вставала до рассвета и уходила на покой поздно ночью, чтобы уладить дела в феодах, и точно так же прилагала все усилия и для Цитадель-города. Она изучала доклады и посылала Хадиту бесчисленные распоряжения, делая все возможное, чтобы обеспечить город едой, водой, одеждой и прочими необходимыми ресурсами, распределяя их поровну между всеми прибывшими.
Королева Драконов и ее гранд-генерал подготовили, снарядили
