Скандинавия глазами разведчика - Борис Григорьев

В конце застойного периода вся эта инфраструктура уже начинала разваливаться и трещать по швам, поскольку правительство в Москве выделяло «Арктикуглю» всё меньше денег, постоянно попрекая руководство треста убыточностью и угрожая «прикрыть лавочку». Но возглавлявший длительное время трест Николай Александрович Гнилорыбов ухитрялся-таки сохранять хоть какую-то видимость благополучия, и я ещё успел отведать кусочек настоящего дефицитно-коммунистического пирога.

Следующий парадокс: на норвежской территории официально имела (и, кажется, имеет) хождение иностранная — советская (русская) — валюта. Если житель посёлка — будь то шахтёр, дипломат, вертолётчик, портовик или учёный — не удовлетворялся принципом «каждому по труду», то он мог пойти к своему бухгалтеру и в счёт депонированных в московском банке накоплений взять энную сумму сертификатов, на которые он мог купить для себя что-то дополнительно из еды, питья или одежды. Сертификаты были личным изобретением Николая Александровича и назывались в народе «гнилорыбовками». Купюры «гнилорыбовок» в точности соответствовали номиналам ходивших на Большой земле монет и бумажных ассигнаций: копеечки — поменьше, рубли — побольше. Так что звона монет в карманах жителей Баренцбурга или Пирамиды слышно не было.

Время от времени в беспокойную полярную жизнь вторгаются трагические события, которые оставляют в сердцах людей незаживаемые душевные раны. Я имею в виду несчастные случаи, которые часто влекут за собой человеческие жертвы. О некоторых из них я расскажу ниже, а пока я хотел бы заострить внимание на некоторой феноменальности этих несчастных случаев.

На Шпицберген зимой 1991 года прилетал один архангельский учёный, который уже давно занимался проблемой несчастных случаев на Севере. Обобщая статистику таких случаев, включая и многочисленные производственные травмы полярников, он на основе последних научных достижений пришёл к сенсационным выводам. Согласно этому учёному, количество несчастных случаев находится в прямой зависимости от погодных условий и магнитный явлений. Эти выводы настолько серьёзно затрагивали хозяйственную деятельность человека на архипелаге, что как советская, так и норвежская администрация, проявив удивительное единодушие, отказались от услуг учёного и запретили ему публиковать свои выводы.

Я помню, что в столе у главного инженера «Арктикугля» в Пирамиде лежала статистика производственных травм и несчастных случаев, имевших место в советских посёлках за несколько лет. Список был довольно длинным, и большинство несчастных случаев действительно имело место в период наибольшей магнитной активности над архипелагом, совпадавший с зимними месяцами.

Некоторые явления на Шпицбергене можно отнести к разряду парадоксов и чудес света одновременно. Ну взять, к примеру, теплично-животноводческие комплексы в Баренцбурге или в Пирамиде, единственные в своём роде в этих широтах. Завезенные по инициативе того же Н.А. Гнилорыбова породистые бычки и бурёнки дали местное шпицбергенское потомство и худо-бедно, но кормят жителей посёлков мясными и молочными продуктами. Свиньи тоже безропотно несут предназначенный им богом крест. Куры исправно несутся, а в теплицах выращиваются свежая зелень, огурцы, помидоры и цветы к 8 Марта. Для развлечения в Пирамиде держат даже жеребца по имени Директор, что часто используется в качестве повода для шуток в адрес директора рудника Августа Петровича[59]. Естественно, все корма завозятся с материка, и говорить о какой-либо рентабельности шпицбергенских рудников и треста «Арктикуголь» говорить бессмысленно. Север без дотаций жить пока не может.

Полагаем целесообразным направить в наш адрес 1000 долларов США.

Странно иногда было слышать, проходя звёздной полярной ночью вдоль посёлка, доносящиеся со скотного двора, названного каким-то остроумом «Скотланд-Ярдом», мычание коровы или кудахтанье курицы. Так и хотелось ущипнуть себя за ляжку, чтобы убедиться, что всё это не снится, что ты не идёшь по деревенской улице на Рязанщине или Тамбовщине, а вышел подышать воздухом вдоль Грён-фьорда, что на Грумантщине!

Никто из специалистов по-настоящему не вникал ещё в такой шпицбергенский феномен, как условия вегетации на архипелаге.

Дело в том, что сильная магнитная активность каким-то странным образом сказывается на всём живом: цветы, если дать им в полярную ночь подсветку, быстро — почти в два раза быстрее, чем на материке,—растут и достигают необыкновенно крупных размеров; родившиеся в Баренцбурге бычки и коровы в шестимесячном возрасте достигают размеров своих двух-трёхлетних собратьев на Большой земле. Отёлы для коров проходят очень сложно, поскольку уже в утробе телята достигают необычайно крупных размеров. Выведенная из привезенных с материка обычных яиц куриная порода отличается, кроме размеров, необычайной красотой: как у кур, так и у петухов головы украшает необычайно стильный убор, словно специально сделанный из страусиных перьев. Старожилы Баренцбурга рассказывали, что женщины, страдавшие бездетностью, в первый же год беременели на архипелаге и рожали здоровых детей.

И «Скотланд-Ярд» и теплица были главным туристическим аттракционом в советских посёлках, и администрация рудника непременно показывала их любопытствующим норвежским делегациям, недостатка в которых, кстати, никогда не было.

В начале 1920-х годов Грумант был единственным посёлком русских на Шпицбергене. Но уже в середине 1930-х у голландцев был приобретен Баренцбург, а в 1939 году — заложены первые дома в Пирамиде. На правах концессии, приобретённой у Норвегии, советские шахтёры стали добывать дешёвый уголь для северных районов страны — Мурманской и Архангельской областей. До сегодняшнего дня другой более дешёвой альтернативы для снабжения этих регионов топливом нет, и поэтому новые русские администраторы «с зудом в руках и голове» пока только разглагольствуют об убыточности Шпицбергена, но против реальных фактов «сдюжить» не могут.

Факты как корова: припрут тебя к стене рогами — и хана!

В Баренцбурге и Пирамиде[60] проживало около 2000 жителей. Подавляющее большинство их прибыло на архипелаг без семей. Во-первых, иждивенцы достаточно дорого обходятся и для семьи, и для администрации треста, потому что практически всё приходится завозить с материка. Во-вторых, найти занятие лишней рабочей силе очень трудно и даже невозможно. В-третьих, что касается детей, школы в посёлках могут обеспечить только начальным образованием. Ну и в-четвёртых, это — «полярка», которую выдержит не каждый.

В архитектурном отношении Баренцбург и Пирамида представляют собой обычные «Новочерёмушкинские» пятиэтажные микрорайоны, только стоящие на сваях, вбитых в мёрзлую землю. Всё это в условиях Севера выглядит на первый взгляд солидно, но на самом деле неопрятно и чрезвычайно дорого — ив строительстве, и в эксплуатации. Куда дешевле, добротнее и симпатичнее выглядят сборно-щитовые дома (кстати, тоже многоквартирные, двухэтажные) в норвежских посёлках Лонгйербюен и Свеагруве. Попробуй продай кому-нибудь наш посёлок с хрущобами — никто их не купит, а бросить жалко: ведь сколько средств-то затрачено!

Так и стоит наш бедный посёлок Грумант, брошенный в 1961 году из-за того, что в шахты прорвалось море. Кирпич, бетон, цемент, в отличие от дерева, в условиях Севера разрушаются очень быстро, а вот сосна, ель, не говоря уже о дубе, только просаливаются на морском ветру и крепчают. Поскольку на Шпицбергене почти отсутствуют микроорганизмы гниения и закисання (молоко там не скисает), то дерево хранится очень долго. Наши археологи находили в шпицбергенской земле деревянные изделия русских поморов, которые пролежали там сотни лет и остались совсем целые.

А груда завезенного впрок всякого оборудования и железобетонных конструкций, оставленная на окраине Баренцбурга в так и неоткрытых ящиках, сложенных в длинный ряд-авеню! А отсутствие у наших вертолётчиков смазочных масел, пригодных для полярных условий!

Но это уже не парадоксы, дорогой читатель, тут я увлёкся и вторгся в беспредельные дебри русского головотяпства, описание которого в мои цели не входит.

Главное же впечатление от Шпицбергена — это утрата каждым человеком, туда прибывающим, чувства превосходства над природой и полная его зависимость от неё, несмотря на и вопреки всем достижениям цивилизации. Люди на Шпицбергене почему-то более открыты друг к другу и осознают свою человеческую общность более остро, чем, скажем, на континенте.

Отсюда, вероятно, и высокая степень взаимопомощи и взаимовыручки, невзирая на служебное положение, национальность и государственную принадлежность.

Можно смело утверждать, что человек на Шпицбергене в большей степени проявляет свою человеческую сущность, чем у себя дома в привычных местах обитания.