Зло любит меня - Даша Пар

— Ну что, Ястреб, моя семья для тебя была достаточно сильной? — с оттенком самоиронии воскликнул он.

— Я говорил, что пришёл сюда ради тебя, Маркус, — без тени улыбки ответил вампир, присаживаясь рядом. — Я не изменил своих решений, старый друг.

— Но моей семьи больше нет. Мне нечего тебе дать, — возразил Маркус, нахмурив брови. Ему не нравилась эта настойчивость Алистера, он не понимал её истоков.

— Я пришёл не к Себастьяну, не к Лазарю или Аннет. Я пришёл к тебе, потому что уверен в твоих силах. Сейчас ты видишь проигрыш. Считаешь, что всё потеряно, но это не так! Я вижу победу. У тебя не осталось конкурентов, в твоих руках сосредоточен Нью-Йорк, после вас осталась великолепная сеть из низших вампиров и представителей других видов. Они не знают о том, что случилось и если ты придёшь к ним с позиции лидера, они, безусловно, пойдут за тобой. Никто не любит хаос.

— Похоже, у меня нет выбора, — устало улыбнулся Маркус, понимая, что действительно ступает на тонкий лёд. Сейчас ещё есть время уйти. Так, как поступил Питер и Себастьян. Он сможет отправиться в свободное плавание, чтобы когда-нибудь быть принятым в новые кланы и оказаться на том же уровне, где и был. Цикличность повторов, нелепая смерть… Разве этого хочет вампир, который обладает и тщеславием, и жаждой признания и силы? Нет, Маркус принял решение играть по-крупному, не прятаться за спины более сильных вампиров. Ставкой будет его жизнь и он готов сыграть в эту игру.

Глава 9

Король и Шут — Кукла Колдуна

Ты осталась с ним вдвоём,

Не зная ничего о нём.

Что для всех опасен он,

Наплевать тебе!

И ты попала!

К настоящему колдуну,

Он загубил таких, как ты, не одну!

Словно куклой в час ночной

Теперь он может управлять тобой!

Памяти Михаила Горшенёва (7 августа 1973 — 19 июля 2013)

Открывать глаза страшно. Что там, за сжатыми до черноты веками? Что принесёт новый день? Я чувствую движение, ухабы дороги, рёв двигателя. Я в машине. С кем и куда еду? Ещё несколько мгновений тишины, моего личного пространства молчания, прежде чем мир вновь поглотит меня своими бедами. Сколько способна вынести благодаря стараниям Аннет? Когда вновь сломаюсь и стану пустой? Сложный вопрос. Прошлое кажется ненастоящим, не моим. Воспоминания присутствуют, но нет физических отголосков. Эта боль, которая должна быть душевной, кажется ненастоящей, как из фильма. Словно бы это было и со мной, и нет. Как актриса, сыгравшая свою роль, но не вложившая в неё душу. Отсюда такой диссонанс, я боюсь вновь играть. Жить опять. А что если случится что-нибудь новое? Ещё более страшное? Я боюсь испытать эти эмоции ужаса, ведь знаю, что со мной было, но не знаю их силы. Жалею, что вернулась. И открываю глаза.

— Рональд! — тихо шепчу, скашивая взгляд влево.

Мужчина сидит за рулём, спокойно наблюдая за дорогой. Расслабленное лицо и движения, ни капли усталости или тревоги. Он одет по-дорожному, в военные штаны и чёрную футболку с символикой своего клуба, на руках шофёрские перчатки из тонкой кожи, волосы в беспорядке, на щеках щетина. Я почувствовала себя дома рядом с ним. В безопасности. Он пришёл за мной, спас. Теперь всё будет хорошо… «между прочим, твой дорогой Рональд один из нас… » — промелькнули в голове слова Генри. Кошки когтями пробежали по сердцу, вызвав неприятный холодок вдоль спины.

— Как ты себя чувствуешь? — в голосе искренняя тревога. Он смотрит на меня, внимательно изучая лицо. — Лея, скажи хоть что-нибудь!

Что я могу сказать? Что знаю, что ты не просто владелец клуба «Время»? Что ты кто-то другой? Вот что я должна сказать, после того как узнала о вампирах? Колдунах? О… ламиях? Как вообще могу говорить об этом, ведь я не сумасшедшая! Я живу в реальном мире среди реальных людей! Сверхъестественного не бывает, это сказки, это лишь фантазии! Так почему мне мерещится белый цвет волос? Почему моё обоняние такое острое, что запах бензина вызывает отвращение? Почему так чётко вижу мир? Столько всего случилось, как мне начать об этом говорить?

— Со мной всё хорошо, — хрипло ответила я, отворачиваясь к окну.

Мы ехали среди убранных полей, по трассе, ведущей неизвестно куда. Яркое солнце больно светило в глаза, заставляя жмуриться, но я всё равно упорно подставляла своё лицо его жарким лучам. Когда в последний раз видела солнце? Когда дышала нормальным воздухом? Когда чувствовала лёгкое касание ветра из приоткрытых окон машины? Вот эти вещи возвращают меня на землю, уверяя в своей реальности. Они мои маяки, мои опоры для строительства связей, выстраивание мыслей в логическую цепочку. И они же привели меня к краю паники.

— Боже, Генри не врал, — невольно вырвалось изо рта.

Выпрямившись, уставилась прямо перед собой, плотно сжимая глаза, напрягая память и пытаясь вспомнить всё, что он тогда сказал. Вампиры, учёные, эпидемия, пандемия, лекарство, избранные, конец цивилизации…

— Так значит Валентайн всё же решился поделиться с тобой правдой, — заинтересованно проговорил Рон. — Рад, что он оказался не таким трусом, как я думал. Жаль, что он так долго медлил.

Прищурившись, перевожу на него взгляд.

— Останови машину, — попросила я.

Рональд послушно подчинился моей просьбе. Это удивило, ведь подсознательно я готовилась к отпору и осознанию нового предательства.

Открыв дверцу, выбралась наружу и сполна насладилась тёплым ветром, запахом земли, птичьей трелью вдалеке. Ржавая до желтизны степь, высохшая под палящим солнцем и никого. На многие мили пустота — только дорога, голубое-голубое небо без единого облачка, и поля. На горизонте кромки деревьев, вдоль дороги указатели скорости и столбики. Тишина страшная, как раньше, до Нью-Йорка, так хорошо и спокойно. Прислонившись к светло-голубому, местами покрытому ржавчиной, старому фольксвагену, блаженно закрыла глаза и откинула голову, наслаждаясь бабьим летом. Каждая косточка грелась, накапливая тепло, отдавая в затылке лёгкой тяжестью. Я проголодалась, но чувствовала себя так хорошо!

— Лея, — умиротворение было разрушено. Пришла пора возвращаться назад.

Рон прислонился к машине рядом со мной и также уставился на поле. Он разделял со мной это спокойствие, что, безусловно, было очень приятно. Коснувшись его руки, осторожно сжала, вспоминая своё безумство в том страшном месте.

— Кто ты? — тихо задала вопрос, поглаживая его руку подушечками пальцев, там, где самое мягкое место — между большим пальцем и указательным. Рону нравилось, когда я так делала. Так я пыталась показать ему, что не отвернусь от него, чтобы он не сказал.