Наследники предтеч. Выживание - Софья Непейвода

Все-таки это два разных мира: мир людей и мир природы. Вот и сейчас внизу — холодная война, а здесь простая, обычная жизнь во всей ее красоте. Еще вчера я заметила, что деревья стали расти реже, и сейчас окончательно в этом убедилась. Нет, не настолько, чтобы пропускать вниз намного больше света, но заметно при необходимости перебраться с дерева на дерево в верхней трети крон. Если раньше до ветвей соседа можно было просто дотянуться, то сейчас приходилось прыгать или спускаться ниже, туда, где молодые или более низкие деревья закрывали промежутки. Да и состав деревьев сменился. Не характерный для уже привычных мне джунглей, но и не подходящий для болотной местности. И, хотя все еще большую часть занимали привычные мне виды, но почти треть деревьев оказались незнакомыми.

Наконец, набрав как уже известных, так и новых фруктов, я спустилась на землю в поисках старых поваленных стволов с вкусными личинками. Лакомясь и заодно собирая с собой, услышала шорох и, насторожившись, юркнула в ближайшие заросли папоротников, где и притаилась, напряженно прислушиваясь и приготовившись убегать на дерево. Но, убедившись, что это всего лишь женщина с корзиной, облегченно вздохнула. Не заметив меня, она подошла к большой яме или, скорее, небольшому овражку и спустилась туда, но уже через пару минут выбралась обратно и быстрым шагом, почти бегом, удалилась в сторону лагеря. Мне показалось, что что-то в овраге напугало женщину, поэтому я не спешила вылезать из укрытия. Подождав несколько минут и убедившись, что непосредственной опасности мне не угрожает, осторожно подобралась поближе. Внизу все выглядело спокойно, тек мелкий ручей, чуть сбоку которого возвышался свежий холмик из жухлой листвы, земли и застарелых ошметков красного мха. Небольшой такой холмик, овальный, по размерам как раз подходит для детской могилы. Не выдержав, я решила подтвердить неприятные подозрения и, спустившись, разгребла верхний слой.

В могилке лежал заживо погребенный ребенок-полукровка и молча смотрел на меня своими молочными, еще не определившегося цвета глазами. Я скрипнула зубами — вот что меня всегда раздражало, так это нежелание некоторых самим выполнять грязную работу. Неужели они думают, что оставить новорожденного умирать от голода, холода и хищных животных гуманнее, чем собраться с волей и убить самим? И ведь потом, чаще всего, даже совестью не мучаются. Но я-то не такая и оставить существо, тем более ребенка, умирать медленной смертью не могу. Зарезать или придушить? Я с сомнением покосилась на ручей. Или, как вариант, утопить? Нет, все-таки, думаю, лучше задушить. Погладив ребенка по редким волосам, я положила руку ему на шею, но в последний момент остановилась. Он, конечно, худоват, но выглядит здоровым. Ни на монстра, ни на тролля не похож. Может, стоит дать ему шанс? Вдруг его отец хоть в чем-то был похож на Дмитрия… Отойдя от младенца и выбравшись из ямы, я задумалась. Если оставить ему жизнь, то как за ним ухаживать? Хватит ли у меня молока на двоих? Еще поколебавшись, я решила попробовать, и спрыгнув обратно, взяла прохладное тельце на руки. Как много изменилось в душе после вторых родов: я почти не способна воспринимать его человеческим ребенком. Отогреваясь, мальчик пару раз неуверенно хныкнул, но, к моему облегчению, реветь не стал. Зато доказал, что он, в отличие от Рыси, способен оправляться самостоятельно. По крайней мере, по-маленькому. Обмывшись в ручье и обмыв ребенка, я обтерла его мягкой травой. А еще через несколько минут убедилась в том, что и сосательный рефлекс развит нормально, и от моего молока мальчик нос не воротит. Пусть живет. У Рыси братишка будет.

Выкинув червей, я постелила в корзинку травы и уложила туда младенца. На мгновение заколебалась, правильно ли поступаю, лишая других возможности самим решать, жить или умереть их ребенку. Я ведь тоже когда-то делала такой выбор. И лично избавлялась от собственных детей. Нет! Если мать способна выкинуть, но неспособна подарить ребенку быструю смерть… нет, такая женщина не достойна права выбора.

В лагерь я возвращалась понизу, опасаясь растрясти и без того настрадавшегося мальчика, и сразу же полезла к себе.

— О, Пантера, ты-то мне и нужна, — радостно остановил меня математик. — Идем, к тебе срочное дело.

— Я сейчас не могу, — отрицательно качнула я головой. — Рысь проверить надо.

— Ты только побыстрей, ладно?

Я неопределенно пожала плечами. Разве в вопросах с ребенком можно «побыстрее»? К моему облегчению, с малышкой все было в порядке: похоже, она все это время просто проспала, крепко вцепившись в прутья корзинки. Накормив Рысь и убедившись, что молока на двоих ещё хватает, я провела необходимые гигиенические процедуры и крепко закрыла обе корзинки, поставив рядом. На мгновение подумала, не положить ли их вместе — теплее будет, но тут же отбросила эту мысль: все таки мальчик больше моей Рыси почти в пять раз, вдруг случайно задавит.

— Ну, что такое? — спросила я, спускаясь. Мне никто не ответил. Странно. — Эй, Игорь, ты где?

Так и не дождавшись ответа, я пошла, ориентируясь на возбужденные голоса, и почти сразу же отыскала математика, причем не одного — вместе со всеми нашими и не только нашими. Оглядевшись, я отметила, что присутствуют все амазонки и махаоны, Ясон с женой, Захар и еще множество малознакомых людей. Марк, кстати, тоже был. Он как раз громко разглагольствовал, увлеченно жестикулируя.

— Что здесь происходит? — шепотом спросила я у Ильи, который, на мой взгляд, слушал выступление оборотня без особого интереса, в отличие от остальных. Оглянувшись, химик жестом пригласил присесть и только после этого вполголоса ввел в курс дела.

По словам Ильи получалось, что либо разрыв, либо противостояние действительно неминуемы. И, понимая это, люди из меньшей группы решили… просто обогнать царско-цитадельских. Так и для угасания страстей время появится, и проблемы с поисками пищи у отплывающих не возникнут, да и у остающихся смягчатся. Тем более, что в малом лагере постройкой плотов никто не занимается, разве что будничным ремонтом. Разделение планируется только временное, позже, в самом худшем случае, в конце пути, царские нас нагонят и люди снова объединятся.

Кстати, инициатором собрания являлся не председательствующий Захар, а скромно сидящий сбоку «золотой мальчик».

— Просто Ясон речи произносить не умеет, и ему хватает ума это признавать, — с улыбкой пояснил химик. — Хотя… — заметив, что Марк закончил выступление и его место резво заняла обсуждаемая нами личность, Илья демонстративно закатил глаза. — Похоже, я его переоценил.

С интересом прислушавшись к инициатору собрания, я уже через минуту поняла, что единственная польза от речи Ясона — здоровый смех, и принялась разглядывать собравшихся. Надо же, и народ с общаг здесь! Кстати, я оказалась не одинока: если Марка слушали внимательно и серьезно, то сейчас народ зашевелился, послышались смешки и перешептывания. А какой еще можно ожидать реакции на хвалебные оды самому себе, да еще и в стиле «какое у меня все золотое»?