Суеверие - Дэвид Амброуз

Дверь не пошевелилась. Ручка повернулась, но когда Джоанна потянула ее на себя, дверь не открылась. Она не была заперта — ее удерживала какая-то сила, которая не хотела, чтобы Джоанна ушла.

Она стукнула по двери ладонью и позвала Ральфа. Никто не ответил; никто не спешил ей на помощь. Она подождала, потом опять ударила в дверь — на этот раз кулаком. Потом двумя кулаками. Снова позвала, громче. Она молотила в дверь кулаками и отчаянно звала Ральфа, пока не исцарапала руки и не сорвала горло.

Страх подкрадывался к ней постепенно, словно удар в замедленной съемке. Бороться с ним было бесполезно, она это понимала. Страх, как и боль, рано или поздно всегда сокрушит человека. Это неизбежно — и остается только найти, за что зацепиться, пока он не пройдет, даже если это всего лишь мысль о том, что в конце концов он все же исчезнет.

Но если он не исчезнет? Если страх останется навсегда, будет непреходящим, превратится в вечный, мучительный вопль безысходности?

Нет! Это просто паника, он когда-нибудь кончится. Только первая волна... волна, волна... Волна по определению не может длиться всегда... Раздался звук, словно где-то в стене взорвалась маленькая бомбочка. Джоанна повернулась, задыхаясь от страха. Она попыталась определить, откуда именно он донесся, но в это время звук повторился — только уже в каком-то другом месте. Казалось он рождается где-то за плиткой и зеркалами, в толще самих стен. Такого звука Джоанна никогда не слыхала — острый, опасный, проникающий буквально повсюду. В том, как он повторялся, было что-то гипнотическое; с каждым разом Джоанне становилось не только все труднее определить его источник, но и убедить себя в том, что этот звук — не порождение ее собственного мозга.

Но потом случилось кое-что, и она перестала думать, будто воображает его себе. Все началось с другого звука, отвратительного царапанья, словно когти скребли по стеклу. От него у Джоанны сводило зубы — зато на сей раз она смогла определить, откуда он слышится, а потом ее словно непонятной магнетической силой потянуло к зеркалу. Она видела в нем свое отражение и обстановку ванной комнаты — но не на этом было сосредоточено ее внимание, а на самой зеркальной поверхности.

Она почувствовала, что там происходит что-то — и едва она это почувствовала, как на стекле начали появляться буквы — рваные, неровные линии, нацарапанные на серебристой блестящей поверхности с той стороны стекла; их словно выводила чья-то рука — но в таком месте, куда ничья рука не могла бы добраться.

Первой возникла буква "П" — но прежде чем она была завершена, начали появляться другие, почти одновременно, будто каждая отдельно гравировалась по линиям, которые висели в пространстве в какой-то неуловимой точке между Джоанной и ее отражением.

Она зачарованно смотрела, как строится слово. Сначала она не поняла его смысла, и на какую-то долю секунды подумала, что слова написаны на непонятном языке. Потом она сообразила, что это английские буквы, только она видит их задом наперед, как с другой стороны:

ПОМОГИТЕ

У Джоанны закружилась голова; она почувствовала, что падает, но как-то странно, словно валится в саму себя, теряя форму и плоть. Она уцепилась за что-то и на мгновение успокоилась: все хорошо, она немного повисит так, и все пройдет.

Толстый резиновый коврик на полу остановил ее падение. Она ударилась коленом, потом — локтем и кистью. Оттолкнувшись от пола, Джоанна поднялась на ноги. Она была невредима, но теперь понимала — от того, что случилось, нельзя ускользнуть даже в беспамятство.

ПОМОГИТЕ!

— Помогите! Ральф, помоги мне!

Она бросилась к двери и начала отчаянно дергать ручку. Неожиданно дверь открылась — словно по собственной воле, а не подчиняясь ее усилиям. Не щелкнули ни замок, ни щеколда; дверь просто открылась и выпустила ее.

Ральф входил в комнату в дальней стороне коридора, когда Джоанна, бледная от пережитого ужаса, выскочила из ванной. Он подбежал к ней.

— Джо, что случилось?

— Разве ты не слышал меня?

— Я вообще ничего не слышал. С тобой все в порядке?

— Просто давай уедем — прямо сейчас, пожалуйста.

Глава 56

Было всего только семь тридцать утра, когда телефон Сэма зазвонил. Сэм уже допивал второй кофейник и оборвал извинения Ральфа за столь ранний звонок.

— Что случилось? — спросил он, чувствуя тревогу в голосе Казабона.

— Та женщина, которую вы искали вчера вечером. После вашего ухода она нанесла нам визит. И кажется, не только нам, но и родителям Джоанны.

— И?

Ральф заколебался.

— Я думаю, нам было бы лучше поговорить лицом к лицу. Мы с Джоанной сейчас в гостинице, но я могу приехать домой через двадцать минут. Вы можете встретить меня там?

Когда Сэм вышел из такси, Ральф Казабон ждал на ступеньках дома номер 139. Он выглядел утомленным, встревоженным, и очень отличался от того самоуверенного и твердого человека, который накануне вечером открыл Сэму дверь.

— Спасибо, что приехали, доктор Таун, — Казабон вынул из кармана брелок с ключами и, отпирая дверь, примирительно рассмеялся. — Я говорил себе, что подожду вас снаружи, чтобы вы могли увидеть все в точности так, как было вчера вечером. Но правда заключается в том, что я просто боюсь войти в собственный дом.

— Любой трезвомыслящий человек на вашем месте тоже побаивался, — сказал Сэм, стараясь скрыть нетерпение.

Казалось, дверь чем-то завалена с той стороны, потому что Ральф не мог открыть ее полностью. Войдя вслед за ним, Сэм увидел одежную вешалку на полу.

— Это было первое, что случилось. Грохот от ее падения разбудил нас.

Сэм кивнул с таким видом, будто такие детали его мало интересовали.

— Расскажите мне об этой женщине, — сказал он. — Опишите ее. — Ральф выполнил просьбу, и Сэм мрачно слушал его. Когда Казабон замолчал, он снова кивнул. — Это она. Джоанна тоже ее видела, так?

Ральф покачал головой.

— Не тогда. Когда Джоанна вошла в гостиную, женщины там уже не было. Мы подумали, что она только что убежала. Но потом, когда все это началось... — он искоса посмотрел на Сэма, словно не был способен или стыдился взглянуть ему прямо в глаза. — Она — призрак, не так ли?

— Если бы я знал точно, я бы сказал вам. Но я не знаю.

Ральф снова посмотрел на него, на сей раз более прямо, будто пытался решить, говорит ли Сэм правду. Впрочем, к какому бы решению он ни пришел, он оставил его при себе.

— Проходите сюда, — сказал он, и зашагал к гостиной. — Вам стоит на это взглянуть.

На пороге Казабон замер и, бормоча ругательства, уставился на то, что открылось его взгляду.

Сэм заглянул мимо него в комнату и увидел картину полного разорения. Стулья и столы были опрокинуты, лампы, вырванные из гнезд, висели на проводах; все вазы и статуэтки были разбиты, рама картины — разбита. Даже ковер и покрытие пола были разорваны в нескольких местах, и выглядывали голые половицы.