Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков

Главнокомандующий залюбовался этим зданием и спросил Машукова:

– Много вам надо денег на его достройку и прием воспитанников?

– Семнадцать миллионов, Ваше Превосходительство! – ответил Машуков.

– Я вам верю. Давайте бумагу. Я вам дам, – сказал генерал Деникин и подписал поданную старшим лейтенантом Машуковым «смету на достройку корпуса».

Н.Н. был в полном восторге. Темно-карие глаза его ликовали; за спиной развертывались сильные орлиные крылья, руки были развязаны, свободна была творческая воля. Громадные, сильные деньги были в руках, а в них жизнь любимого детища. Хотелось выбежать на палубу и, обратясь лицом к Севастополю, прокричать громким ликующим голосом: «Ура! Да здравствует Морской корпус!!! Ура!»

14 октября 1919 года к часу доклада и приема у Главнокомандующего в Таганроге в приемной комнате собрались офицеры штаба. Разговор коснулся открываемого Морского корпуса, которым теперь интересовался весь флот.

Сегодня решался выбор директора корпуса, который все еще не был назначен. Среди присутствующих звучали имена адмиралов Ненюкова[239], Зеленецкого[240], Остелецкого[241] и Евдокимова[242].

В зал выходили две двери. Одна вела в кабинет вице-адмирала Герасимова, другая – к генералу Деникину.

Первая дверь отворилась, и на пороге появился адмирал Герасимов, держа в руке доклад и приказы по Морскому ведомству. Офицеры штаба стали просить адмирала о назначении директором Ненюкова или Зеленецкого. За золотым пенсне янтарной искоркой блеснули на них темно-бархатные глаза, и властные губы еле замет-но улыбнулись. Адмирал прошел во вторую дверь. В приемной водворилась тишина ожидания. Через четверть часа дверь из кабинета генерала Деникина отворилась и в приемную вышел адмирал Герасимов.

Хлопнув широкой загорелой рукой по докладу, он сказал:

– Готово. Директор назначен.

Офицеры встали и с любопытством обступили его.

– Кто же, кто? – послышалось со всех сторон. – Зеленецкий или Ненюков?

– Контр-адмирал Ворожейкин, – ответил начальник Главного морского управления, и янтарек опять заиграл в бархате глаз.

– Как?.. Почему? – спросили офицеры.

– Он детей любит, пусть их и воспитывает, – ответил адмирал Герасимов и, улыбнувшись доброй улыбкой, прошел к себе в кабинет, оставив в приемной удивленных офицеров, безмолвно смотревших друг на друга.

В тот же день был издан приказ о назначении директора Морского корпуса, и копия этого приказа срочною почтою полетела в Севастополь контр-адмиралу С.Н. Ворожейкину; и, когда она попала ему в руки, бывший директор Морского корпуса снова приехал на родной ему участок и начатую им великую постройку и, встреченный мною на знакомой ему пристани, вошел вновь в свою прежнюю директорскую квартиру, прошел все, пустые еще комнаты, вышел со мною на балкон с белыми колоннами.

В ту же минуту на соседней горе Братского кладбища ударил колокол пирамидального храма.

– Ваше Превосходительство, ваше возвращение в корпус свершается под звон колоколов, – сказал я адмиралу.

Долетел приказ о назначении директора Морского корпуса и до Машукова, и задумался он над ним глубоко. Вспомнилась далекая Одесса. Радостная, ликующая и нарядная в дни освобождения от большевиков. Благодарная своему освободителю, она устраивает генералу Деникину торжественную встречу; праздник в честь его и вечером парадный спектакль в большом театре. Блестящий зал переполнен нарядной публикой, хрустальные люстры льют снопы радужного света на партер и переполненные ложи.

В Царской ложе сам Главнокомандующий, а рядом в соседних – его свита. Капельмейстер взмахнул палочкой, люстры погасли, зажглась лампа и медленно поднялся бархатный занавес с золотыми шнурами. Волны могучей русской музыки полились по залу, поднимаясь по ярусам к высокому потолку. Шла опера «Князь Игорь». Во время первого антракта в свитской ложе сидели на бархатном диване два вице-адмирала, Герасимов и Ненюков, тут же находился и Н.Н. Машуков. Разговор шел о назначении директора Морского корпуса.

– Сходите в партер, Николай Николаевич, и поищите контр-адмирала Зеленецкого и уговорите его принять пост директора, – сказали адмиралы старшему лейтенанту Машукову.

Он с радостью бросился в зал, где среди блестящей публики отыскал адмирала Зеленецкого и, после недолгого уговора, добился его согласия. Вернувшись в свитскую ложу, доложил о результате пославшим его адмиралам.

Поздно ночью, по окончании оперы, проезжая на судно по иллюминированному городу, все радовался, что «его кандидат» прошел в директора открываемого им корпуса… и вдруг теперь… такая неожиданная перемена!..

Тем же приказом Главнокомандующего от 14 октября 1919 года старший лейтенант Машуков был произведен в капитаны 2-го ранга за громадные труды, положенные им на открытие Морского корпуса, а благодарный флот сделал его командиром крейсера «Алмаз»[243].

В новых погонах явился на участок Морского корпуса молодой капитан 2-го ранга. Вошел в свою канцелярию заведующего делами Морского корпуса, где писались уже списки новых гардемарин и кадет.

Втроем, директор корпуса, Н.Н. Машуков и я – командир роты, обошли мы все работы, здание и дачу «Голландию». Работы шли полным ходом и должны были бы порадовать сердце их основателя; но капитан 2-го ранга Машуков был настроен печально в этот приезд свой. Не прошли в корпус его кандидаты в директоры, и это так огорчило самолюбивое и гордое сердце молодого организатора, что он отказался от инспекторства и, простившись с нами, возвратился вновь на свой крейсер «Алмаз».

Прощаясь с ним на корпусной пристани, я просил Н.Н. Машукова рекомендовать хороших офицеров воспитателями кадет вверенной мне роты. Николай Николаевич выполнил это блестяще из любви к корпусу и доброй памяти о своем воспитателе.

Классы и спальни своей роты я украсил коллекциями фотографий из жизни флота и кадет в Петроградском корпусе. Вокруг этих картин и фотографий были скрещенные весла, спасательные круги, якоря, канаты, тросы, анкерки, словом, все, что могло им дать понятие о службе и жизни моряков и вселить интерес к кораблю и морю.

Выйдя однажды на балкон своей квартиры, я увидел, что с пристани по дорожке к флигелям поднимается пожилой человек – сутулый, в сером штатском костюме, с трудом идущий в гору. Он остановился, чтобы передохнуть, и, подняв голову, посмотрел на мой балкон. Я увидел белое лицо с седоватой, клинышком бородкой и усами. Я сбежал к подъезду и, подойдя к господину в штатском, вдруг узнал генерал-майора Завалишина[244].

Александр Евгеньевич поздоровался со мной дружелюбно, как с долголетним сослуживцем по Петербургскому Морскому корпусу, и сообщил мне, что ездил в Таганрог и имеет из Ставки назначение заведующим хозяйственной частью корпуса.

Со следующего дня я, по распоряжению Н.Н. Машукова, стал сдавать генералу Завалишину здания, склады имущества и служителей, и из хранителя и заведующего корпусом вновь превращался в ротного командира. А.Е. Завалишин, бывший много лет опытным начальником громадного хозяйства богатейшего корпуса в Петрограде, сразу осмотрелся на