Ночной принц и я - Елена Холодная

Назвать все происходящее можно было одним словом — "неловкость". Локти, колени, руки, ноги — всего этого было слишком много, этого мужчины было слишком много, его вообще не должно было тут быть. Он был не тот. Скорее всего, и я для него была не та, повозившись минут пятнадцать, он резко встал и глядя на меня с презрением, сказал: "Сука, ты хуже мороженной рыбы, мне нужна живая женщина, а не труп…найди себе другого идиота.". Так закончился этот неудачный эксперимент, а я вздохнула с облегчением. Самооценка моя не упала, свой потенциал в страсти я знаю, просто истина далась мне реальным уроком — секс без любви не для меня.

На следующий день Толик явился без предупреждения. Дома никого не было, мама с Настасьей отправилась в детскую поликлинику, а я занималась домашними делами. Услышав звонок в дверь, я пошла ее открывать и с ходу получила звонкую затрещину. В глазах запрыгали звездочки и если честно, я не сразу сообразила, что происходит. В глазах Анатолия горел недобрый огонек и он был здорово "навеселе".Он ворвался в квартиру, схватил меня за руки и сильно встряхнул. "Ну чего, зая моя, — он притянул меня к себе и я закашлялась от перегара, — попробуем ещё раз" Он сорвал с меня халат — пуговицы разлетелись во все стороны и потянул к спальне. Я извивалась, пыталась кричать… Но врятли бы кто меня услышал — Лекс поставил отличную звукоизоляцию. Я попала в собственную ловушку. Толик кинул меня на кровать, прижал одной рукой мои запястья к покрывалу над головой. А я смотрела на него и понимала, что значит глаза зверя. В его взгляде сквозила холодная уверенность, что он либо сейчас изнасилует меня, либо убьет. Грудь разболелась, то место, где прошла пуля, начало нестерпимо ныть. Внутри медленно поднимался приступ давно забытой, благодаря Лексу, паники. Из глаз выступили слезы. Я зажмурилась, чтобы не видеть, что он со мной будет делать. Однако проходили мгновения, но ничего не происходило.

— Доска! — раздался полный отвращения голос. — даже дать нормально не можешь!

Потом руки отпустили, и я приоткрыла один глаз, на мгновение, заметив опавший член. Толик застегнул ширинку, а минутой спустя захлопнул дверь.

Лишь по прошествии нескольких долгих минут я натянула на себя покрывало и уселась в уголке кровати. Меня душили слезы от такого обращения, но одновременно и смех, от увиденного мною результата. А когда пришла мама я уже спала, устав ото всех переживаний.

На следующий день я позвонила Елени и рассказала ей обо всем: о сексе и о грубости Толика, о моем нежелании и мыслях о расставании. Ответом несколько секунд было молчание, а потом серьезный вопрос:

— Ты уверена?

— Не бывает абсолютной уверенности, — возразила я.

— Тогда хотя бы на сколько процентов?

— На девяносто пять.

— Я думала ты ответишь на девяносто девять и девять. Значит, есть сомнения. Я думала ты твердо решила.

— Сомнения, конечно, есть, — подтвердила я. — Но не такие большие, как кажется. Обычные сомнения. Двух вариантов быть не может.

— По-моему, у тебя есть эти два варианта. Быть или не быть? — не согласилась Елень.

— Цитируешь классиков. "Быть"? Такой вариант не предусмотрен в инструкции по применению.

— И все-таки ты уже решила, — закончила Ленка. — Зачем тогда было звонить мне?

— Решила узнать твое мнение.

— Зачем? Оно и так тебе известно. При любом раскладе я поддержу тебя, скажи только одно — жалеть не будешь?

— Может, буду, может, нет. Кто знает. Второй вариант более вероятен. Героиновую зависимость ещё пока никто не отменял.

— Тоже верно, — вздохнула подруга.

Несколько минут мы помолчали, а потом я положила трубку. От разговора с Еленью стало ещё хуже.

Настя заплакала в колыбели и я пошла греть молоко. Через несколько минут она уже причмокивала смесью из бутылочки, придерживая её двумя ручками. Когда в бутылочке не осталось ни капли, дочка отпустила её и взглянула на меня своими ясными синими глазками, словно хотела что-то сказать. Я поставила бутыль на пеленальный столик и взяла её на руки.

— Эх, малышка! Какая же твоя мама дура! Сначала верит твоему папе, а потом отдается чужому дяде. Да и какая из меня ещё мама! Сама большой ребенок. Ведь о тебе заботится бабушка. Милый кисеныш, как же нелегко твоей мамочке. Как же мне нелегко. Ты ведь совсем кроха и меня наверное не понимаешь, — я замолчала, убирая с пеленального столика бутылочку и кладя туда Настьку. Подгузник хорошая вещь, но и его менять нужно каждые три часа. — Вот и сейчас остались мы без папы. Твоя дурочка-мама даже не знает где он, а твой папочка и не ищет её. Разонравились видно мы ему. Нашел он в своем городе наверное пофигуристей, и покрасивей, с ногами от ушей и попой как у Перис Хилтон. Ну ничего, мы прорвемся.

Я посадила малышку в манеж, и пошла выкидывать использованный подгузник.

— Па-па, — понеслось мне в след.

Я выронила свою ношу. Только что, моя агукавшая до этого, Настька сказала свое первое слово.

— Настенька, что ты сказала? — я на сверхзвуковой скорости подлетела к манежу.

— Па, — произнесла моя мышка, тряхнув игрушечного льва, — па.

— Мам!!! — закричала я.

Страхи и сомнения улетучились. Как, скажите, я могла на что-то отвлекаться? Ждать чуда? Если самое чудесное из чудес было под моим носом. Мое маленькое и самое любимое чудушко — моя дочка, моя Настенка.

— Мам, — снова крикнула я, и когда в дверях показалась заспанная матушка, закончила фразу, — Настька заговорила.

— Па-па, — снова раздельно произнесла Настена, теребя несчастного льва и одновременно подтверждая мои слова.

— Настя, ну-ка повтори для бабушки что ты сейчас сказала?

— Па-па.

Так начался день "настоящего Папы". Самое интересное, что это была пятница тринадцатое. Ирония судьбы — то ли святое Провидение, то ли разгул нечистой силы решил мою судьбу. И этот день стал тем самым переломным моментом. Это было лишь началом всех сюрпризов, свалившихся на меня, как из рога изобилия.

Слушая утренние новости я узнала, что три дня назад вечером был убит в собственной квартире Самсонов Олег Николаевич. Известный питерский криминальный авторитет по кличке Самсон. Я не обратила на это внимание, лишь вскользь подумала, что так этой сволочи и надо. Несколькими часами позже в подъезде загрохотали крышки почтовых ящиков и я пошла проверить почту. Нам пришло письмо. Странный легкий конверт. Я, с удивлением увидела свое имя в графе "Кому". Меня насторожил странный обратный адрес: Санкт — Петербург, а/я 185, до востребования. Имя отправителя заставило меня задержать дыхание: Воронцов Александр Аркадьевич. "Лекс!" — пронеслось в голове. Лекс! Я еле удержалась от того, чтобы не вскрыть конверт прямо в подъезде. Ворвавшись в квартиру, так что хлопнула дверь, я подбежала к столу и оторвала боковинку. Нас стол выпали алые розовые лепестки и лист бумаги в линейку, сложенный втрое. Мама, увидев послание, кивнула и собрала Настенку на утреннее гуляние. Я же держала исписанный листик и не решалась открыть. Что он мне написал? Неужели покинул? Или… нет. Он дал бы о себе знать. И только через полчаса, уверившись, что поступаю абсолютно правильно, я развернула послание. Узнала почерк. Красивый, каллиграфический. И сейчас строчки, написанные родной рукой, согревали душу.