Молодые львы - Ирвин Шоу

– О! Это было бы слишком, – ответил он, посмеиваясь и удобнее усаживаясь на роскошном кожаном сиденье.

– Как вы думаете, что с ними будет? – спросил Христиан.

Гарденбург небрежно пожал плечами.

– Они сдадутся в плен и пойдут в английскую тюрьму. Итальянцы любят сидеть в тюрьме. Ну, а теперь помолчи, я хочу спать.

Через несколько минут его дыхание стало ровным, а окровавленное, грязное лицо приняло спокойное и почти детское выражение – он спал. Христиан бодрствовал. «Кто-то, – думал он, – должен наблюдать за пустыней и за водителем». Водитель сидел впереди в напряженной позе, быстро ведя по дороге мощную машину.

Над городком Мерса-Матрух только что пронеслось дыхание смерти. Они пытались найти кого-нибудь, чтобы доложить о себе, но в городе царил хаос. Среди руин двигались машины, брели отставшие от частей солдаты, стояли подбитые танки. Вскоре после их прибытия налетела эскадрилья самолетов, которая бомбила город в течение двадцати минут. Разрушений стало еще больше.

Из-под обломков разбитого санитарного поезда доносились дикие крики людей. Казалось, все стремились только на запад; поэтому Гарденбург приказал водителю влиться в длинный медленно двигающийся поток машин, и они направились к окраине города. Там находился контрольный пункт, у которого стоял изможденный капитан с приколотым на доску листом бумаги.

Капитан спрашивал у проходивших мимо него потоком запыленных и изнуренных людей фамилии и наименование частей и записывал их. Он походил на помешанного бухгалтера, пытающегося подвести баланс банка, разрушенного землетрясением. Капитан не знал, где находится штаб их дивизии и существует ли он еще. Деревянным мертвым голосом он повторял, с трудом шевеля покрытыми коркой губами:

– Проходите, проходите. Черт знает что. Проходите.

Увидев, что у них водитель итальянец, он приказал:

– Оставьте его здесь, со мной, мы используем его для обороны города. Я дам вам водителя немца.

Гарденбург мягко заговорил с итальянцем. Тот заплакал, но все-таки вышел из машины и направился к капитану, небрежно волоча по пыли винтовку, ухватив ее за ствол у самого дула. В его руках винтовка казалась безобидной и мирной. Он безнадежным взглядом провожал катившиеся мимо орудия и машины, полные солдат.

– С таким войском нам ни за что не удержать Матрух, – мрачно проговорил Гарденбург.

– Конечно, – согласился капитан, – конечно, нет. Черт знает что. – И, всматриваясь сквозь пыль в громыхавшие мимо него два противотанковые орудия и бронемашину, поднявшие новые облака пыли, он стал записывать номера их частей.

Капитан посадил к ним водителя танка, потерявшего свой танк, и пилота мессершмитта, сбитого над городом, и посоветовал как можно быстрее добраться до Эс-Саллума: там, в далеком тылу, обстановка, вероятно, не такая тяжелая.

Водитель танка был рослый белокурый деревенский парень; он уверенно взялся за руль и повел машину. Он напомнил Христиану ефрейтора Крауса с окрашенными вишневым соком губами, давно уже погибшего под Парижем. Пилот был молодой, но лысый, с серым морщинистым лицом; у него нервно дергалась щека, и рот не менее двадцати раз в минуту скашивался вправо.

– Еще сегодня утром, – повторял он, – у меня этого не было, а теперь становится все хуже и хуже. Это очень противно?

– Нет, – ответил Христиан, – почти ничего не заметно.

– Меня ведь сбил американец, – с удивлением заметил он, – первый американец, которого я увидел в жизни. – Он покачал головой, как будто это была самая крупная неудача немецкого оружия за всю африканскую кампанию. – Я даже не знал, что они здесь.

Белокурый парень был хорошим водителем, он умело маневрировал по забитой машинами дороге, ловко объезжая воронки от бомб и ямы. Дорога шла вдоль берега Средиземного моря, спокойного и прохладного, простирающего свои сверкающие голубые воды до Греции, Италии, Европы…

Это произошло на следующий день.

Они все еще ехали на своей машине. Пополнив запас горючего из разбитого грузовика, стоявшего у дороги, они продолжали свой путь в длинной, медленно двигающейся колонне, которая то останавливалась, то снова шла по извилистой, разбитой дороге, поднимающейся от маленького разрушенного городка Эс-Саллум к Киренаикской возвышенности. А там, внизу, белели остатки полуразрушенных стен, живописно разбросанные по берегу бухты, напоминавшей своей формой замочную скважину. Вода в бухте была ярко-зеленой, а там, где она вдавалась в обожженную землю, – чисто-голубой. В воде покоились затонувшие суда, сохранившиеся, казалось, со времен войн глубокой древности; их контуры мягко и спокойно колыхались на легкой зыби.

Лицо пилота дергалось теперь еще сильнее, и он все просил, чтобы ему дали посмотреться в зеркало водителя. Бедняга старался поймать момент, когда начинается тик, и как-то остановить его, чтобы посмотреть, как это выглядит, но это ему никак не удавалось. В течение всей прошлой ночи он каждый раз, засыпая, мучительно вскрикивал, и Гарденбурга это порядком раздражало.

Внизу, казалось, восстанавливался порядок. Вокруг города стояли зенитные орудия, можно было видеть, как на его восточной окраине окапываются два батальона пехоты, а вдоль берета расхаживал взад и вперед генерал и, размахивая руками, отдавал распоряжения.

Из растянувшейся, насколько мог видеть глаз, колонны были выведены и сосредоточены в резерве позади пехоты несколько танковых подразделений; с высоты было видно, как маленькие фигурки заливают в танки горючее и подают боеприпасы в башни.

Гарденбург, стоя в машине, внимательно наблюдал за всем происходящим; в это утро ему даже удалось побриться, хотя его сильно лихорадило. Губы его потрескались и покрылись болячками, на лбу была чистая повязка, но-он опять выглядел как солдат.

– Вот здесь мы их и остановим, – заявил он, – дальше им не пройти.

В это время со стороны моря показались самолеты, гул их моторов заглушал рокот танков, поднимавшихся вверх по дороге. Они шли на небольшой высоте, правильным клином, словно выполняя фигурный полет на параде. Казалось, они шли очень медленно и были легко уязвимы, но почему-то никто по ним не стрелял. Христиан видел, как, описывая в воздухе кривые, начали падать бомбы. Потом раздался взрыв на склоне горы. Шедшая наверху по дороге грузовая машина медленно опрокинулась и, грузно кувыркаясь, полетела вниз со стометрового обрыва. Из машины вылетел ботинок, описав длинную дугу, как будто был выброшен человеком, который решил спасти от катастрофы первую попавшуюся ему под руку вещь.

Следующая бомба разорвалась совсем рядом. Христиан почувствовал, что какая-то сила поднимает его в воздух, и успел еще подумать: «Это несправедливо, после того, как я ушел так далеко и пережил такие т-рудности! Нет, это очень несправедливо». Он знал, что его ранило, хотя и не ощущал боли, и подумал, что умирает. Так легко и приятно было погружаться без всякой боли в крутящийся разноцветный хаос. Потом он потерял сознание.

Через некоторое время он открыл глаза. Что-то тяжелое давило его, он попытался освободиться, но безуспешно; в воздухе чувствовался едкий запах кордита, медный запах обгорелых камней, знакомый запах горящих машин: резины, кожи и паленой краски. Потом он увидел китель и повязку и понял, что это, должно быть, лейтенант Гарденбург. Лейтенант тихо повторял: «Доставьте меня к врачу». Но только голос, нашивки и повязка говорили о том, что это лейтенант Гарденбург, потому что вместо лица у него была лишь красно-белая бесформенная масса, а спокойный голос раздавался откуда-то из глубины, сквозь красные пузыри и белые волокна; это было все, что осталось от лица лейтенанта Гарденбурга. Как сквозь сон, Христиан старался вспомнить, где он видел что-то похожее, но ему было трудно думать, потому что он снова начал впадать в беспамятство. Но он все-таки вспомнил – это было похоже на гранат, грубо и неаккуратно разрезанный, испещренный белыми жилками, с красным соком, вытекающим из блестящих, спелых шариков на ослепительно белую тарелку. Он вдруг почувствовал сильную боль и долго не мог ни о чем больше думать.

17

– Они уверяют, – говорил голос из-под бинтов, – что за два года могут сделать мне лицо. Я не строю иллюзий и знаю, что не буду выглядеть как киноактер, но уверен, что лицо будет сносное.

Христиану приходилось видеть такие сносные лица, заштопанные хирургами на изуродованных черепах людей, доставленных к ним на стол. Поэтому он не разделял уверенности Гарденбурга, но все же поспешил ответить:

– Конечно, господин лейтенант.

– Уже почти точно можно сказать, – продолжал голос, – что через месяц я буду видеть правым глазом; одно это – уже победа, даже если большего сделать не удастся.

– Конечно, – согласился Христиан. Разговор шел в затемненной комнате виллы, расположенной на прекрасном, залитом зимним солнцем острове Капри в Неаполитанском заливе. Христиан сидел между койками, вытянув перед собой забинтованную, негнущуюся ногу, едва касаясь ею мраморного пола и прислонив костыли к стене.