Полет Кондора - Владимир Лещенко

Сто сорок. Дверь технического этажа, странно вспучившаяся, как будто изнутри ее пыталось вынести стадо псевдогигантов, молотя двутавровой балкой. Двести. Бронекабели, перерезанные или перерубленные, как гнилые нити бритвой. Триста двадцать. Решетка, сквозь которую протянул руки скелет в обрывках защитного костюма…

Четыреста. Чья–то мумифицированная кисть на перилах, вырванная с мясом, но так и не отпустившая намертво сжатый металл…

Пятьсот восемьдесят. Он равнодушно переступает через «пламя», соблазнительно выделяющееся на рифленом металле ступенек.

И когда бесконечная спираль лестницы вдруг оборвалась и Кондор оказался в небольшом железобетонном кубе с приоткрытой ржавой дверцей, откуда лился сероватый дневной свет, он даже не сразу поверил.

Сделав шаг, подумал, отвлеченно и как будто не о себе, что, если эту дверь заклинило, он упадет и тут же умрет… Но дверь поддалась нажиму, с ржавым скрипом распахнувшись.

Он стоял почти на самой вершине холма, поросшего высокой травой. Внизу был прореженный буреломом лесной массив, и как сталкер ни старался, он не мог даже приблизительно определить, в какой стороне находится вход, через который они, похоже, что уже вчера, проникли в катакомбы. Он вытащил ПДА и надавил клавишу. На высветившемся экране обозначилось место. Далековато придется идти.

Ощущая подступившую слабость, он принялся набирать просьбу о помощи, но прибор отреагировал возмущенной писклявой трелью — в нем что–то разладилось, и сообщения не желали отправляться. Тогда Кондор, пожав плечами, начал спускаться с холма, заставляя себя забыть о боли и усталости.

…Он шел, тяжело переставляя ноги, лишь время от времени сверяясь с ПДА и останавливаясь, чтобы достать очередную крупинку обезболивающего.

Снадобье, которым его снабдил покойный Ливси, и впрямь имело побочные эффекты — а может, это были последствия того, что случилось в катакомбах. Но что–то с ним явно было неладно — и крепко. Иначе как объяснить эти непонятые провалы в памяти, накатывавшие на него?

Бывало, что, очнувшись после них, он обнаруживал, что шел точно по маршруту, проложенному ПДА, бывало — оказывалось, что он свернул перпендикулярно к направлению движения. Правда, однажды именно там, где он должен был пройти, сияло какое–то непонятное зарево и поднимался к облачному небу столб дыма ядовитых оттенков.

Один раз он обнаружил себя вообще в глухом лесу на краю идеально круглой большой ямы.

Вся она до глубины в два человеческих роста была забита трупами чернобыльских псов — черных, рыжих, пегих, откуда–то попал даже один полосатый. Мертвые твари были в разной степени разложения — и совсем свежие, и вздутые, и плоские, уже облезлые шкуры с торчащими костями. Пахло псиной, тухлятиной и почему–то ацетоном.

По трупам бродила одинокая ворона чуть ли не с гуся размером, снизу вверх кося блестящим глазом на сталкера. На то, чтобы выбраться из дебрей, у него ушел час. Но стоило ему выйти на нужное направление, как на него вновь накатило, и он очнулся чуть ли не уперевшись носом в нечто невиданное — исполинскую сосульку метра три толщиной, в землю уходящую неведомо насколько, а к небу поднимавшуюся метров на десяток с гаком.

Внутри ледяной глыбы, замерзшей мгновенно, так что внутри виднелись пузырьки воздуха, виднелись чьи–то тела — то ли людей, то ли кровососов, — можно было различить лишь смутные очертания рук и ног.

Самое же удивительное, что на вершине оплывшего мини–айсберга восседал самый настоящий чернобыльский кот — тварь, официальной наукой малоизученная, да и в среде сталкеров не шибко популярная. При приближении Кондора кот бесшумно спрыгнул и унесся в перелесок.

Еще один раз он очнулся, оставив за спиной какие–то руины — груды обломков бетонных плит, скрученного в узлы арматурного железа и нагромождений битого кирпича. Как он ухитрился проложить путь среди этого хаоса — было непонятно. Возможно, промелькнуло у него, так и становятся зомби — постепенно утрачивая связь с реальностью, превращаясь в ходячие автоматы, движимые непонятной силой…

Так он шел час за часом, уже понимая, что заночевать придется, видимо, под открытым небом — без жратвы и огня. Ничего, он выдержит — не впервой… Только бы не выброс и не стая мутантов, не влететь в аномалию, не попасться на глаза братьям–сталкерам, которые, чего доброго, пристрелят его, приняв за живой труп…

Провалы то накатывали один за другим, то отпускали на много часов, а реальность определенно перемешивалась с бредом.

Позже ему никак не удавалось воссоздать в памяти, сколько он находился в таком оцепенении разума и чувств.

…Грудь сжимала давящая боль, левое колено напоминало о себе, но он знал, что не может позволить себе отдохнуть, иначе просто свалится и уже не встанет.

Потом он зафиксировал краем глаза какое–то движение слева. Повернулся, машинально вскидывая пистолет. Параллельно ему вышагивала девушка, внимательно смотря под ноги и, казалось, с головой ушедшая в какие–то свои мысли.

Облачена она была в обтягивающий комбинезон оттенка цветущего мака. Он не испугался — лишь с отстраненной деловитостью отметил про себя, что по крайней мере одна из легенд Зоны подтвердилась.

Если, конечно, это не бред. Опустив «Макаров», Кондор обреченно выматерился.

«Вот ты, значит, какая, Алая Посланница…»

Девушка шла неторопливо, как будто строго параллельно, но в то же время каким–то образом приближаясь с каждым шагом. Когда она подойдет вплотную — он умрет.

Говорили разное про нее. Что это одна из первых сталкерш или просто девчонка, по глупости влезшая в Зону и изнасилованная, а затем зверски убитая мародерами.

Что она, напротив, одна из самых беспощадных бандиток, не оставлявшая никого из очевидцев в живых. Что она ученый, добравшаяся до Монолита и пожелавшая не того, что нужно… Или пассажирка печально знаменитого рейса «518–омега» бесследно исчезнувшего над Зоной в 2010 году.

Но кем бы она ни была, по преданиям, она является сталкерам перед концом — и никто из видевших ее уже не возвращался из Зоны: лишь из предсмертных слов вольных бродяг известно о ней…

Сталкера внезапно затрясло, будто в ознобе, рот наполнился вязкой кислой слюной, затем он почувствовал ледяную дрожь, пробегающую по спине, а потом слабость. Ему не впервой было испытывать все это: подобные ощущения — частые спутники приближающегося выброса. Значит, все… Не врут легенды… Никому не удавалось выжить после выброса вне убежищ… Но почему вокруг нет других признаков — накатывающей темноты, сияния, диких порывов ветра?

Девушка между тем как ни в чем не бывало принялась раздеваться, оперативно выбравшись из пресловутого алого комбеза, под которым не было ничего. Кондор даже невольно улыбнулся — не хочет ли Посланница подарить ему несколько приятных минут перед смертью?

…В следующий миг нагая девушка, оказавшись рядом, наклонилась почти вплотную к лицу Кондора…

ЭПИЛОГ

…В следующий миг нагая девушка наклонилась почти вплотную к лицу Кондора, так что он смог разглядеть крохотный шрамик на острой скуле и еле уловимую дрожь длинных ресниц. Она явно молча что–то спрашивала — но Кондор не знал, что ответить, — ибо не умел читать мысли. Сочтя молчание знаком согласия, девушка занялась своим делом так, словно перед ней не он, мужчина тридцати одного года отроду, а некий неодушевленный предмет. Результат не замедлил последовать — через минуту Кондор больше не воспринимал свое тело, он словно колыхался в полузабытьи на волнах теплого моря. Ловкие руки разминали его мышцы, вызвав нарастающее томление — куда острее обычного желания… Слегка улыбаясь влажными губами, девушка устроилась у него на животе… В тот же момент по телу забегали, защекотали невидимые короткие импульсы, и сдерживать немедленно поднявшуюся на дыбы волну экстаза стало невозможно. И тут же он выгнулся дугой от охватившего все тело неодолимого мощного горячего урагана. Волна сладострастия пронеслась несколько раз, затихая наконец…

Ему казалось, что с каждым движением он уходит глубже и глубже в насыщенную, непроницаемую, вязкую мглу, сквозь которую невозможно ничего видеть. Каждое касание превращается в россыпи искр, расходящихся по телу… Ни одна связная мысль не держалась в голове; он мог только созерцать и даже не искал определений тому, что видел. Некоторое время он наблюдал гибкое тело изящной феи, а потом прикрыл глаза, и лишь полусвет изящного светильника, подвешенного над ложем, пробивался сквозь веки. Он чувствовал себя жертвой кого–то из числа пресловутых туманных вампиресс или каких–нибудь мифических суккубов. В какой–то момент Кондор перестал понимать, какими частями тела его касаются, затем ему показалось, что им занимается не одна девушка, а две или даже больше… Затем она приступила к главному, и все, кроме этого, не имело значения. Дальнейшее помнилось смутно. В память врезалась только одна картинка, увиденная сверху — девица, что–то делающая с неподвижным телом… Он даже подумал, что вот оно и случилось — то самое: душа покинула окончившее земную жизнь тело…