Заповедь Варяга - Евгений Сухов

Телохранители служили Джамалу на совесть. Прежде чем вор входил в дом, охрана тщательно изучала все подступы к нему, проверяла лестничные площадки, где могла таиться опасность. Только при наличии стопроцентной гарантии вор входил в дом. Одно из правил безопасности гласило: ни в коем случае не оставлять машину без присмотра. У шикарного «Линкольна» Джамала неотлучно находился кто-нибудь из охраны.

Поразмыслив, Ильфан вычислил единственное слабое место в охране. Это была мойка. Вор требовал мыть машину едва ли не каждый день, капли грязи, попавшие на капот, он воспринимал почти как личное оскорбление. Машину мыли всегда в одном и том же месте. Джамал щедро расплачивался за услуги, как будто с колес автомобиля смывался не песок, а куски дерьма. Задача Ильфана состояла в том, чтобы незаметно проникнуть на мойку. Ему повезло, как раз недавно с мойки уволился один из служащих, и, предъявив фальшивые документы, Ильфан устроился на работу. Лимузин Джамала появился на третий день. Двое охранников терпеливо застыли у дверей мойки, один из них, посмотрев на рабочих, традиционно напомнил:

– Воды не жалейте, мойте как следует. Наш хозяин любит сверкающие лимузины.

Пренебрегая водой, льющейся за шиворот, Ильфан юркнул под днище «Линкольна» и, вытащив из рукава кусок пластита, прикрепил его под то самое место, где обычно предпочитал сидеть Джамал.

– Принимай, начальник, все по высшему классу, – сказал старший смены, выкатывая из ангара лимузин.

Служащие мойки знали, что Джамал был очень авторитетным вором, никто не посмел бы бросить в сторону отъезжавшей машины даже дурного взгляда, даже если бы с ними однажды «позабыли» расплатиться за услуги. Но Джамал предпочитал жить по понятиям и щедро расплачивался за хлопоты. Парни в строгих двубортных костюмах удобно расположились в мягких креслах и, помахав работягам, отъехали. «Линкольн» взорвался через час, когда следовал по набережной Москвы-реки. Потеряв управление, автомобиль снес чугунное ограждение и свесился разбитой мордой над мутной водой.

Резван любил скорость. Даже на узких, перегруженных транспортом улицах он выжимал из машины максимум возможного. По-настоящему красивая и дорогая машина может проявить себя только на хорошей трассе. Кольцевая объездная дорога – это жизнь. Быстрая езда всех расставляет по своим местам, здесь масти не перепутаешь! По правой полосе движутся тихоходы; центральную полосу занимают те, кто успел испытать счастливый миг удачи и всегда готов поменять горькую пайку на сладкий хлеб; по левой полосе спешат избранники фортуны, чья жизнь стремительна, подчас рискованна и полна азарта и риска.

Резван причислял себя к последней категории. Из удобного мягкого кресла ярко-красного «Феррари» он покровительственно посматривал на новые отечественные модели. В сотне метрах впереди ковыляла старая «Вольво». Резвану достаточно было слегка притопить газ, чтобы приблизиться к ней вплотную. «Вольво» не уступала дорогу и продолжала вихляться перед носом. Это напоминало вызов!

Адреналин, выброшенный в кровь, приятно щекотал нервы. Резван решил обогнать строптивый автомобиль. Он надавил на педаль газа, и «Феррари» стремительно рванул вперед. Оставалось подать слегка влево, чтобы на пологом спуске изящно обогнать жалкую колымагу. Законный повернул руль и почувствовал, что машина его не слушается и продолжает наращивать скорость. Водитель «Вольво», очевидно почувствовав неладное, отъехал вправо, освобождая полосу. Резван нажал на тормоз, который предательски легко провалился под его ступней. Дернул за ручник, рычаг послушно подался вверх – трос был перерезан.

– Аллах, – вымолвил его охранник Ахмед, наблюдая за тем, как стремительно приближается поворот.

Вор попытался вывернуть руль, но он не желал повернуться даже на миллиметр. Последнее, что он увидел в своей жизни, – это тяжело идущий впереди «КамАЗ» с лафетом, загруженным под самый тент стройматериалами. Удар «Феррари» пришелся в задний мост грузовика. Резван вылетел из кресла, разбивая лбом стекло, а в следующее мгновение развороченный двигатель раздавил ему грудную клетку. Он откинулся на спинку кресла уже мертвым.

– Какая же он все-таки скотина! Какая же он гадина! – размазывала Зина слезы по щекам.

– А ты чего хотела, чтобы тебя как принцессу принимали после всего того, что он о тебе узнал? – съязвил Тархан.

– Ты бы хоть помолчал! И так на душе тошно.

Аркаша лениво поднялся, взял Зину за подбородок и процедил:

– Послушай, шалава, поумерь свой пыл! Сейчас мне не до твоих слез. А потом, ты случайно не забыла, что ты мой законный трофей до самого утра? Пока нас не утопят, как слепых щенят, я могу делать с тобой все, что мне заблагорассудится!

Зина слегка отодвинулась, в ее глазах отразился страх.

– Ты меня хорошо поняла, детка?

– Да.

– Вот и помалкивай, пока я в дурном настроении. И не приведи тебя господь ляпнуть мне что-нибудь поперек.

Тархан попался в руки Лукьянова по глупости. Накануне он заглянул в один катран, где встретил своего старого партнера по картам – Кузю. Они частенько встречались в заведении Анзора Кивилиди. Как его зовут по-настоящему, никто не знал, но все называли его почему-то Кузя. Разложили карты, перекинулись в «шпилевку». Кузя проиграл пятнадцать тысяч баксов. Договорились встретиться через два часа в одном из дворов на Литейном. Но вместо денег смотрящий получил электрошоком в челюсть. А когда он упал, скрючившись от боли, его запаковали в лучшем виде, бросили в багажник машины, а потом переправили на остров.

В сарае, несмотря на полдень, было темно. Похоже, что еще совсем недавно здесь держали домашних животных, – пахло слежавшимся навозом, какими-то едкими прелыми испарениями и влажной гнилью. Зина восседала на охапке грязного сена, белое платье задралось, виднелась полоска темных трусиков. Заметив заинтересованный взгляд Аркадия, она поджала ноги.

– Ну и дружка ты себе отыскала, хочу тебе сказать, – заговорил Аркаша. – Он всегда такой был?

– Да, – вяло отреагировала Зина.

– А может, у него просто тараканы в башке?

– Не знаю. Может...

– А чего ты вообще можешь знать? Догадываешься, по чьей я здесь милости? – спросил Тархан.

Зина промолчала.

– Вот то-то и оно! Мне совершенно ясно, что этот твой псих не собирается оставлять нас в живых. Лишние свидетели ему ни к чему. Только одного не понимаю: зачем ему нужно было ломать эту комедию и запирать нас в сарае? Может, еще не наигрался? Может, представление какое-нибудь хочет закатить?

– Не торопись, он еще успеет придушить нас, – горько хмыкнула Зина.

– Я вижу, что ты полна оптимизма, – Тархан положил ладонь на колено Зине. – Крошка, а не окажешь ли ты мне ряд интимных услуг? Все равно завтра твое сдобное тело смогут оценить только рыбы.

Зина зло отбросила его ладонь.

– Мне сегодня не до развлечений. Давай лучше подумаем, как нам отсюда выбраться.

– Ты была здесь когда-нибудь?

– Ни разу!

– Жаль. Может быть, и подсказала бы что-нибудь толковое. А то уж очень не хочется умирать без покаяния.

Сарай выглядел на редкость крепким. Созерцая просторное помещение, толстые стены из могучих сосновых бревен, Тархан отчетливо понимал, что выбраться отсюда нет никакой возможности.

– Крепко сколочен, зараза! Такой домина еще лет триста простоит, – сделал он невеселое заключение.

– Ты так думаешь? – спросила Зина, готовая разрыдаться.

Тархан постучал кулаком по стене. Толстые бревна отозвались глухим негромким гудением.

– Даже не знаю, как тебя успокоить. Киска, такие стены способны выдержать даже взрыв атомной бомбы. Отсюда нет никакой возможности выскочить даже мышкой-норушкой.

За стеной слышались голоса. На фоне сдержанных смешков выделялся гортанный хохот Валерия Валентиновича – точь-в-точь первый бас в многоголосом хоре. Очевидно, его неистощимый ум придумал какую-то очередную хохму, и окружающие сдержанно, пряча животный ужас, смеялись над выдумкой хозяина. Веселье у стен сарая продолжалось недолго, кто-то сдавленно хрюкнул, подавившись собственным смехом, а вскоре компания переместилась в центр острова, где и успокоилась.

Зина сидела в углу, обхватив колени руками. Короткое платье подчеркивало рельеф упругих бедер, подбородок слегка подрагивал. Жизнь кончилась. Было тихо, только порой порывистый ветер шумел над крышей, похрустывал под чьей-то поступью мелкий галечник. Тархан поднялся и с размаху пнул дверь:

– Эй, откройте!

Хруст галечника прекратился, а потом чей-то злой голос, в котором явственно ощущались нотки злорадства над чужой незавидной судьбой, философски изрек:

– Тихо там, сучонок! Все равно тебе подыхать завтра. – Вновь заскрипел галечник, невидимый охранник неторопливо потопал далее, исполняя наказ сиятельного Лукьянова.

– Послушай, красотуля, а тебе не обидно будет помирать нецелованной? – усмехнулся Тархан.