Скворцы и Проклятые самоцветы (СИ) - "dadagi"

– Точно?

– Абсолютная гарантия, – хмыкнула Эля. – Он мертв, письмо уже на проверке специалистов, но нужно точно знать – правда ли он накладывал проклятье, на его ли воле все держалось. Плюс аврорам все еще нужно найти его сообщников извне. Так что иди, тебя ждут великие дела. А я пока займусь больными.

Макс кивнул. Эля еще раз натянуто улыбнулась и потянула на себя ручку двери. У нее тоже была тяжелая ночь. В отличие от Воронцова, она поспала всего пару часов. И только заходя в палату, она вспомнила, что не рассказала Максу самое главное.

========== Глава 23. Тайны, секреты и несостоявшиеся восстания ==========

Как только Макс скрылся из виду, Богдан кожей ощутил общую растерянность. Не сказать, что Макс реально что-то решает, он чаще просто глубокомысленно молчит и иногда распределяет обязанности, но его отсутствие стало заметно. А между тем, они оставались практикантами аврората и должны были оставаться здесь, а не идти хандрить в свои комнаты, как поступили все студентки, что проснулись из-за шума.

Внезапно Богдана в сторону подвинула Эля. Просто отстранила его со своего пути, зашла в гостиную и прервала Жизнедара, что теперь допрашивал – по-другому и не назовешь – Тамару.

– Я понимаю, у вас свои методы расследования, но Вася, Мира и Тома – посестры, росли вместе. Стоит относится к ней как к близкой родственнице пострадавших.

Жизнедар отвлекся от нагнетания обстановки и недоумевающе посмотрел на девушку. За спиной Эли стоял и Ярослав. Проявленный дар доставлял ему немало проблем, он все никак не мог приноровиться к нему. И этот дар сейчас буквально вопил, что Тамаре плохо. Не в смысле физического здоровья, а в смысле душевной и умственной усталости. Если сейчас Жизнедар начнет ее опрашивать, традиционно с подозрениями, то как бы до нервного срыва не дошло. Поэтому уж Лозерцев был полностью согласен с Элей – Тамаре нужна передышка. Ей нужно сладкого чаю, а не сурового тона бывалого аврора.

– И кто же нам расскажет, что произошло? – сощурился Жизнедар.

Он, на самом деле, и не особо-то давил на Тамару. На Воронцова вот пытался, но знал всю бесполезность такой затеи. А Фамусову… так, строго спрашивал. Она же тоже в аврорат собирается, что нежничать-то?

– А мы у нее спросим, – спокойно припечатала Эля. – А он молча послушает и потом расскажет вам.

И Эля некультурно ткнула пальцем в Кирилла Рудецкого, что торчал за спиной Жизнедара с физиономией не менее потерянной, чем у Тамары.

Резников оглянулся. Как-то он внезапно вспомнил, что одна из пострадавших – сестра его подчиненного, причем явно сестра любимая, балуемая. Есть такая черта у Жизнедара – при всем своем умением вести следствие, он иногда перегибает палку в отношении подчиненных и подозреваемых. Как-то предки берегли, ни разу до беды не доводил, все удавалось вовремя заметить и остановить самого себя. И сейчас, кажется, сам себя раззадорил на Воронцове.

– Валите, – махнул рукой Жизнедар. – Только побыстрее, а то нам нужно как бы расследовать.

Он сказал это с издевательской усмешкой, даже радуясь тому, что не успел наговорить лишнего. Эля тут же потащила Тамару прочь из комнаты. Не то, чтобы она реально ей сочувствовала до такой степени, чтобы воевать с Жизнедаром, но случай был особенным: Макс почти ничего не сказал, а разобраться в ситуации надо. Хотя бы для собственного успокоения.

Поднялись выше, зашли всей толпой, включая Рудецкого. Ярослав затребовал аптечку, девчонки тут же засуетились, пряча за бесполезными действиями волнение, а Ратмир с Богданом просто неуверенно присели на диван, не зная, куда себя деть. И только Тамара с Кириллом остались стоять на маленьком пятачке свободного пространства, буравя друг друга взглядами.

– Что ты сказала Воронцову? – тихо и сердито спросил Кирилл.

Он стоял, плотно сжав губы и прищурившись. Говорил слова так, будто шипит сквозь плотно сжатые зубы.

– Достаточно, чтобы он все понял, – спокойно и устало ответила Тома.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ты с ума сошла? Могла бы сразу на весь мир объявить. Ты хоть понимаешь, что это значит для нас всех?

– Я твоей сестре жизнь спасла этими словами, – просто ответила та. – Нет никаких гарантий, что их смогли бы вытащить без потерь через несколько часов. Так что не смей меня критиковать.

Кирилл резко сделал шаг вперед. Он не жаловался на рост – чуть выше среднего, но с Тамарой был почти наравне.

– Ты хоть представляешь, что может случиться? – спросил он.

– Ага. Ничего, – с показным безразличием ответила Тамара. – Мне надоело хранить тайну ото всех. Надоело прятаться, трястись, не показывать и десятой доли своего потенциала. Скрываем от самых близких, скрываем от нужных, отталкиваем всех, кто ненавидит тайны и ложь. И что в итоге? А ничего хорошего. Если Воронцовым нужно скрыть нашу тайну – пусть они этим и занимаются.

Кирилл лишь зло сжимал кулаки. Что он может ей сказать? Что она сошла с ума? Что ставит их всех в опасное положение? Когда заклятье сокрытия только было наложено, всем все равно приходилось скрываться. Они прятались в мире маглов, уходили в Навь на годы, скрывались в таких дремучих лесах, где никто жить не захочет. Выживали. И сейчас, когда только начало все налаживаться, когда появилась возможность встать на ноги, начать жить, практически не скрываясь – эта девчонка просто берет и все портит.

– И не делай такое страшное лицо! – мотнула головой Тамара. – Тебе легко рассуждать. Тебе главное не разболтать никому, что твоя сестра не просто талантлива. А каково нам? Можно подумать, окружающие не замечают, что мы с ними не до конца откровенны?

И она мотнула головой в сторону окна, где их перебранку внимательно слушали пять человек. Даже Эля с Катей, что вроде как были заняты, накрывая на стол, и те уже больше смотрели в сторону Тамары и Кирилла. И при этом все были вполне согласны с Томой: ощущение, будто Вася что-то скрывает, бывало у каждого из них. Недоговаривает, переводит тему, уходит от ответа. Сколько раз бывало такое?

– Я не хочу так больше, – весомо сказала Тома. – И уж они-то точно в итоге все узнают: либо Макс скажет, либо сама Вася. Так что…

Тамара развернулась к ним лицом и сказала прежде, чем Кирилл успел ее остановить:

– Я из рода Усоньши-богатырши. Мои предки когда-то наложили мудреное проклятье, которое не так-то просто снять, поэтому мы скрываемся уже четыреста лет, будто сделали что-то постыдное… а на деле всего лишь вступились за слабых, что страдали от произвола сильных, богатых родов.

– Дура! – Кирилл дернул ее за плечо, разворачивая к себе, но сказать что-то еще не успел.

Богдан встал со своего места:

– Я понимаю, у нас тут раскрытие великой тайны, все дела. Но, если Макс знал и не сказал это хотя бы мне, то тайну Воронцовы хранить будут. А нам как бы нужно узнать у Тамары, что случилось сегодня вечером, что там делал Макс и что со всем этим делать? Или мы тут поспорим пару часиков, пока Жизнедар не явится?

Кирилл глубоко вздохнул, стараясь успокоиться: Волков прав. У них не так уж много времени, нужно узнать как все было на самом деле, чтобы не вызывать подозрений. В повисшей тишине со своего места встал Ярослав. Он взял одну из кружек, где уже был заботливо налит чай, и протянул его вместе с каким-то флаконом Тамаре:

– Выпей. Это успокоительное, поможет прийти в себя.

Тома одним глотком влила в себя зелье, выпила чай залпом, поморщившись от сладости, и тут же начала рассказывать:

– Мы с Никой пошли гулять. Они с Мирой… ну, не поссорились, конечно, скорее – Ника сбежала от нотаций. Мы прошлись у озера, даже на острове выпили глинтвейна у магистрантов – пятница же. Ну а потом пошли ко мне в комнату. Я отправила Любаву домой, когда разрешили брать академ в обучении, так что можно говорить в том числе и о секретной информации.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Тут она бросила недовольный взгляд на Кирилла. Тома очень хотела рассказать свою тайну подруге, но никто не позволял – дескать, это вы сейчас подруги, а вдруг потом перестанете ими быть.