Звезда цесаревны. Борьба у престола - Надежда Ивановна Мердер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вам до мнения остальных людей на свете, когда вы уверены, что она никогда не заподозрит вас ни в чём низком и подлом?
— О, в этом я вполне уверен!
— Нечего вам, значит, и сокрушаться: живите себе, наслаждайтесь вашею любовью, а о будущем не задумывайтесь; вот всё, что я могу вам посоветовать.
— Так вы думаете, что надо забыть о случившемся?
— Само собою разумеется... А доказательством того, что и цесаревна этого желает... вот она сама идёт сюда к вам, не найдя вас во дворце, — продолжал он, указывая на боковую аллею, по которой торопливо шла в алой парчовой душегрейке на собольем меху и в атласном белом капоре, отороченном лебяжьим пухом, цесаревна, весело улыбаясь морозному воздуху, румянившему её щёчки, и прищуривая свои синие большие глаза, чтобы скорее различить среди покрытых инеем ветвей фигуру своего возлюбленного.
— Куда ты запропастился, Алёша? — спросила она, устремляя на Шубина нежный взгляд. — Вот уж с полчаса, как я ищу тебя по всему дворцу... Уж начинала думать, не ускакал ли ты от меня за тридевять земель, чтоб наказать меня за то, что я назвала тебя дураком... Сказал он тебе, за что, Иван Василич? — обратилась она к Ветлову, который, поцеловав у неё руку, хотел было удалиться и которого она знаком удержала от этого намерения.
— Сказал, ваше высочество, и мы вместе посмеялись над его шуткой, — отвечал Ветлов.
— Так это ты пошутил, Алёша? — обратилась она снова к растерявшемуся молодому человеку, который недоумевающим взглядом смотрел то на неё, то на Ветлова, не понимая цели его выдумки. — Вот и прекрасно! А ведь я подумала, что ты это серьёзно, и потому так рассердилась, — прибавила она так поспешно, что готовое сорваться с губ его опровержение так и осталось невысказанным. — Ну, помиримся и забудем о случившемся — кто старое помянет, тому глаз вон!
Она обняла его за шею и звонко чмокнула в губы, а затем спросила у Ветлова, почему они оба здесь вместо того, чтоб идти в столовую завтракать.
— Лизавета Касимовна не знает, что и думать, час битый сидит за столом, кушанье стынет, и никто к ней не идёт. Бежим к ней скорее!
И, взяв своего сердечного дружка за руку, она быстро направилась к дворцу, куда за ними последовал более степенным шагом Ветлов.
Так и не удалось ему в то утро сказать ей о своём намерении уехать в лес. После завтрака, чтоб окончательно разогнать печальное настроение Шубина, цесаревна затеяла вместе с ним прокатиться до ближайшей деревни в гости к пасечнику, и Лизавета, оставшись одна, отправилась с работой к Мавре Егоровне, куда вскоре явился и жених её, чтоб обсудить сообща вести, привезённые из леса, и решить, что именно из слышанного сообщить цесаревне, чтоб получить от неё разрешение туда ехать.
— Скажите ей чистую правду, без утайки, беды в том не будет, если она узнает, что делается в России и какие на неё возлагает упования русский народ, — сказала Мавра Егоровна. — Нет ничего дурного также и в том, что ваш посланец желает её видеть, чтоб удостоверить тамошний народ, что она жива, здорова и благодарна ему за хорошие к ней чувства. Мало ли что может случиться, а преданностью и любовью народа всегда заручиться не худо! Я сама ей всё это объясню и сумею ей представить, что необходимо вам там лично побывать как можно скорее... Ведь к Пасхе вы к нам вернётесь?
— К Пасхе! — печально вскричала Лизавета. — Но ведь у нас ещё нет и Рождества!
— Хорошо, если удастся обернуться к весне, — заметил Ветлов со вздохом. — Ведь там придётся пожить, чтоб народ вернуть на путь истинный и заставить опасных пришельцев удалиться восвояси: скоро такие дела не делаются.
— А нельзя вам эту поездку на несколько дней отложить? — спросила Мавра Егоровна, заметив испуг и отчаянье, отразившиеся на лице Лизаветы.
— Для чего? — осведомился Ветлов.
— А хотя бы для того, чтоб не оставлять Лизавету Касимовну вдовой на долгое время.
— Ну, это действительно причина из самых важных, — заметил Ветлов, стараясь придать шутливый оттенок произносимым им словам. Но ему это плохо удавалось; он не смотрел на Лизавету, чтоб окончательно не расчувствоваться, но чувствовал на себе её взгляд, и ему было так больно, что большого стоило труда, чтоб не кинуться к ней и не сказать ей, чтобы она успокоилась, что, если ей так тяжело с ним расставаться, он никуда не поедет.
— Я ничего против этого не имею, и если Иван Васильевич этого желает, он уедет от нас моим мужем, — объявила вдруг Лизавета.
— Прекрасно, я сегодня же скажу всё это цесаревне и вперёд ручаюсь вам за её согласие, — подхватила Мавра Егоровна, поднимаясь с места и выходя из комнаты, чтоб оставить своих гостей вдвоём.
— Скажите только слово, Лизавета Касимовна, и мы вместе уедем в лес! — сказал Ветлов после довольно продолжительного молчания, во время которого Лизавета сидела неподвижно, устремив пристальный взгляд в пространство, в тяжёлом раздумье, а он смотрел на неё, спрашивая себя, как мог он так легкомысленно решиться на разлуку с нею, когда он даже и одного часу прожить вдали от неё не в силах.
— Я сказала всё, что должна была вам сказать, Иван Васильевич. Вам надо ехать, а я должна оставаться здесь при цесаревне, которой дала слово её не покидать, пока она в страхе и в печали. Но, мне кажется, — прибавила она, поднимая на него полный любви взгляд, — что нам обоим разлука будет менее тяжела, если мы будем обвенчаны.
Растроганный до глубины души, он упал к её ногам и прижался лицом к её коленям, а когда через минуту поднял голову, она увидала на глазах его слёзы, которые стёрла поцелуем... первым с тех пор, как они согласились принадлежать друг другу.
Отъезд Ветлова был отложен на два дня. Венчался он в дворцовой церкви. Посажёной у Лизаветы была цесаревна, а посажёным — приехавший по этому случаю из Москвы Михаил Илларионович Воронцов, с Филиппом, который нёс в церковь образ. Ветлова благословляли Мавра Егоровна с Шубиным. Среды присутствующих при брачном обряде находился Сашуркин,
