Летящие по струнам - скользящие по граням - Александр Абердин

По ходу дела мы раздали с полсотни толстых брошюр с инструкциями, как из магического наножеле можно изготавливать реактивные движки, герметичные доспехи, а также сёдла для лошадей, которые могли превращаться в герметичный доспехи, но для этого им нужно было коротко подстригать гривы и плотно подвязывать хвосты. Хотя с нами и не было Милашки, мы веселились, как ни в чём не бывало, так как знали, она и Симона не пропадут. Ну, а чтобы потом не возникло никаких недомолвок и пересудов, мы сразу же рассказали своим всем, что Симону, прямо с палубы её пиратской посудины, стоящей на берегу Фришского залива, утащила в навье царство какая-то красотка, которая, по всей вероятности, польстилась на её абордажный член-саблю. В общем насмешили мы всех этим изрядно и в одиннадцать часов вечера поскакали в свою общагу.

Как и вчерашним вечером, наши девушки, заворожив големов, прошли на мужскую половину общаги и они не крались тайком. Более того, уже позднее, полуодетые, некоторые из них бегали по широкому, роскошному коридору в из одних покоев в другие совершенно никого не стесняясь, а утром мы завтракали в столовой на двенадцать персон, как ни в чём не бывало. Тем самым мы подняли бунт против неравенства и вскоре студенты младших курсов во многих общагах стали не только делать то же самое, водить в свои апартаменты подружек, но и стали требовать, чтобы у големов отключили эту функцию, следить за нашей нравственностью. Ну, для кого-то может быть Гросселибешнахт ничего особенного не значила, но только не для членов команды Синяя Птица. Во всяком случае все наши девушки переселились к нам полностью, со всеми своими гардеробами. Зато как же было мне приятно, приходя с Тией в наши апартаменты забираться с ней в ванну и потом заниматься любовью чуть ли не до рассвета, пока Моня дрыхнет. Правда, он тоже повадился ложиться спать пораньше, сваливать на Землю Прима и там гулеванить направо и налево в моём теле, чтобы не мешать нам любить друг друга.

Прошло десять дней, а Симона и Лиззи всё не возвращались. Вечером одиннадцатого дня, поработав пять часов в беседке, которую мы превратили в магическую мастерскую, в восемь вечера мы, как всегда, ввалились в трактир «Весёлый Ганс», расселись в большом зале на втором этаже за своим столом в самом дальнем углу, заказали ужин, по паре пива для мужчин и лёгкое вино для девушек и в грустном молчании стали ждать, когда симпатичные официантки подадут на стол. Перед столом стоял стул для Симоны, а на столе, покрытом бордовой скатертью, столовый набор. Вот только нашей любимой подруги с нами не было уже довольно продолжительное время и это стало нас немного нервировать. Я даже стал готовиться к вояжу в навье царство, выписал себе из арсенала дядюшки Фрица стального беркута с полной экипировкой и был настроен очень решительно. Зал трактира, в котором обычно помещалось человек двести, был заполнен на две трети. Студиозусы обоего пола ещё были достаточно трезвы и потому в зале, можно сказать, стояла тишина. Наверное поэтому для нас всех чей-то возглас: - «Симона!», прозвучал, словно выстрел из пушки, и мы все вскочили со своих мест и повернулись.

Симона появилась метрах в пятнадцати от нас, одетая точно так же, как и в тот вечер, когда для неё так и не началась Гросселибешнахт, только без своей сабли. Правда, вид у неё был очень растерянный, губы дрожали, а глаза быстро наполнялись слезами. Все прекрасно знали, что наступит в следующую секунду, а потому расступились, освобождая ей проход ко мне, а Элен, как всегда сидевшая справа от меня, быстро обняла Тию и отвела её чуть в сторону, что-то шепнув ей на ухо. Ну, а моя маленькая девочка громко зарыдала и бросилась ко мне, стуча каблучками сапожек, со сдавленным, протяжным стоном-криком:

- Матюшенька, любименький мой, пожалей меня, пожалуйста. Мне так гадко на душе, Мотенька, так противно.

Я быстро подхватил Лиззи на руки и принялся торопливо покрывать её лицо поцелуями, приговаривая:

- Всё, Лизанька, всё любимая, ты здесь, моя девочка, ты со мной. Ну, поплачь, моя маленькая, поплачь и расскажи мне, что же с тобой приключилось. Ты вернулась к нам, любимая, ты, как и твой Мэт, всегда возвращаешься, а как может быть иначе, ведь ты девушка Счастливчика Мэта, Который Всегда Возвращается. Вы все, любимые мои девочки и дорогие мальчики, возвращаетесь ко мне, ведь вы мои Синие Птички.

Даже не глядя никуда, кроме глаз моей милой, прекрасной, маленькой девочки, моей Милашки Лиззи, я шагнул в сторону от стола и сел, зная, что подо мной окажется стул, а не пустота. Все мои девчонки и мальчишки, которых я собрал в команде Синяя Птица, моментально окружили нас и принялись нежно целовать Милашку Лиззи, даже наши новые члены команды, а потом они прижались к нам с Лиззи и Малыш Джонни встал на колени перед нами, обнял нас всех своими огромными, мускулистыми и сильными руками и заслонил своей широченной, мощной спиной от всех невзгод и штормов. Наверное мы ещё тогда, когда были просто дружной командой гравилётчиков-финишеров, являлись интуитивными магами, ведь когда я садился вот так на стул, брал одну из наших девочек на руки, все остальные члены команды плотно прижимались к нам, а Малыш Джонни обнимал нас, в мире не было такой силы, которая смогла бы сломить наш дух. В зале таверны наступила полная тишина. Кому-то мы здесь нравились, кто-то относился к нам равнодушно, были и такие, кто нас, выскочек, терпеть не мог, но в эту минуту все затаили дыхание потому, что понимали, лучше нас не тревожить и не беспокоить.

Наконец Милашка Лиззи облегчённо вздохнула и сказала:

- Ребята, если бы вы знали, как я счастлива вас всех видеть. Вы не поверите, через что мне пришлось пройти, это было что-то совершенно безумное. Мэт, миленький, прости меня, но всё это время я занималась любовью с Макошей. Мне так стыдно, любимый, что мне понравилось доставлять ей наслаждение и всему виной эта моя проклятая шутовская сабля.

Первой громко расхохоталась и воскликнула Элен:

- Ах, ты маленькая паршивка! Так вот значит как ты провела свою Гросселибешнахт? А мы-то, глупые, думали, что у вас всё дело свелось к какому-то дружескому чаепитию двух подружек.

Вслед за Элен расхохотались и все остальные, что заставило меня повысить голос и прикрикнуть на них, по-командирски:

- Отставить критику в адрес майора Руасси. Она спасала свою жизнь как могла и чем могла, а в опытных руках и гуттаперчевый член оружие. С возвращением тебя, Симона.

После моего заявления все, кто находился в этом зале таверны, громко и весело, с необыкновенным облегчением расхохотались. Малыш Джонни быстро вскочил на ноги и, перекрывая хохот, громко крикнул на весь зал:

- Ганс, старина, сегодня все пьют и едят за счёт Синей Птицы! Никому ни в чём не отказывай, даже себе самому, хотя ты и пьёшь, словно матёрый второгодник! Веселитесь, ребята, наша Симона оттрахала богиню подземного мира и вернулась к нам с победой! Ганс, подай нашей девочке самую большую бутылку шнапса. Вином ей сегодня жажду не утолить.

Друзья и подруги отступили от нас, я встал со стула, ссадил Симону с рук, крепко обнял её и поцеловал долгим, страстным и чувственным поцелуем. Элен, тем временем, обняв Тию, быстро рассказывала той историю нашей странной, треугольной любви и лицо моей возлюбленной, я видел это краем глаза, становилось всё более и более изумлённым, но что самое главное, она меня за это не возненавидела. Ой-ёй-ёй, а ведь это было только начало психотерапии. Не знаю, как Симона, но Милашка Лиззи даже само слово лесбос люто ненавидела, как и лесбиянок. Наверное, именно поэтому ей и было уготовано такое суровое испытание, лишь пройдя через которое она могла вернуться к нам. От моего поцелуя Милашка Лиззи сразу же пришла в экстаз. Это я знал наверняка, но вот Симона сначала напряглась, потом покорилась моей мощной волне любви и нежности и её чуть ли не заколотило в моих нежных, но в то же время крепких объятьях.

Я снова скосил взгляд на Тию и поймал её весёлую улыбку и одобрительный кивок, после чего прервал, наконец, свой оживляющий поцелуй и подвёл Симону к её стулу. Игорёк был, тут, как тут. Он быстро сорвал со своей шеи платок, постелил его на деревянный стул, после чего наклонился к Симоне, всё державшей меня за руку, и поцеловал её нежно и томно. Та обвила рукой его за шею, но моей не выпустила. Только тогда, когда мы оба сели слева и справа от неё, она расслабилась, а тут как раз подоспел сам Ганс, хозяин трактира, с двухлитровой бутылью шнапса и рюмкой. Он хотел было налить ей шнапса в рюмку, но Милашка вырвала бутылку из его руки, мощным ударом вышибла пробку, запрокинула головку и стала пить крепкий, сорокапятиградуссный напиток прямо из горлышка, чем заставила всех удивлённо и даже как-то испуганно ахнуть. Ну, а Ветерок тем временем белкой метнулся на кухню и принёс нашей Милашке большую тарелку жареного мяса и самой острой приправы, которая там только нашлась. Симона-Лиззи благодарно кивнула ему головой, залила в себя литра полтора шнапса, шумно выдохнула и принялась жадно есть мясо, поливая его острой приправой.