По законам жанра. Книга 1 (СИ) - Катя Матуш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слилась обратно до своего обычного исхудавшего состояние половой тряпки, за которое так остервенело боролась эти пять лет, и Эйван медленно подбирался ко мне. Видимо, есть в нашем положении какой-то предел, опуститься ниже которого мы могли только с посторонней помощью. А так, худые, немощные, но голова еще соображала, а руки двигались, и никаких язв и гнили.
Сумерки растаяли, палки в костре наконец-то разгорелись и меня окутало теплом. Я дернула Эйвана за руку и потянула на себя одеяло:
— Эйв, иди греться.
Синие глаза заблестели. Эйван медленно поднялся, тряхнул головой и огляделся:
— Уснули?..
— И даже вещи не развесили. Все еще мокрое. Давай, ползи, — хлопнула я по земле рядом с собой.
Пингвинья тактика согрева друг об друга сработала по началу, но потом тепло начало уходить в холодную каменную плиту под ногами, расстрелянные заячьи шкуры удержать его не сильно помогли. Так и досмерти продрогнуть можно, вот Дем бы нам вставил потом. Придуркам. Уж физику в школе все проходили, тут и легенда не нужна.
Эйван подполз ближе:
— Нет, зиму бы мы здесь не пережили, — говорил он, накидывая на нас одеяло и вытягивая ноги к костру.
— Пережили. Завалили бы медведя, — мечтательно сказала я, вгрызаясь в сладкий корешок.
— Конечно. Десять медведей. Это ж не рыба и не заяц, с ними наверняка проще будет!
— Рыбу и зайца ловить надо, они маленькие и юркие, а медведь большой и явно не такой изворотливый. Можно ловушек наделать.
— Ну, вот этих, с торчащими копьями и закрытых ветками еловыми.
Мы усмехнулись. Скауты недоделанные.
В один момент я испугалась, что у Эйва начнется депрессия. Мы не разговаривали почти три дня, пока он занимался самобичеванием и пытался заставить себя быстрее поправляться, что ему только вредило. Теперь время упасть духом у меня появлялось, только когда он спал, а в остальном мы вели себя как в детском лагере или на «Зарнице».
Эйван оказался совсем не таким, как мы с Демъяром. Спокойный, сдержанный и совсем не болтун. Даже когда психует, просто замирает, смотрит в одну точку и громко посапывает. Страшно было представить, как мы с дедом его своими воплями достали. Сидел парень в яме, никого не трогал, а тут выволокли.
День разгорался теплом. Позавчера мы натащили себе еды на пару дней, ночью костры не жгли, поэтому дров тоже было с запасом. Без необходимости вниз мы не спускались, чтобы лишний раз не оставлять следов и не убиться, пока карабкаемся, а после вчерашнего приключения и вообще двигаться не хотелось. Сегодня мы то спали, то ели, то искали на Эйване очередной признак идущего на поправку дистрофика.
— Это какой-то кошмар… — оценивала я чешую, которая на солнце блестела, как бриллиантовая крошка. — Одевайся, — швырнула я в него рубаху.
— Нужно было назвать меня Эдвард, — сказал Эйв высовывая руку на солнце. — Было бы в тему.
— Я предлагала назвать тебя Марти, это Демъяр настоял.
— Я, вообще-то, прекрасно помню, что настоял на этом сам. Еще не хватало. Мартимъяр, вот где кошмар.
— О, ты-то тогда настаивать умел, точно, — говорила я, натягивая платье. — Мне нравится имя Марти, Мартин. Но «Эйван» тоже неплохо. У нас уже традиция. Всех в честь женщин называют.
— Всех?
— Демъяра, так звали мать Дема.
Эйван надел штаны и обернулся:
— Первый раз слышу.
— Он же тебе рассказывал, его зовут Гринер. Гринер Демъяра ван Дахон. Насколько я поняла, второе имя дают по отцу, но его нарекли в честь почившей матери, отец его Демъяром и называл. Наверное, он очень на нее похож.
— Вот как, — Эйв хмыкнул. — Ну значит не будем нарушать традиции. Вряд ли я на тебя, конечно, похож, но мне нравится. Уже привык, будто с ним и родился.
Я отвернулась и постучала себя пальцем по лбу. Меня временами его ровный практически безэмоциональный тон очень подбешивал. Говорил он и так с трудом, а когда смеялся, было страшно, что помрет от нехватки воздуха, поэтому я старалась не провоцировать его на эмоции и чаще общалась, как с ребенком, но иногда язык прям чесался пошутить и подначить. По Дему сразу понятно, что в голове, то и на языке, а Эйван мало того, что похож на скелет, так еще и спокойный, как монах.
По настоящему живым он казался мне только когда улыбался или спал, и мы жались друг к другу, спасаясь от холода. Демъяр спал удерживая Эйва на руках, чтобы тот не мерз, у меня же не было на такие подвиги сил, поэтому я его просто обнимала, и периодически крутила по ночам то лицом к себе, то спиной. В остальное же время он обогревался растираниями.
Когда начало смеркаться, мы расселись по углам и молча таращились на дотлевающий костер. Нам было попросту не о чем поговорить, не создавая угрозу жизни. Стоило кому-нибудь завести разговор хоть о красивом цветке на поляне, как тут же он вспоминает детство у бабушки в деревне, а я свою кофточку из новой коллекции Зара. Мы шутили, пересусолили по десять раз события нынешнего времени, а в остальном же просто смотрели друг на друга и улыбались. Я здесь куда больше, чем Эйван и тот же Демъяр, но насыщенной мою жизнь было не назвать, несмотря на все эти игры в легендарную. Сначала работа в таверне, потом замке, а потом случайная встреча у Пики, и все пустилось вскачь, что было дальше Эйван и так знал.
— Эй. Эйя, проснись…
Я приоткрыла глаза и встала. Эйван отошел к острой арке выхода из пещеры и замер. В темноте его новые белые зубы и белки глаз так светились, что выглядел он, мягко говоря, жутко.
— Что случилось?
Эйван улыбнулся, приложил палец к губам и ткнул себе на ухо. Я прислушалась, различила через непрекращающийся стрекот приглушенный свист и побежала к выходу. Наконец-то! Как голодные волчата мы свесились со скалы и уставились на черные облака дрожащих зарослей у подножия.
Дем всегда свистел, когда возвращался с охоты или рыбалки, чтобы мы понимали, что это он, и не встречали его ножом по пальцам. Заросли захрустели, и во мраке показался знакомый могучий силуэт. Мы не удержались и гулко вздохнули.
— Я тебя сейчас прибью, — заскулила я вниз.
Демъяр прокашлялся и схватился за зацеп:
— Это точно, — посмеиваясь ответил он. — Поводов немало. Отойдите, зашибу…
Мы с Эйваном отползли назад. Дем схватился за край, и в пещеру прилетело что-то огромное и черное. По полу дребезгом распространился тяжелый металлический