Играем в «Спринт» - Николай Оганесов

Это опять был Прутков, которого Игорь знал почти наизусть.

И она пошла, забыв обо всем: о пропуске, о работе. Нет, не забыв. Она помнила, знала, что еще вполне успевает в институт, но, отважившись на что-то, в чем еще не отдавала себе ясного отчета, решила: «Задержусь ненадолго».

А спустя полчаса, после того как узнала, что у Игоря выходной, подумала: «У меня, в конце концов, есть три законных отгула. Надо же их когда-нибудь использовать». Понимала, что обманывает себя, но это не помешало ей пойти с ним.

У ателье тоном, не допускающим возражений, он велел подождать на улице, а сам исчез за двойной стеклянной дверью. Через четверть часа вышел с отремонтированными очками.

— Сколько я вам должна? — спросила она, поблагодарив.

— Нисколько, — отмахнулся он. — Если не возражаете, давайте лучше пройдемся немного.

— А если возражаю?

Чисто формальный вопрос, и Игорь уловил это по ее тону. Остановился.

— Или мы идем на набережную, — сказал он с напускной свирепостью, — или…

— Или что?

Он сделал страшные глаза:

— Или я лишу тебя бокала шампанского и шашлыка на закуску.

«Первое «ты»!» — отметила она. И хотя что-то в ней протестовало против столь стремительного сближения, она все же согласилась, обманывая себя тем, что поступает так лишь из невинного желания подурачиться, и Игорь, конечно, это понимает и подыгрывает ей. В общем, есть возможность немного развлечься, поболтать с неглупым молодым человеком — почему же не воспользоваться? Что она — монашка, отшельница? И так, кроме работы и своей «кельи», ничего не видит…

На набережной было очень жарко. Игорь предложил сходить в кино — там прохладнее, работает кондиционер. Она не возражала, но сеанс уже начался, очередной будет через два с половиной часа (фильм был двухсерийный).

Они, не сговариваясь, направились к стоянке катера. Переехали на другой берег реки, прошли через забитый до отказа пляж, спрятались от палящего зноя под одним из больших зонтов на открытой террасе кафе. Бахрома над их столом свисала так низко, что в поле зрения оставались только нижние половины двигающихся по террасе пляжников. Возникало странное ощущение: вокруг масса людей, но ты не видишь их лиц, а они не видят твоего, и кажется, что находишься один на один с сидящим напротив человеком.

«Он специально привел меня сюда», — подумала она, и вновь сладким предчувствием надвигающихся перемен шевельнулась в ней безотчетная радость. Ненадолго настроение омрачилось из-за подозрения, что она участвует в игре, правила и весь ход которой, видно, заранее продуманы, но подозрение — всего лишь подозрение, и вскоре ей удалось отвлечься и даже безболезненно перейти с Игорем на «ты», чего он настойчиво добивался.

— Анонимное кафе. — Он кивнул в сторону обезглавленного атлета, остановившегося в двух шагах от их зонтика: — Всадник без головы, или Останки профессора Доуэля.

Она улыбнулась. Не столько словам, сколько своим беспорядочным мыслям.

— Тебе здесь нравится?

«Не знаю, ничего не знаю», — хотелось ответить ей.

— Может, уйдем отсюда, перейдем в другое место? — заметив ее колебания, предложил он.

— Не стоит. Здесь необычно. — Подумав, она решилась: — У меня есть вопрос к тебе. Только обещай, что ответишь откровенно. Обещаешь?

— Постараюсь.

— Скажи, когда ты задумал привести меня сюда? Еще там, в подъезде? Только не лги.

Игорь смутился.

— Умная женщина подобна Семирамиде, — отшутился он и уже всерьез добавил: — А с тобой надо ухо держать востро…

Вскоре на столе появилось шампанское и два огромных шампура с хорошо прожаренным шашлыком.

— За умных женщин, — сказал Игорь, поставив перед ней полный бокал, кипящий тысячью пузырьков. — Я не хочу форсировать события, но не могу не признать, сеньорита, того факта, что вы мне давно нравитесь… Мало того, я хочу воспользоваться представившейся мне возможностью, чтобы рассказать о своем чувстве…

Он продолжал в том же духе, витиевато, дурашливо, обращаясь к Лене на «вы», но теперь это не разъединяло, а, напротив, как бы подчеркивало предполагаемую близость, служило доказательством того, что знакомы они давно и он может для разнообразия позволить себе сказать «вы» там, где должно быть только «ты». В своем растянувшемся, похожем на признание в любви тосте Игорь привел такое количество тайных знаков, которыми он якобы давно и безуспешно старался привлечь ее внимание и благосклонность, что растворились ее последние сомнения и в конечном счете она, отвыкшая от мужского внимания, вроде стала припоминать: да, кажется, он здоровался с ней как-то особенно тепло; да, его взгляды при желании можно было принять за признаки повышенного интереса; да, он не раз намекал на встречу…

— …Итак, за умных женщин, — закончил он и залпом выпил.

Она сделала несколько мелких глотков, опустила бокал, потом снова подняла и выпила до дна.

Шампанское было неправдоподобно холодным.

На обратном пути сделали большой крюк, завернув в тенистую рощу у обочины шоссе. Едва они оказались под деревьями, Игорь, шедший сзади, обнял ее и рывком повернул к себе. Его лоб был покрыт мелкими бусинками пота, уголки рта подергивались, словно не решаясь растянуться в улыбку. Захотелось расслабиться, подчиняться его воле, но к ней внезапно вернулось ощущение, что все происходящее заранее продумано Игорем; кафе, шампанское, теперь роща в стороне от загородного шоссе — опробованная, наверное, не раз испытанная им программа. И она уперлась руками ему в грудь, изо всех сил оттолкнула от себя — на долю секунды ей показалось, что отталкивает она не его, а себя и злится тоже на себя, а не на Игоря.

Он отошел, прислонился к стволу дерева и, глядя куда-то поверх ее головы, замер, не произнося ни слова и не делая попыток приблизиться.

— Не надо, прошу тебя…

Он не пошевелился.

От душного, насыщенного запахами трав воздуха легко и приятно кружилась голова. Деревья отбрасывали пятнистую, пронизанную солнцем тень.

Она не выдержала, подошла первая и провела по его щеке.

— Ничего хорошего не выйдет, поверь мне, — сказала она. — Я старше, я знаю…

— Не надо меня успокаивать. — Он продолжал стоять, глядя мимо нее.

— Вот и хорошо, — сказала она и пошла к причалу, обрывая на ходу высокие стебли пожухлой за лето травы.

На катере к ней неожиданно вернулось хорошее настроение, она стала оживленнее, смеялась по любому поводу. Особенно ее смешил «морской волк» — средних лет мужчина, стоявший у штурвала в тельняшке, коротких «тропических» шортах и лихо заломленной фуражке с выщербленным лаковым козырьком. А когда они вышли на набережную, вытащила из сумки билеты и сказала, подстраиваясь под прежний тон их разговора, будто не было рощи и его попытки сближения:

— Ты, конечно, оскорблен до глубины души, я понимаю, но не пропадать же билетам.

— Пойдем? — обрадовался он.

Лена кивнула.

Они вошли в темноту зала — сеанс уже начался, — вслепую, натыкаясь на подлокотники, двинулись по проходу, нашли свободные места.

То, чего она ждала и чего втайне боялась, случилось. Как только они опустились в кресла, Игорь крепко и уверенно обнял ее, привлек к себе, и она, покорно ослабев, не в силах больше сопротивляться, почувствовала на своем лице его горячие, ищущие губы. И, уже с облегчением и готовностью подчиняясь чужой воле, погрузилась в нереальный мир, заполненный прохладной темнотой.

Потом был полупустой зал, залитый желтым электрическим светом, красное, клонящееся к закату солнце, снова билетная касса, еще один сеанс, перестрелки, грохот взрывов, неожиданно черное, в крупных звездах, небо при выходе из кинотеатра, озноб — она почему-то мерзла, несмотря на то, что на ее плече лежала горячая ладонь Игоря, — поездка на такси в новый микрорайон города, где она на цыпочках вошла в незнакомую квартиру (ключи оставил Игорю его приятель, уехавший на на месяц в отпуск), и снова его руки, его губы, его ставшее родным, бесконечно дорогим, лицо…

Поздно вечером, завернувшись в простыню, она сидела на низенькой скамеечке у открытой балконной двери и наблюдала за Игорем. Вот он встал, подошел к серванту, достал оттуда бутылку сухого вина («Заранее припас для такого случая», — ревниво, с оттенком горечи подумала она), поддел ногтем пробку, разлил вино в длинные, узкие бокалы. Ни одного лишнего движения, уверенность, неторопливость в жестах. Это успокаивало, завораживало ее.

«Сейчас он подойдет ко мне», — загадала Лена. Улыбнувшись, она протянула руку, и он, покорный, тут же оказался рядом. Присел, прижал голову к ее плечу.

Она гладила его мягкие, волнистые волосы, изредка отпивала из бокала кисло-сладкую, вяжущую небо жидкость и думала о том, что разница в четыре года, наверное, не так уж существенна, если им так хорошо и спокойно вдвоем.