Мертвая хватка - Андрей Воронин

Он уже готов был принять решение, но тут ему вдруг вспомнился Букреев со своими проповедями насчет смертельного вреда, который приносит излишняя жадность. Уж больно нагло держался старый хрыч. И потом, не сам ведь он связал здоровенного, тренированного охранника, не сам въехал в ботанический сад на тяжелом грузовике, и не сам, в одиночку, выкопал и погрузил в кузов яблоню вместе с огромным куском земли. Факт, что не сам! В этом деле был замешан кто-то еще, и этот кто-то мог оказаться достаточно сильным и влиятельным, чтобы не бояться публиковать в газетах такие объявления, как то, что прочел папа Май позавчера. Кто его знает, где тут собака зарыта? Кинешь этого старого пердуна, а назавтра от тебя самого останется только кучка грязи…

«Надоело, – подумал Майков. – До того надоело, что словами этого не передать. Вот грохну пидора очкастого и под яблоней закопаю вместо удобрения. Правда, кто его знает, не загнется ли дерево от такой подкормки. Старик-то ядовитый, похлеще любого ацетона…»

– Погоди, отец, – сказал он, – не гони волну. С тобой по-человечески разговаривают, это ценить надо. Что-то я тебя не пойму. Дерево паленое, это ежу понятно, так что зря ты передо мной пальцы веером распускаешь. Скажи лучше, кто тебя крышует – солнцевские, люберецкие? Или, может, ты с Алфавитом знаком?

– Я уже сказал вам, молодой человек, – остывая, проскрипел дед, – не судите о людях по себе. Никто меня, как вы выразились, не крышует. Я интеллигентный человек и со всяким отребьем не знаюсь. И с алфавитом я, разумеется, знаком.

В отличие от многих ваших друзей, осмелюсь заметить.

Папа Май заметил, как вытянулось лицо у Рыбы, и постарался взять себя в руки. Получалась какая-то чепуха, А может, и не чепуха, а хорошо задуманная провокация, организованная окончательно сошедшим с нарезки на садовоогородной почве Букреевым. Но зачем в таком случае старик признался, что знаком с Алфавитом?

– С Алфавитом ты, значит, знаком, – задумчиво повторил папа Май. – Интересно, откуда?

– Оттуда же, откуда все нормальные люди, – ядовито пропищал вредный старикан. – Из общеобразовательной школы.

– Вы что, вместе в школу ходили? – опешил Майков.

– По-моему, тут кто-то сошел с ума, – заметил старик. – Либо у вас чрезвычайно образное мышление, либо… Вы что, не знаете, что такое алфавит? Ну буквы! А, бэ, вэ… И так. далее.

– Ты что, дед, издеваешься? – закипая, процедил Майков. – Я тебя русским языком спрашиваю: ты Букреева знаешь или нет?

– Какого еще Букреева? Впервые слышу! Вот что, юноша. Я вижу, сделка у нас с вами не состоится. Будьте добры вернуть дерево в фургон и отвезти туда, откуда вы его взяли. Мое терпение не безгранично. Придется поискать другого покупателя…

– Закопать тебя придется, а не покупателя поискать, – сказал Майков. – Надоел ты мне, дед. Отпусти дерево и вали отсюда, пока я не передумал.

– То есть вы покупаете? – даже не думая разжимать пальцы, сжимавшие ствол яблони, уточнил старик.

Майков покачал головой. Старый отморозок то ли не понимал, то ли не хотел понимать, с кем имеет дело. И никто за ним не стоял, конечно. Дерево из ботанического сада умыкнул какой-нибудь его сын или зять – дело-то, в общем, нехитрое.

Решил подняться на старости лет, дурень замшелый, и того не учел по простоте душевной, что учиться играть в такие игры надо с малолетства, а не тогда, когда уже пора о душе думать.

– Не покупаю, – сказал папа Май. – Беру.

Он покосился на Рыбу и увидел, как тот одобрительно кивнул. Простатит насмешливо улыбался сквозь пластырь, сверху вниз снисходительно поглядывая на старика, который, похоже, никак не мог понять, что дело серьезное и что решения здесь принимает не он.

– Берите на здоровье, – сказал старик, упрямо сверкая стеклами очков. – Цену я вам назвал. Не нравится – поищите дешевле. Только вряд ли найдете, и вам это прекрасно известно.

– Что стали? – больше не обращая на него внимания, сказал папа Май своим быкам. – Яму копайте, а то оно совсем засохнет, пока мы тут гнилые базары трем. Бек, Рыба, проводите гостей.

Старик наконец понял, что происходит, и вцепился в яблоню обеими руками, безумно оглядываясь по сторонам. Дочка вцепилась в него, и теперь они напоминали иллюстрацию к сказке о репке: дедка за репку, бабка за дедку… Рыба взял девку за бока, та сразу же отпустила пиджак своего безмозглого папаши и принялась визжать и вырываться из крепких рук круглоголового водителя. «Тихо, киса, тихо, маленькая», – сквозь зубы приговаривал Рыба, волоча ее в сторону ворот. Старик снова начал орать своим надтреснутым фальцетом, требуя отпустить его дочь, грозя милицией и понося своих обидчиков такими словами, каких папа Май раньше даже и не слыхал: «онагры», «анацефалы», «зауроподы»… «Образование, – с невольным уважением подумал Майков, слушая этот поток явной, но при этом совершенно непонятной брани. – Хорошо иметь обширный словарный запас! За „козла“, к примеру, и ответить можно, а этот кроет всех почем зря, и, главное, придраться не к чему…»

Молчаливый, обритый наголо Бек легонько ткнул бешеного старца кулаком в почки, по одному отковырял его пальцы от яблони, взял за шиворот и поволок вслед за дочкой, к воротам.

Зловредный дед взбрыкнул еще пару раз, схлопотал по шее и пошел спокойно, поняв, как видно, что тут уж ничего не попишешь, – сила солому ломит, плетью обуха не перешибешь, и не надо, уважаемые господа, мочиться против ветра, а то ведь так недолго и профессорскую бородку забрызгать…

Возле ворот старик с достоинством поправил сбившуюся на сторону шляпу, одернул пиджак и объявил Рыбе, который уже выпустил его дочку и теперь предупредительно придерживал открытую настежь калитку:

– Вам это даром не пройдет, молодые люди.

Рыба, которому пакостный старец надоел хуже налогового инспектора, молчком вынул из наплечной кобуры пистолет, достал из кармана глушитель и стал, насвистывая «Мурку», навинчивать его на ствол. Зловредный дед живо заткнулся, втянул голову в плечи и, подталкивая впереди себя дочку, устремился в калитку.

– Эй, отец, – окликнул его Рыба, – погоди-ка.

Старикан остановился спиной к нему и окончательно скукожился, уверенный, по всей видимости, что ему сейчас пальнут в затылок. Рыба обошел его, как неодушевленный предмет, и протянул ему двадцатидолларовую бумажку.

– Возьми, отец, – сказал он. – На такси. Мы возраст уважаем, понял?

– Чего ж тут не понять? – безнадежно вздохнул старик, пряча деньги в карман.

– Прелесть, – сказал фальшивый старикан, ловко, по-солдатски прикуривая Сигарету и небрежным движением перекидывая ее в угол рта. Оказавшись за воротами, он заговорил нормальным человеческим голосом, слегка осипшим после продолжительного фальцетного верещания. – Ты знаешь, я просто без ума от наших отечественных бандитов. Общаться с ними – одно удовольствие. Такая невинность, такая неиспорченность, такая, я бы сказал, девственность! Это же новый биологический вид, совсем другая ветвь эволюции! Вместо ума они развивали в себе сообразительность, хитрость, пронырливость, и теперь им можно только позавидовать. Что ты так смотришь? Ты со мной несогласна? Зря. Еще Грибоедов доказал, что горе – оно от ума. А от сообразительности – сплошное удовольствие. Вот у тебя, к примеру, высшее образование и нищенский оклад, а у красавца, с которым мы только что общались, каких-нибудь восемь классов и куча денег высотой с колокольню храма Христа Спасителя.

Он жадно затянулся сигаретой и огляделся по сторонам в, поисках такси.

– Не понимаю, – сказала Анна. Она все еще была бледна и время от времени рефлекторно вздрагивала, вспоминая только что пережитый кошмар. – Можно подумать, что ты и впрямь получил удовольствие от этой гнусной сцены.

Илларион посмотрел на нее с удивлением.

– А то как же, – сказал он. – Погоди, ты что, испугалась? Точно, испугалась! – он обнял женщину за плечи и ненадолго прижал к себе. – Ну извини, я просто не подумал, что ты можешь их испугаться. Напрасно. Я же тебе заранее сказал: ничего не бойся, я с тобой, все будет хорошо – Конечно, хорошо, – снова невольно вздрагивая, сказала Анна. – Их там было восемь человек, и все с оружием.

– Подумаешь, – легкомысленно сказал Забродов, – Зато мы нашли яблоню Азизбекова. Это ведь была она – там, во дворе?

Анна кивнула.

– Она в ужасном состоянии. Если ее немедленно не вернуть на место и не заняться ею всерьез, она просто погибнет.

А мы ее не только не вернули, но еще и подарили этим бандитам вторую яблоню. Не понимаю, чему тут радоваться. Надо срочно позвонить в милицию.

Забродов бросил под ноги окурок и растер его подошвой рваного кроссовка, принадлежавшего полковнику Сорокину.

– Извини, что заставил тебя в этом участвовать, – сказал он. – Но мне действительно была необходима твоя помощь, чтобы быть уверенным, что дерево именно то, а не какое-нибудь другое. Спасибо тебе огромное. Сейчас я отвезу тебя домой, а завтра можешь выходить на работу и заниматься своими яблонями, как ты выразилась, всерьез. Думаю, что к утру оба дерева уже будут на месте.