Бунт на «Баунти» - Джон Бойн

– Я живу в Лондоне, – говорил я, изображая большого барина, хоть никогда севернее Портсмута и не был. – У меня очаровательный дом рядом с Пикадилли-серкус. Полы в нем мраморные, лестничные перила золотые, правда, они немного поблекли, но, уезжая, я велел моим слугам отполировать их к моему возвращению до блеска. Впрочем, на лето я переезжаю в сельское поместье, в Дорсет. Летом Лондон пугающе скучен, тебе так не кажется?

– Значит, ты богат? – спросила она, широко раскрыв глаза.

– Ну, тебе следует помнить, что говорить о своем богатстве – это вульгарно, – ответил я, умудренно поглаживая себя по подбородку. – А потому скажем так: я живу с немалым удобством. С очень, очень немалым.

– Я тоже хочу жить с удобством, – сказала она. – У тебя в Англии много друзей?

– О, ну разумеется, – заявил я. – Мы же видные члены общества, я и моя семья. Всего только в прошлом году моя сестра Элизабет впервые вышла в свет и за десять следующих дней получила четыре предложения руки и сердца, а один из поклонников подарил ей кролика необычайной расцветки. А после наша незамужняя тетка взяла ее в компаньонки, собираясь объехать всю Европу, где, смею сказать, сестру ожидает множество романтических недоразумений и встреч, она потом со счету собьется, вспоминая о своих приключениях во Франции, Германии и Испании.

Кайкала улыбнулась и отвела от меня взгляд, и я понял, что рассказы мои ей нравятся. Лицо ее говорило, что она ничего не знает о мире, который лежит за пределами ее собственного, но знает, по крайности, что он существует, лучший мир, чем ее, и хочет его увидеть.

– Но почему же тогда Эй-Ко оказался на корабле? – спросила она. – Почему ты не остался в Англии, чтобы считать твои деньги?

– Это все мой старенький папа, – пояснил я с душераздирающим вздохом. – Понимаешь, он приобрел состояние, занимаясь морской торговлей, а потому настоял, прежде чем передать дело мне, на том, чтобы и я узнал кое-что о море. Ужасно старомодно, однако что я мог сделать? Только ублажить старика-папашу. Он и устроил меня на корабль. Старикан он боевой, однако жить ему осталось недолго, вот он и хочет увериться, что передаст свой бизнес тому, кто знает все ходы и выходы. Другое дело, что я – главный советник капитана Блая, – заверил я Кайкалу. – Не будь меня на борту, «Баунти» давно бы уж потонул.

– Я вашего капитана побаиваюсь, – сказала она и передернула плечами. – Когда он на меня смотрит, мне кажется, что ему охота убить меня.

– Не так страшен черт, как его малюют, – ответил я. – Я объясню ему, какая ты прелесть, и он станет относиться к тебе иначе. Капитан слушается меня как никого другого.

– И те двое из питомника, – добавила она, покачав головой и покривив рот. – Они мне совсем не нравятся.

– Мистер Кристиан и мистер Хейвуд, – сказал я. – Первый – хлыщ, второй – паскудник, но пусть они тебя не заботят. Я гораздо главнее их, что я им велю, то они и сделают. Если они попробуют досадить тебе, сразу скажи мне.

На деле этого-то я и боялся пуще всего: услышать, что мистер Кристиан подъезжает к Кайкале. Или – еще того хуже – мистер Хейвуд.

– Они плохие люди, – прошептала, почти прошипела Кайкала. – Моряки с твоего корабля добрые, а они нет. Они плохо обращаются с нами. Со всеми девушками. Мы их боимся.

Что-то в ее интонациях возбудило во мне желание узнать побольше, но в то же самое время и нежелание услышать что-либо. Ни с паскудником, ни с нашим денди я нисколько не ладил, однако они были англичанами, и мне не хотелось узнать, что оба поступают с туземцами неподобающим образом.

– А король? – спросила Кайкала. – Король Георг. Ты с ним знаком?

– Знаком? – спросил я и рассмеялся, приподнявшись, опираясь на локти. – Ты спрашиваешь, знаком ли я с ним? Боже ты мой, да я дружу с Его Величеством с малых лет. Он множество раз приглашал меня в свой дворец, и мы с ним сидели до поздней ночи, курили манильские сигары, перекидывались в картишки и рассуждали о государственных делах, попивая изысканное вино.

Кайкалу даже дрожь пробрала.

– А женщины? – спросила она. – Есть при дворе женщины?

– Женщин там много, – ответил я. – Самых прекрасных в Англии леди.

Кайкала отвернулась от меня, поджала губы.

– У Эй-Ко есть при дворе женщина, которую он любит, – печально произнесла она.

Я так и подпрыгнул.

– Да нет же! – воскликнул я. – Ни в коем разе! Я к ним и близко не подходил, ждал, когда встречу настоящую, ту, что мне нужна. Самую прекрасную не только в Англии, во всем мире. Для того я и приплыл на Отэити. И я нашел ее здесь!

Тут я взял Кайкалу за руку, точно какая-нибудь девчонка, теперь мне и вспомнить об этом стыдно, и пожелал навсегда остаться у этого озера с ней вдвоем.

– Я даю тебе счастье, – сказала она и уселась на меня, лежавшего навзничь, верхом. – Ты хочешь, чтобы Кайкала сделала тебе хорошо?

– Да, – пропищал я, однако стоило ей расстегнуть мои штаны, как я почувствовал: весь мой пыл, все толкавшее меня к одной цели желание уходит, обращая мою персону в съежившееся под Кайкалой ничтожество. Она опустила на меня разочарованный взгляд – и ведь каждый день такое случалось, – а затем посмотрела мне прямо в глаза.

– Что это значит? – спросила она. – Я не нравлюсь Эй-Ко?

– Нравишься, – ответил я, как будто оправдываясь, жаждая привести себя в состояние готовности, и поднял руки, и стиснул ее грудь, но, как ни приятно это было, никакой готовности не получилось. Голову мою наполнили картины прошедшего, прошлого времени, заведения мистера Льюиса и всего, что меня заставляли там делать. Закрывая глаза, я слышал, как стучат по ступеням лестницы, приближаясь к нам, мальчишкам, сапоги джентльменов, дум-дум-дум. И потому наши с Кайкалой послеполуденные часы всегда заканчивались одинаково: я бежал, подтягивая штаны, по джунглям, возвращался в лагерь и обнаруживал – то, что подвело меня совсем недавно, снова наполнилось жизнью, и я, укрывшись за какой-нибудь изгородью, доставлял себе мелкое, болезненное облегчение, а после возвращался в палатку капитана, к исполнению моих обязанностей.

Я ненавидел мистера Льюиса за все, что он со мной сделал. И искал исцеления.

9

Решение капитана блая поставить мистера Фрейера во главе всей торговли, какую вели между собой моряки и островитяне, поначалу казалось разумным. Первое время никаких серьезных случаев воровства или незаконного обмена не было – по крайней мере, таких, что привлекли бы внимание капитана. Но как-то утром я присутствовал при встрече мистера Блая с королем Тинаа в жилище последнего, и тот сказал капитану нечто, повлекшее новый поворот нашей фортуны.

Ладили король с капитаном замечательно; иногда мне казалось даже, что капитан проникся к Тинаа уважением большим, нежели то, какое он питал в то время к большинству своих офицеров. Едва ли не каждое утро он заглядывал в дом его величества, чтобы рассказать, как хорошо продвигается выполнение нашей миссии и как благодарны будут капитан Кук и король Георг, услышав о помощи, оказанной нам их тихоокеанским собратом. Произносилось все это покровительственным тоном, я отвесил бы оплеуху любому, кто заговорил бы со мной так же снисходительно, как капитан разговаривал с Тинаа, однако туземному королю лесть нравилась, в этом сомневаться не приходилось, и все были довольны, и так оно и шло, а наша миссия близилась к завершению.