Все для фронта? Как на самом деле ковалась победа - Михаил Зефиров

Аналогичные случаи преступлений и невыполнения педагогическими работниками своих обязанностей выявлялись и в других регионах. Так, в ноябре 1942 г. в Саратовский городской комитет обороны было направлено специальное сообщение о тяжелом материально-бытовом положении воспитанников детских домов: «По имеющимся в управлении НКВД данным, во многих детских интернатах воспитанники находятся в исключительно сложном материальном положении, интернаты отапливаются плохо или вообще находятся без топлива, теплой одеждой и обувью дети не обеспечены, в результате несоблюдения элементарных социально-гигиенических правил наблюдаются инфекционные заболевания. Воспитательная работа запущена, среди воспитанников имеются случаи хулиганства и воровства».

В интернате в селе Нестерово в некоторые дни дети вовсе не получали хлеба, словно проживали не в тыловой Саратовской области, а в блокадном Ленинграде. Учеба из-за отсутствия учителей и нехватки помещений была давно заброшена. В интернатах Ровенского района, в селе Волково и других, дети также по нескольку дней вообще не получали хлеба.[491]

Армейская мафия

Одним из самых громких в годы войны стало уголовное дело против военнослужащих 10-го учебного танкового полка, расквартированного в Горьком. В данном случае воровская малина расцвела ни где-нибудь, а там, где должны были готовить молодое пополнение для танковых частей, уходящих на фронт.

Началось все с того, что поздней осенью – зимой 1941 г. в милицию стали одно за другим поступать заявления об угонах легковых автомашин, припаркованных в районе Московского вокзала. Место там всегда было людное, а уж в войну особенно: шумный рынок, толпы спекулянтов и постоянная суета. Поблизости, ревя гудками, уходили на фронт эшелоны. И вот тут-то, возвращаясь к своему авто, люди с изумлением обнаруживали пустое место. И никаких свидетелей! Милиционеры сразу же приняли меры: на вокзале были усилены патрули, особое внимание уделялось подозрительным лицам, прогуливавшимся около легковушек; на шоссе и дорогах начались массовые проверки документов у водителей.

Надо сказать, что легковое авто в предвоенные и военные годы все же было скорее роскошью, чем средством передвижения. В 1932–1940 гг. советская промышленность выпустила всего чуть больше 90 тысяч таких машин. Наиболее распространенными моделями стали ГАЗ-А и знаменитая «Эмка». На последней разъезжали партийные работники и чиновники, а также энкавэдэшники, разыскивавшие очередных «врагов народа». Более простые «газики» использовались в таксопарках, часть находилась во владении у граждан. Увидев же на улице шикарный лимузин типа ЗИС-101, прохожие понимали, что едет высокое начальство.

Перед войной больше всего автомобилей имели Москва и Ленинград, в провинции же по-прежнему преобладали конные подводы. Впрочем, осенью 1941 г. ситуация изменилась. В Горький эвакуировались многие заводы и учреждения из Москвы и других городов страны, а также обычные жители. Как результат – на улицах значительно увеличилось число автомашин, даже появились небольшие пробки.

Профессор Добротвор 21 ноября писал в своем дневнике: «Посмотришь теперь на Горький, он совсем другой, чем был раньше. Сильно выросло население. Как в Москве. Такое скопление людей. Автомобилей тьма. Едешь по Окскому мосту – едут непрерывной вереницей». В записи от 5 декабря говорится: «Горький стал как столица. Движение на улицах выросло в сотни раз. Непрерывные потоки автомобилей, автобусов, мотоциклов».[492]

Оперативные мероприятия горьковских милиционеров в районе Московского вокзала поначалу не принесли результатов. Впрочем, угон автомобиля даже в суровые военные годы отнюдь не был редкостью, пропадали они не только в людных местах. Но конечный результат в итоге удивил даже видавших виды оперативников. В январе 1942 г. сотрудники НКВД накрыли целую банду, засевшую в 10-м учебном танковом полку! Ее членов уличили в самых разных преступлениях – от банального воровства до сутенерства!

Офицеры и солдаты 4-го батальона указанного полка ни в каких боевых действиях не участвовали. Наоборот, пока части Красной Армии бились с врагом на подступах к Москве, они, вместо того чтобы обучать молодых бойцов азам вождения танков, создали целый криминальный бизнес. Во главе «мафии» стоял комбат – старший лейтенант Шалахов. Пользуясь отсутствием надлежащего учета обозного и вещевого имущества, его подчиненные: сержант Кириченко, старшина Агеев, младший лейтенант Кириллов и другие, в течение нескольких месяцев тоннами расхищали картошку, дрова и обмундирование, распродавая все это через посредников нуждающимся горьковчанам. Причем награбленное добро развозили по городу прямо на армейских грузовиках!

Понятно, что вырученные деньги надо было на что-то тратить. Походы в кино и театры «доблестных» вояк не прельщали, посему Шалахов организовал, как сейчас говорят, «под крышей» батальона, притон в доме некоей гражданки Половинкиной. «На работу» в него были наняты девицы легкого поведения. Здесь-то указанные лица и отдыхали от службы, проматывая шальные деньги.[493]

Надо сказать, что притоны, или «бардаки», как их тогда называли, в военное время отнюдь не были экзотической редкостью. Характерную запись сделал в своем дневнике профессор Добротвор 26 сентября 1941 г.: «В столовой слышал возмутительный разговор двух военных (командиров) относительно того, что существуют нелегальные бардаки. Девочки 16–17 лет. Плата за ночь с закуской – 100 руб. Эти командиры собираются сегодня ночью идти в один из таких домов».[494] Таким образом, в притонах посетителям предоставлялся непритязательный, но широкий, по военным меркам, комплекс услуг: проститутки, еда, выпивка и ночлег.

Типичное заведение подобного класса было накрыто милицией в одном из больших частных домов в Свердловском районе города Дзержинска 23 ноября 1941 г. В «бардаке» жили и трудились восемь девиц легкого поведения в возрасте от 16 до 34 лет, а также две поварихи и дезертир Хохлов, выполнявший роль своего рода «портье» и по совместительству «вышибалы». В его обязанности входило встречать клиентов у калитки и провожать в дом, а потом провожать пьяных обратно на улицу.

Двухэтажный дом имел множество пристроек и всяческих помещений, в которых находились комнаты для интимных утех, столовая, помещение для сна и даже небольшой цех для самогоноварения. Владельцы притона даже разработали два вида тарификации. Клиент мог оплатить любые услуги как по отдельности, а мог взять и приобрести своебразный комплект «все включено», по которому получал все услуги заведения, включая ночлег.[495]

Но вернемся в 10-й учебный танковый полк. Вскоре, воодушевленный примером комбата, старшина Кроха создал на квартире у своей знакомой «тети Зины» (ее фамилию следствие не установило) своего рода «филиал» притона, где регулярно организовывал массовые пьянки. Через некоторое время о деятельности Крохи, который к тому же еще и крал войсковое имущество, узнал командир роты лейтенант Кочетков. Но вместо того чтобы отдать вора под трибунал, он вступил с ним в сговор, освобождая его от нарядов при условии, что тот раздобудет спиртное. А по вечерам Кочетков стал также захаживать к «тете Зине».

Старший врач полка некто Магазинер тоже не устоял перед соблазном срубить легких денег. Присваивая дорогостоящие медицинские препараты, в частности, сульфидин, он организовал подпольный венерологический кабинет и за плату лечил больных гонореей. Предприимчивый доктор с каждого клиента брал по 500–700 рублей за одно посещение, и это при том, что среднемесячная зарплата в войну составляла 500–600 рублей! Учитывая аншлаги, царившие в притонах разврата, понятно, что проблем с клиентурой у Магазинера не было. Как сказано в справке по делу: «Получая другие остродефицитные медикаменты, как стрептоцид и спирт, Магазинер их не оприходовал, а, запутывая учет и отчетность, использовал в корыстных целях».[496]

Вскоре, как это всегда бывает, денег расхитителям стало не хватать, учитывая высокие цены на водку и тарифы Магазинера. Тогда предприимчивый комбат Шалахов решил расширить воровской «бизнес». Он-то и подучил сержанта Кириченко угонять легковые автомобили в людных местах, – мол, кто заподозрит военного. Так оно и вышло.

Похищенные машины перегонялись в часть, где их перекрашивали в армейские цвета и наносили военные знаки. После этого автомобили использовались в качестве… такси для перевозки частных граждан по городу! При этом милицейским патрулям на дорогах и в голову не приходило, что эти машины могут числиться в угоне! Единственный вид общественного транспорта – трамвай – ходил нечасто, посему частный извоз пользовался большим спросом, правда, не у рабочих военных заводов, а у тех же барыг и спекулянтов, наживавшихся на трудностях.