Нулевой пациент. Нестрашная история самых страшных болезней в мире - Лидия Канг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Соупер был настойчив. Он проследил за Маллон до ее жилища, где царили «грязь и беспорядок», и вновь встретился с ней лицом к лицу. Он объяснил ей, что хоть сама она и не болела, у него были веские причины полагать, что она была переносчиком брюшного тифа. А значит, она заражала людей, на которых работала. Маллон в ярости отвергла его обвинения, твердя, что у нее ни сейчас, ни когда-либо прежде не было брюшного тифа. И она никак не могла взять в толк, с какой стати Соупер ее донимал. Ведь брюшным тифом болели на каждом шагу, так почему же он привязался именно к ней?
Соупер знал, что Маллон собиралась увольняться с Парк-авеню. Он беспокоился, что она сможет затеряться в недрах огромного города и продолжит распространять инфекцию. Соупер прибег к помощи властей: он обратился в департамент здравоохранения Нью-Йорка и убедил чиновников начать расследование. Девятнадцатого марта сотрудник департамента наведался домой к Маллон, но она захлопнула дверь у него перед носом.
Маллон (на переднем плане) в больнице, ок. 1909 г.
Джордж Соупер – санитарный врач, который выяснил, что Маллон была бессимптомным распространителем брюшного тифа.
На следующий день инспектор вернулся – на этот раз в сопровождении сотрудников нью-йоркского департамента полиции. Маллон пустилась наутек, улизнув через заднюю дверь и перемахнув через забор. Когда три часа спустя полицейские наконец догнали ее, она пряталась в чулане под крыльцом соседского дома. Она яростно сопротивлялась – пиналась и осыпала блюстителей порядка проклятиями, но в конце концов ее арестовали.
Вопрос о том, не страдала ли Маллон недиагностированным психическим заболеванием, до сих пор остается открытым. Она выказывала симптомы неуравновешенности и зачастую вела себя агрессивно и нерационально. Но одно мы знаем наверняка: она была одинокой иммигранткой в чужой стране и опасалась властей.
Взяв Маллон под стражу, полиция гарантировала, что в ближайшее время она никого не заразит. За 1907 год брюшным тифом заболело приблизительно три тысячи ньюйоркцев. Некоторые историки медицины связывают большинство этих случаев со вспышками, начало которым положила Мэри Маллон. Как бы то ни было, общество сильно выиграло от ее ареста. Но для самой Маллон он стал началом долгой и трагичной изоляции, которая из-за ее упорного нежелания идти на уступки – по крайней мере отчасти – окончилась лишь после ее кончины тридцать лет спустя.
♦♦♦
Как только Маллон арестовали, ее стул взяли на анализ и проверили на наличие бактерий Salmonella typhi. Разумеется, их нашли. Упорные изыскания Соупера увенчались успехом и, без сомнения, спасли множество жизней.
Соупер навестил Маллон в больнице Уилларда Паркера, где ее держали на принудительном карантине. Надо отдать ему должное: санитарный врач изо всех сил старался объяснить ей, что не винит ее в произошедших вспышках. Откуда ей было знать, что у нее тиф? Он пообещал, что поможет ей выйти на свободу, если она просто начнет тщательнее соблюдать правила личной гигиены (другими словами, мыть руки после похода в туалет) и ответит на несколько вопросов, прежде чем он завершит свое расследование.
Маллон ничего не ответила. Вот что пишет Соупер: «Она поплотнее запахнула халат, медленно, не сводя с меня взгляда, открыла дверь туалета и скрылась за ней. Дверь с треском захлопнулась. Ждать было ни к чему. Было ясно, что Мэри не собирается со мной разговаривать. Поэтому я ушел».
Все эти события выставляют Маллон в невыгодном свете. Учитывая ее нежелание признавать научные доказательства, отказ от сотрудничества с властями и, казалось бы, наглое пренебрежение общественным здоровьем, она предстает… если не злоумышленницей, то по меньшей мере человеком, на чью сторону встать непросто. Однако формально Маллон не совершала никаких преступлений, и ее держали в неволе насильно. Она была чрезвычайно независимой женщиной, иммигранткой, уроженкой Ирландии, к которым в ту эпоху относились с большим предубеждением, и выросла в рабочей семье. Трудно вообразить, чтобы нечто подобное могло случиться с богатым мужчиной из Верхнего Ист-Сайда, который родился и вырос в Нью-Йорке, даже если бы он оказался переносчиком брюшного тифа. Половая, этническая и социально-экономическая принадлежность Маллон безусловно сказалась на том, как с ней обошлись нью-йоркские власти.
♦♦♦
Вскоре Маллон выписали из больницы Уилларда Паркера и отправили на карантин в госпиталь Риверсайд на острове Норт-Бротер, что находился в проливе Ист-ривер, между Бронксом и островом Райкерс. Единственным плюсом стало то, что дом, в котором ее поселили, был комфортнее ее прежнего жилища. В ее распоряжении был отдельный коттедж с газом, электричеством и современным водопроводом. Наверняка на зарплату кухарки она не могла бы себе такого позволить. Но ей также было очень одиноко. Если не считать сотрудников больницы, которые приносили Маллон продукты, она совсем не общалась с другими людьми.
Она пробыла в изоляции на этом острове три года. Все это время врачи пытались вылечить ее, пробуя всевозможные средства – гексаметиленамин, слабительные препараты, уротропин и пивные дрожжи – в надежде избавить ее организм от возбудителей тифа, чтобы она смогла выйти на свободу, но все было напрасно. Маллон было суждено на всю жизнь остаться носителем инфекции. Вакцина от брюшного тифа появилась только в 1911 году, а эффективные антибиотики, способные вылечить это заболевание – лишь сорок лет спустя, в 1948 году.
Хотя Маллон постепенно приспособилась к одинокой жизни на острове, она была глубоко несчастна и рассержена на власти, заточившие ее там. В письме 1909 года она сетовала: «Совет ни разу не попытался хоть как-то мне помочь, меня просто бросили на этом острове и держат здесь, словно в тюрьме, хотя я не больна и не нуждаюсь в лечении… Из меня сделали представление всем на забаву. Даже практиканты явились расспросить меня о том, что и так всем известно. А туберкулезники говорят: вон она, та женщина, которую силком увезли».
Коттедж Маллон на острове Норт-Бротер, Нью-Йорк, нач. 1900-х гг.
В 1909 году
