Мое чужое сердце (СИ) - Александер Арина

— Я сказала что-то смешное?

— Нет. Иди лучше сюда, — протянул руку и прижал хрупкое тело к груди. — Я сделаю всё возможное, чтобы успеть к полуночи. Ты мне веришь?

В такие моменты Стася всегда теряла способность говорить. Пришлось закивать головой. А когда сжимавший горло спазм прошел, только и смогла сказать:

— Я буду ждать.

Конечно, ни о какой «Плазме» не могло быть и речи. Стася и сама это прекрасно понимала. Просто на тот момент ей хотелось немного позлить Шамрова и к слову будет сказано, у неё это не плохо получилось.

Прогуливаясь по одному из самых крупных торговых центров, она постоянно оборачивалась, проверяя, на месте ли Максим, выполнявший обязанности то ли надзирателя, то ли телохранителя. Его присутствие было обязательным условием Влада, давшим разрешение «пошляться по городу» только в компании двухметрового амбала.

Делать было нечего. Пришлось согласиться. Не сидеть же в четырех стенах в такой день. Как только муж уехал по делам, она тоже сорвалась с места, предварительно предупредив Максима.

Застыв возле витрины с искусственными ёлками, задумалась: брать или не брать. Новый Год без зелёной красавицы не Новый Год. Пускай она и не настоящая. Ей было жаль покупать срубленное дерево, которое через две недели окажется на мусорке. Постояв в раздумьях с минуту, решила всё же купить. И спустя пять минут в руках Максима заиграла небольшая картонная коробка с упакованным символом новогодних праздников.

Дальше… дело не хитрое. Тратить деньги умеет каждый. Тут было важно не потерять голову и остановиться в нужный момент. Игрушки, дождик, статуэтки деда Мороза, Снегурочки, Снеговика, гирлянда и сладости, шампанское, фрукты. Максим был перегружен пакетами. А ведь ещё стоило заехать за продуктами. У неё тоже будет «Оливье». Куда ж без него. Только не тазик, а небольшая, аккуратная салатница, которую прикупила тут же, не отходя от кассы.

Пока колесила от магазина к магазину, настолько прониклась атмосферой праздника, что даже забыла о перспективе встретить его в одиночестве. Ведь не зря бытует мнение, что шопинг подымает настроение — истинная правда. Проверила на себе.

Посмотрев на часы — ускорилась. Оставалось не так уж много времени на приготовление ужина, украшение ёлки, да и себе, любимой, хотелось уделить внимание.

В такой день само собой вериться во всё позитивное. Было ощущение чего-то хорошего, светлого. Но…

На выходе из комплекса Стася замедлила шаг а, оказавшись на улице, и вовсе остановилась. Так сразу и не поняла, что привлекло внимание. Лишь приглядевшись к стоявшему с протянутой рукой мужчине, смогла узнать причину столь явного интереса. В потертом, не первой свежести пуховике, в тоненькой, спортивной шапке с запухшим лицом стоял её отец.

Это было… неожиданно, будто удар в солнечное сплетение. Застыла. Максим недоуменно затоптался неподалеку. А она не знала, как поступить: пройти мимо или заговорить. Противная горечь осела на кончике языка и не прошла даже после глотка свежего воздуха.

Стало так обидно. Разве такая жизнь стоила слёз её матери? А слёз сестры? Тогда он ушел к другой женщине, наплевав на всё, переступил через семью, оставил после себя руины, голод, безденежье. Разве такое прощается? Наверное, да. Прощается… Жить с подобным грузом уж точно не стоит.

Больше она не будет избегать встреч, прятать взгляд и делать вид, что не знакома с этим человеком. Пускай он испытывает подобное.

Родителей не выбирают…

— Люди добрые, не проходите мимо. Подайте на пропитание. Проявите сострадание, — болезненным голосом подвывал мужчина и озябло сжимал воротник куртки с оторванными пуговицами. Как его ещё не прогнала охрана, было невдомек. Зачастую таких попрошаек и на пушечный выстрел не подпускали к зданию.

— Работать иди! — слышалось от проходивших мимо посетителей торгового центра. — Попривыкали ничего не делать, только водку ждать. Здоровый же мужик…

— Тебе что, десять рублей жаль? — огрызался попрошайка, выпав из образа обиженного жизнью бомжа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Стася потянулась за кошельком и после секундного колебания извлекла три тысячи. Это всё, что осталось от аванса. Было бы больше — дала больше. Но что-то подсказывало, что и эти деньги не будут потрачены с пользой.

На ватных ногах подошла к отцу, сжимая в руке деньги, и посмотрела в воспаленные, обозленные глаза. На что надеялась? Возможно, что узнает. А вдруг? Начать разговор самой просто не хватило смелости и сил. Да и что сказать? Проблема в том, что язык даже не повернулся назвать его отцом.

Зря переживала. Так называемый отец прошелся по ней взглядом, остановившись на обручальном кольце, потом мазнул по лицу и искренне улыбнулся, заметив пожертвованную сумму.

— Премного благодарен, — опустил руку в картонную коробку и соскреб «заработанные» за вечер деньги. Стоило закругляться. В любой момент могли нагрянуть из службы охраны и отдубасить дубинками. — Всего самого хорошего в новом году, — затараторил, заметив позади Стаси недовольного Максима. Собравшись уходить, в последний момент будто осенило, медленно обернулся и тихо произнес: — Спасибо, дочка…

Девушка пошатнулась. Сказано это было таким тоном, что вмиг почувствовала себя бессердечной дрянью. Вот есть же люди, умеющие повернуть ситуацию так, будто в их незавидном положении виноваты все… все кроме них самих. Никита был именно таким экземпляром, умеющим отлично играть на совести. Но и Стася далеко не та наивная десятилетняя девочка, которая была готова на всё, лишь бы получить его одобрение.

Мимо неё проходили люди, а она стояла в этом море человеческих жизней и пошатывалась из стороны в сторону. Лучше бы прошла мимо. Было бы проще.

Не удержалась, бросилась следом, нагнав отца неподалеку от входа в метро.

— Стой!.. — с каким же трудом далось это простое, состоящее из четырех букв слово. В горле запершило от усилия. Никита сделал вид, что не услышал, продолжая идти вдоль дороги, набивая себе цену. Наплевав на приставленного телохранителя, догнала его и, схватив за локоть, заставила остановиться, не смотря на всплывшее в памяти заплаканное лицо матери. — Стой, — произнесла уже куда более уверенно, — давай поговорим.

Никита снова смерил дочь взглядом. И в детстве была хорошенькой, а сейчас стала настоящей красавицей.

Не мог не узнать. Хотя… чего греха таить, поначалу не признал. Только когда заглянул в глубокие, на пол лица серые глаза да отметил густоту тёмных волос смог осмыслить — перед ним её дочь. Ничего от него. Как же это бесило. Сейчас… вернуть бы прошлое, да невозможно.

Первой мыслью было втянуть в разговор, надавить на жалость, выведать как можно больше информации, но… заметив стоявшего чуть в стороне мужа передумал. Пришлось бросить наживку, которая тут же умело поглотилась и вот, результат — она перед ним. О чем будут говорить — не имел понятия. Давно утратил к той жизни интерес. Иногда, в хмельном угаре, допившись буквально до белой горячки, ему являлись воспоминания из прошлого, которые он старательно прогонял, запивая новой порцией алкоголя. Он конченый человек. Во всех смыслах. И даже то, что сейчас пытался провернуть, не вызвало и капли омерзения.

— Ты?! — разыграл удивление. — Не думал, что признаешь. Что захочешь общаться после всего.

— Не особо горю желанием, — резанула воздух, сделав шаг вперед. — Всего лишь хотела узнать, как тебе живется той новой жизнью, ради которой бросил нас?

Ожидал чего-то подобного.

— Разве сама не видишь? Не живу, а существую.

— Вижу. Только не пойму, почему так? — как не старалась, не могла найти подобному логическое объяснение. Многие разводятся, уходят. Он, у Ольки, отец тоже ушел и что? Живет себе с другой, воспитывает, подымает на ноги чужих детей. Но чтобы вот так, скатится до подобно? Неужели ему нравится так жить?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А что тут понимать? Тяжело устроится на работу, когда со здоровьем не лады, — быстро нашел, что ответить.

— Ясно-о-о… Что-то серьёзное? — у отца всё же получилось заинтересовать её. А вдруг, действительно проблемы со здоровьем? Вдруг сможет помочь? Чисто по-человечески.