Дети дорог - Елена Самойлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы тоже рискуем. – Вампир едва заметно шевельнул ладонью, и холодные, костлявые пальцы «невесты», плотно охватившие запястье ганслингера, разжались и безвольно соскользнули вниз по рукаву камзола. – Вы можете застрелить нас в любой момент, и никто вас не осудит. Возможно, для меня и моей «невесты» это даже будет не самой плохой участью, но и вы останетесь ни с чем. Цель вашей охоты удивительно хорошо прячется. Это существо не боится ни солнца, ни серебра, а осенью оказалось, что, пока оно пребывает в человеческом облике, даже музыка змеелова неспособна достаточно быстро поставить его на колени. Я укажу вам на него, помогу застигнуть врасплох, но за это попрошу свою цену.
Девушка улыбнулась шире и спокойно убрала револьвер в кобуру на поясе.
– Говори.
– Мелочь! – Вампир подался вперед и неожиданно оказался на расстоянии вытянутой руки, так быстро, что Катрина даже не заметила стремительного движения. Только что карлик спокойно стоял в освещенном круге на ступеньках следственного дома – и в следующую секунду он появляется совсем рядом, склоняет голову в легком поклоне и протягивает хрупкую морщинистую лапку, унизанную безумно дорогими украшениями. – Я хочу, чтобы вы помогли мне пробраться в один слишком хорошо защищенный от нежити дом. Это легко: вам достаточно лишь переступить его порог и пригласить меня внутрь либо разрушить оберег над дверью или окном.
– Чей это дом? – негромко поинтересовалась девушка, теперь уже опасливо косясь на плотно закрытые ставни на втором этаже. Если Вик не спит, если он услышит, – несдобровать. Сам за охоту не возьмется, может быть, даже не намекнет на свою осведомленность, но при первом же удобном, а главное, неожиданном случае сдаст властям или Ордену.
– Там дожидается погожих дней ромалийский табор.
Ганслингер тихонечко рассмеялась и быстро пожала сухую, холодную, как змеиная шкурка, и жесткую, будто отполированное дерево, ладонь вампира.
Глава 4
Мне снилась летняя гроза над излучиной реки.
Кривые стрелы молний нещадно вспарывают темно-серые, будто скалы, облака, порождая низкий, оглушающий рокот; дождь льет сплошной стеной, такой сильной, что на миг чудится, будто бы вода и небо поменялись местами и что на самом деле я нахожусь не на илистом берегу, а где-то на самом дне реки. Черные косы, перевитые алой лентой, шлепают по обнаженным плечам, когда я бегу с открытого места в укрытие – небольшой шалашик, построенный из двух растущих рядом ореховых кустов, стянутых у макушек крепкой бечевкой, и лозняка. В мое убежище от чужих глаз и место для тайных свиданий…
Холодная вода просачивается сквозь плетеную крышу шалашика, падает на затылок, скатывается по дрожащей от озноба спине. Сквозь шум дождя пробивается мужской голос, низкий, раскатистый, будто бы позаимствованный у неба грозовой рокот, ветки, прикрывающие вход в шалаш, отодвигаются, и я вижу лицо первого и, наверное, последнего возлюбленного ромалийки Рады. По загорелому до черноты лицу катятся прозрачные бисеринки-капли, кудри выбились из-под обруча-косицы и прилипли к высокому лбу, залатанная на локтях, еще отцовская рубаха распоясана и болтается мешком на худощавом теле. Парень тянет ко мне руку, пытается перекричать шум дождя, но я не могу разобрать слов, а впрочем, даже не пытаюсь. Просто неотрывно смотрю в его светло-карие, лисьи глаза с темным, почти черным ободком по краю радужки…
– Змейка, проснись!
Тело обдало кусачим холодом, когда кто-то рывком стянул с меня теплое одеяло, а стоило попытаться на ощупь отыскать утраченное, как неопознанный доброжелатель аккуратно вылил мне на спину полкувшина воды, оставшейся после вечернего умывания. Я кубарем слетела с кровати, только чудом не заработав себе шишку при падении на пол, кое-как разлепила тяжелые спросонья веки и взглянула на харлекина, державшего в одной руке опустевший глиняный кувшин, а в другой одеяло.
– У нас что, пожар? – негромко поинтересовалась я, торопливо стягивая через голову мокрую сорочку и на ощупь пытаясь отыскать в темноте брошенное где-то рядом с постелью домашнее платье.
– Если бы! – Искра небрежно уронил одеяло на пол, аккуратно поставил кувшин на крышку сундука и, подойдя ближе ко мне, торопливо выудил из вороха цветных тряпок, сваленных на ближайший стул, какую-то одежонку и принялся напяливать ее мне через голову, как на ребенка или куклу. Выходило неумело, зато быстро. И что с того, что блузка оказалась надета наизнанку, а юбка поначалу волочилась по полу, потому как харлекин не сразу нашел завязки у пояса? – Хуже. Там ганслингер в двери стучится. Пока вежливо и почему-то без традиционного сопровождения. И мне не верится, что этой полоумной девке понадобилось приворотное зелье за час до рассвета.
– Не поверишь, но именно в такое время бабы чаще всего за приворотом и бегают. – Я кое-как подоткнула юбку, – из всех, что валялись на стуле, Искра выхватил именно ту, которая была мне слишком длинна, – и шагнула за посохом. – А еще чаще – за стимулирующими настоями. И как только не боятся…
– Охота, знаешь ли, пуще неволи бывает. – Харлекин окинул меня недовольным взглядом, быстро наклонился и ухватил за нижний край юбки, печально волочившийся по деревянному полу. Затрещала отдираемая от подола оборка, и юбка разом стала короче аж на локоть и теперь едва прикрывала лодыжки. – Сойдет. Пошли.
– Куда?! – Я едва успела схватить лирхин посох, как Искра цапнул меня за запястье и едва ли не силой потащил к выходу.
– Выяснять, чего нежной орденской деве потребовалось в ромалийском зимовье в такое удобное для нежити время. Открывать дверь ты не обязана, а вот послушать из укромного уголка стоит.
Впрочем, подслушать разговор не получилось – он не состоялся. Потому как стоило нам с Искрой оказаться в общем коридоре, ведущем к лестнице на первый этаж, как внизу оглушительно прогремел выстрел, запахло мерзкой пороховой гарью, а в следующее мгновение я ощутила, как трескается и расползается по швам обережная защита, наложенная на дом еще Ровиной. И сразу вслед за этим почуяла, как в дом струйкой ледяного воздуха сочится тьма. Голодная, злая, с мерцающим где-то глубоко внутри угольно-черного сердца блеклым, призрачно-алым огоньком не-жизни.
– Вампиры, – тихо, почти беззвучно шепнула я, внутренне холодея, и сразу же услышала шорох покидающей ножны стали. – Куда? Их сталью не возьмешь!
– Милая, – Искра мельком глянул на меня, улыбнулся, блеснув железными зубами, – не верь всем сказкам.
Метнувшуюся на второй этаж тень я не столько увидела, сколько ощутила как холодок, скользнувший по спине, от которого волоски на затылке встали дыбом, как оборванную нить, бесцельно болтающуюся в воздухе и нещадно хлещущую каждого, кто осмеливается подойти слишком близко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});