Еврипид - Татьяна Гончарова

Агатон, не желая подвергать себя риску, отвечает на просьбы Еврипида помочь ему справиться с женщинами так, как когда-то возражал свекор Алкесты ее жизнелюбивому мужу: «Ты любишь жизнь, а мы не любим, думаешь?» Тогда помочь своему незадачливому родственнику решается Мнесилох. И вот почтенного старца, выбрив и нарядив как следует, превращают в женщину, и он отправляется на праздник Фесмофорий. Появляется хор женщин с факелами, которые обрушиваются с обвинениями против Еврипида: «Невозможно далее переносить, как нагло оскорбляет нас сей Еврипид, паршивой зеленщицы сын!», «Этот подлый человек стал убеждать народ, что никаких богов на свете нет», «Босяк, с капустой в огороде выросший», «Нарочно шут выискивает драмы, где женщина грешит»… Переодетый Мнесилох пытается выгородить своего зятя, доказывая, что наветы Еврипида — это, мол, ничто по сравнению с тем, что проделывают женщины в действительности. Возмущенные приводимыми им примерами, женщины бросаются на него с кулаками. Тут появляется любимец афинянок щеголь Клисфен с ужасным сообщением, что на священный женский праздник пробрался враг-мужчина. Злополучного Мнесилоха позорно разоблачают: спасаясь от разъяренных женщин, он хватает из рук одной из них младенца и бежит с ним к алтарю, как бежал когда-то Телеф с младенцем Орестом и Дикеополис с угольной корзиной. Впрочем, младенец оказывается мехом с вином, который благочестивая участница священнодействий тайком пронесла на трезвые и постные Фесмофории.

И вот Мнесилох уже сидит у алтаря под надзором злобной, как фурия, старухи и, злясь на Еврипида, по милости которого он влип в эту веселенькую историю, пишет ему письмо на табличке (как писал в трагедии Еврипида благочестивый Паламед свое послание, перед тем как вручить его морю). Оказывается, он тоже невысокого мнения о своем зяте и о его поэзии «Болтовней своей ты уморил меля». Потом Мнесилох поет трогательную арию, как прикованная к скале прекрасная царевна Андромеда в поставленной в прошлом году трагедии Еврипида, где лирические призывы к «священной ночи и вечному эфиру» перемежаются с самыми вульгарными репликами:

Подруги милые, милые!О, как бы убраться мнеИ облапошить Скифа..Не пожалел несчастногоМеня мерзавец родственник.

Но вот появляется и сам Еврипид, романтически завернутый в разорванный папирус. Он встречается с плешивым седобородым Мнесилохом так, как встретился Менелай со своей прекрасной Еленой на берегах Нила в его недавней драме. А вместо египетской царевны, пророчицы Феонои, — мерзкая старуха. Перебирая, по воле безжалостного насмешника Аристофана все свои трагедии, комический герой Еврипид является то в виде нимфы Эхо, за чьим голосом гоняется стражник Скиф, то в виде Персея, который, снедаемый нежной страстью, тщетно пытается освободить сказочную красавицу — своего выбритого и выщипанного тестя, привязанного стражниками к позорному столбу. Вероятно, давно в театре Диониса не веселились и не гоготали так, как в этот вечер: еще бы не посмеяться, как досталось этому умнику и мизантропу Еврипиду, а заодно и всем распущенным женщинам, которых по милости таких вот сочинителей становится в Афинах с каждым днем все больше. Так им и надо, тем, что тратят мужнины денежки на бесконечные наряды, а потом обманывают их с рабами; что потихоньку пьянствуют, подбрасывают незаконнорожденных детей — и все это с одобрения таких вот сторонников свободы чувств и разрушителей старинной добродетели, как этот «Менелай, из-под петрушки вылитый», который оканчивает комедию в образе сводни-банщицы, соблазняющей Скифа грудастой девкой, и просит в конце концов пощады у афинянок:

О женщины! Когда хотите заключитьСо мною мир на будущие времена,Согласен вас отныне не бранить никакИ не злословить. Вот мои условия.

Как его бессмертный учитель и друг Протагор был жестоко осмеян десять лет назад Эвполидом, так теперь и сам сын Мнесарха, снедаемый всю жизнь опасным желанием проникнуть в тайну бытия и не сумевший поэтому прожить беспечально и просто свой собственный век, веселил сограждан своей напыщенной нелепостью. Что ж, для большинства тех, кто довольным реготом провожал каждую непристойную реплику и бесцеремонную шутку Аристофана, оба они были в лучшем случае чем-то вроде юродивых, к тому же небезопасных…

И афинский народ продолжал смеяться и радоваться всенародному посрамлению заносчивых умников, тем более что тучи на горизонте как будто бы начинали рассеиваться. Был убит глава крайних олигархов Фриних, и власть в городе перешла в руки умеренных, возглавляемых Фераменом, которые отменили ужасавшую всех конституцию и упразднили Совет четырехсот. К этому времени Алкивиад, поставленный демократами во главе флота, вновь проявил свои блестящие способности, одержав победы в сражениях при Абидосе (411 год) и Кизике (410 год), в результате чего почти все пелопоннесские корабли достались афинянам и был возобновлен подвоз хлеба из Понта. Вдохновленные этими успехами, сторонники демократии в Афинах перешли в наступление и свергли олигархию. Была вновь восстановлена демократическая конституция, неимущие опять получили политические права, возобновилась оплата должностей и раздачи.

Торжествуя победу над олигархией и все еще надеясь на восстановление былого влияния в Элладе, афиняне с превеликой пышностью справили Великие Панафинеи 409 года, истратив на их устройство огромную сумму, которая едва ли тратилась даже в самые лучшие времена. Зрители в театре Диониса щеголяли в роскошных вышитых одеждах и дорогих украшениях, молодые люди отличались длинными, тщательно расчесанными, напомаженными локонами и короткими хитонами до колен, променяв льняную белизну одежд своих дедов на пестрое разноцветье дорогих восточных тканей. Женщины, завитые, благоухающие, с сильно накрашенными ресницами, веками и бровями, с набеленными и нарумяненными лицами, были одеты в яркие платья и в изобилии украшены свежими цветами. Длинные ожерелья из драгоценных камней, золотые цепи, тяжелые браслеты, огромные перстни, серьги и подвески из восточного жемчуга — все то, что копилось в каждой семье из поколения в поколение, что привозилось из походов и плаваний к далеким чужим берегам, было выставлено на всеобщее обозрение и зависть. Лотошники сновали между каменными скамьями, бойко торгуя пирожками, сушеными фруктами, вареными овощами, колбасой и прохладительными напитками, шумели мальчишки. Все жители Аттики, несмотря на тяготы и лишения долгих лет войны, собрались опять в городе Афины, как в те седые незапамятные времена, когда их предок, царь Эрихтей, учредил это празднество в честь могущественной и милосердной богини, а герой Тезей собрал на них все население этой земли.