ОПЕРАЦИЯ "АНТИИРОД" - Ник Перумов

- Я все это к чему говорю? К тому, что вот сейчас мы с тобой все помним, путешествуем спокойно. А нам - ничего. Никто нас не трогает.

- Ну и хорошо. Может, мы уже и на фиг никому не нужны, - попробовала возразить Света.

- Не думаю.

- А что ты думаешь?

- Не знаю, - признался Саша. - Пошли, нам выходить. - И уже на эскалаторе решительно закончил:

- Но я обязательно должен узнать!

Глава третья

Не знаю, как это называется у вас, но я лично такое состояние называю отчаянием. Нет, я, безусловно, бодрюсь изо всех сил, курю горлодерный "Кэмел", смеюсь и поддерживаю дурацкие разговоры Самойлова о каких-то чертовых инопланетянах, которые примчались сюда сломя голову с другого конца галактики только для того, чтобы слямзить наши грешные души. Еду в этом гнусном метро, где все смотрят друг на друга злющими глазами, читают бредовые газеты и не менее бредовые книги и пахнут во все стороны потом, дешевыми одеколонами, перегаром и гнилыми зубами. Ну, ну, не горячитесь так, девушка. Давно ли сами из грязи личико высунули? Так уж все вам противны? Спокойней надо быть, добрее к своим согражданам. Которые, между прочим, хоть с перегаром, хоть с гнилыми зубами, а на работу едут. Хлебушек для вас растят, молочко в бутылки наливают, пивко за ваше здоровье у ларьков пьют.

Так. Что у нас есть? Ничего. Тысяч сто - сто пятьдесят в кошельке, полкило косметики в сумке, на себе: куртка кожаная, джемпер ангорский, приличные джинсы, ботинки, трусы, лифчик, плюс колечко мамино и цепочка. Для начала новой жизни - не густо. Куда мы едем? В общежитие рыбфлота. На один квадратный метр - два человека, двое-трое малолетних детей и штук сто тараканов. Я правильно понимаю ситуацию? Странно только, что вот сейчас я пока еще скучаю не по своей любимой голубой ванне и уютной двадцатиметровой кухоньке. И уж, конечно, не по придурку Уинтону. Нет, не хочется туда, на Каменноостровский - бродить по квартире, помахивая растопыренными пальцами, чтобы просох лак, или краситься для очередной навороченной тусовки. Нет, не хочу. Я бы, честно говоря, сходила еще на какое-нибудь задание вместе с черноглазой Лэймой и смешливыми братьями Грымм. И покурила бы на подоконнике в самойловской "хрущебе", и посуду бы помыла, надев цветастый бабушкин передник… Ностальгия по простым хорошим людям.

- Чего задумалась? - Саша смотрел на Светочку веселыми глазами. Чего он радуется? Цивилизованные люди давно уже развенчали миф о рае в шалаше. - Не дрейфь, Светило, прорвемся!

Ага. Прорвемся. Только бы не надорваться, прорываючись.

Мда-а… Комнатка, конечно, та еще. Жилище моряка загранплавания чем-то напоминает дембельский альбом. Масса аляповатых и совершенно ненужных вещей. Какие-то ковбойские шляпы, допотопные подмигивающие открытки, модели машин, смазанные фотографии полуголых мужиков, треснутые керамические кружки… А вот к телевизору никаких замечаний. Хорошая техника. Этим, кстати, также отличаются моряки. Господи, хоть бы он рубашку свою "монтанов-скую" переодел, что ли? А говорить неудобно - обидится.

- А это что? - Светочка взяла в руки плетеную шкатулку. - Невеста вяжет на досуге? - Прозвучало довольно развязно.

- Нет, - ответил Саша с уже слышанной когда-то интонацией. - Это бабушкина.

Да, да, я вспомнила. Так же, как и фартук. Что-то меня начинает подташнивать от этих сентиментальностей.

- Ну, что ж, Самойлов. Рассказывай, как жил, как живешь. - Светочка преувеличенно бодро повернулась к Саше.

- Нормально живу. Сама видишь.

- Вижу. Слушай, а я слышала лет сто назад, что ты женился?

- Было такое. - Господи, ну почему он разговаривает, как добрый старшина из довоенных фильмов? - Да сплыло.

- Развелся?

- Ага.

- Что так? - Милая, а тебе-то что за дело? Как - что? Надо же с человеком о жизни поговорить.

- Не сошлись характерами.

- Угу, угу, - пробормотала Светочка, рассматривая фотографии на стенах, - шли, шли, да не сошлись…

- Да ладно, при чем тут мой развод. Нам с тобой о другом надо подумать…

- Надо - подумаем! - бодро ответила Светочка. Еще минута, и я начну хохотать. А потом у меня случится истерика. Спокойно, Ипполит, спокойно…

В дверь резко постучали.

- Да! - крикнул Саша. Как в деревне, честное слово!

Дверь открылась. На пороге стояла неопрятного вида женщина в спортивном костюме "Адидас" (одного взгляда было достаточно, чтобы понять: этот "Адидас" настоящему - что называется, нашему тыну - троюродный плетень). Из всей ее сложной фигуры первым делом бросалась в глаза огромная грудь, никогда, судя по всему, не знавшая лифчиков, но вскормившая десятка полтора богатырей и поэтому удобно расположившаяся на животе. Все остальное выглядело не менее удручающе. Светочке захотелось нацепить пенсне и максимально скрипучим голосом спросить: "Ми-илочка, где же у вас шея?"

- Сашок, - густым сдобным голосом произнесла гостья, - у меня утюг сломался. Не поможешь?

- А твой где? - спросил Саша. Светочка не сразу поняла смысл вопроса, но потом сообразила, что имеется в виду муж.

- Так уже вторую неделю, как вокруг Европы тащится. Поможешь, а, Сань? - При всем этом, уважаемые леди и джентльмены, вошедшая дама не то что не спросила, можно к нам войти или нет, она даже не поздоровалась со мной!

Светочка покопалась в мозгах на предмет какой-нибудь подходящей по случаю гадости, потом грациозно протянула Саше ногу и капризно попросила:

- Александр, расшнуруйте мне пожалуйста, ботинки…

Саша покорно принял протянутую ногу и стал развязывать шнурок, продолжая беседовать с Адидасихой на своем жутком общажном диалекте:

- У тебя он чей? - Кто - чей? Муж? А, утюг!

- "Филя". - Так, дайте-ка сообразить… Киркоров? Нет, этот еще утюги не производит. Наверное, так на местном сленге называется "Филипс"?

- Родной?

- Хрен знает, Славка из Гонконга приволок. Четвертый раз ломается, гад.

- Значит, паленый, - уверенно констатировал Саша.

Перевожу для публики. Спрашивается: чьей сборки утюг? Отвечается: затрудняюсь ответить, но приобретен был Владиславом в Гонконге. Из чего Александр делает вывод, что утюг сделан подпольной фирмой, использующей фирменный знак "Филипс" в преступных целях.

- У тебя есть тапочки? - Света положила ноги на кровать и пошевелила пальцами. Продолжаем наш спектакль. Если и после тапочек она отсюда не уйдетэ я сниму что-нибудь еще.

- Есть, сейчас надену. - Сашка, кажется, врубается. Потому что слишком долго ползает под кроватью.

А найденные лыжи размера сорок четвертого, не меньше, надевает мне на ноги, как хрустальные туфельки.

Резвитесь, девушка, резвитесь. Я на вас посмотрю сегодня ночью, когда дивизия остервенелых клопов вопьется в ваше молодое холеное тело с криками: "Деликатесы! Деликатесы!" А главное, пожалуйста, постарайтесь не хныкать в подушку.