Робеспьер - Анатолий Левандовский

Вот они, рядом. Оба молодые, оба беззаветно преданные делу революции и свободы. Это люди иного склада, чем Дантон. Они мало дорожат личным благополучием. Их не купить щедрым подарком или хорошим обедом. Кутон, старый друг, настоящий рыцарь революции. Как проницателен его взгляд, как утонченно выражение лица!.. Он истинный гуманист, он любит народ глубокой любовью. Он может быть мягким и великодушным, но когда это необходимо, он становится беспощадным. Его сильный дух не сломило личное несчастье. Кутон тяжело болен. Болезнь парализовала ему ноги, он передвигался в кресле на колесах. Но это не делает его слабым. Больное тело паралитика содержит неукротимый дух борца. Кутон всегда на своем посту и останется на нем до последнего дня своей жизни.

А Сен-Жюст? О, на него Максимилиан не может смотреть без легкого трепета. Сен-Жюст — это необычайное, неповторимое явление природы. Вот он стоит в первом ряду членов Конвента. Ему двадцать семь лет. Он строен, изящен, его прекрасные длинные волосы спадают на плечи. В правом ухе серьга. Тонкий батистовый галстук доходит до подбородка. Костюм превосходно сшит. Лицо греческого бога: красивое, холодное, строгое. Что это? Представитель золотой молодежи? Дамский угодник? Или, быть может, мраморное изваяние? Нет, это страстный революционер, даровитый, упрямый, непреклонный. Сын кавалера ордена святого Людовика, Антуан Сен-Жюст с ранней юности беззаветно отдался делу революции. Рассказывают, что однажды, положив руку на горящие уголья, в которые был брошен контрреволюционный памфлет, он дал страшную клятву, в то время как пламя пожирало его тело… Его идеалом стал Робеспьер. У Максимилиана хранилось письмо, датированное 19 августа 1790 года, в котором безвестный тогда Сен-Жюст, писавший из далекой провинции, называл его богом, творящим чудеса. Двадцати трех лет он был избран в Конвент. «В жизни силен только тот, кто не боится смерти», — говорил Сен-Жюст. «Дерзать — в этом вся революционная политика». И он не боялся смерти. Он дерзал. Его смелость была холодная, обдуманная и наносившая удары без предупреждений. «Его доклады рубят, как топор», — свидетельствовали те, кто слышал молодого трибуна. Сен-Жюст, так же как и Робеспьер, отдался общественному делу целиком, без остатка. Как и Робеспьер, он не знал личной жизни. Когда-то на заре юности он любил девушку, родители которой, несмотря на взаимность чувства, выдали ее за другого. С тех пор все женщины умерли для Сен-Жюста. В его жизни не осталось места для интимных чувств и семейного очага. Он боготворил Робеспьера, но и сам имел на него огромное влияние.

Таковы они, те борцы-революционеры, которых покидал Марат. Таковы те люди, с которыми Неподкупному суждено пройти свой путь до конца.

Максимилиан очнулся от мыслей. Предрассветная сырость неприятно щекотала «спину. Все кончено… Могильный вход завален. Лента прощающихся продолжает двигаться. Жизнь идет своим чередом. Новый день ставит новые задачи.

Убийство Марата было лишь частью плана, задуманного «государственными людьми». В тот день, когда в Париже хоронили Друга народа, в мятежном Лионе по приказу жирондистов и их союзников был казнен вождь лионских якобинцев, глубоко преданный делу революции патриот Жозеф Шалье. В мятежных департаментах по прямым призывам Луве, Барбару и других заговорщики точили ножи против Робеспьера и Дантона. Поверженная Жиронда вступала на путь контрреволюционного, белого террора.

Все это требовало ответных мер со стороны правительства. Меры не замедлили последовать. Они выразились прежде всего в предельной концентрации власти в руках якобинцев, в формировании якобинской диктатуры.

26 июля Конвент предоставил Комитету общественного спасения право ареста подозрительных и обвиняемых в государственных преступлениях лиц.

27 июля в состав членов Комитета был введен Робеспьер. В этот же день, уступая требованиям бедноты, Конвент декретировал смертную казнь за скупку и утаивание предметов потребления.

1 августа Робеспьер выступил в Конвенте с энергичным требованием о том, чтобы Комитету общественного спасения была предоставлена вся полнота власти. Мотивируя серьезностью внутреннего и внешнего положения республики, Неподкупный настаивал, чтобы Комитет был превращен во временное правительство, направляющее деятельность министров. Робеспьера поддержал Дантон. Конвент согласился с этим предложением. 1 же августа по докладу Комитета Конвент декретировал привлечение к суду бывшей королевы Марии-Антуанетты, конфискацию имущества эмигрантов и подавление любыми мерами вандейского мятежа.

2 августа Конвент отпустил в ведение Комитета общественного спасения сумму в пятьдесят миллионов ливров. Одновременно Конвент высказался за необходимость сохранения существующего состава Комитета; теперь Комитет становился постоянным и несменяемым органом революционной якобинской диктатуры, а так как самым популярным его членом был Робеспьер, то вскоре, следуя выражению того времени, Комитет превратился в «министерство Робеспьера».

6 августа Конвент декретировал рассылку по департаментам восемнадцати специальных комиссаров, наделенных почти неограниченными полномочиями. Основной задачей посланцев было установление революционного порядка на местах, чистка департаментских властей, смещение и предание суду всех должностных лиц, подозреваемых в измене.

11 августа Якобинский клуб вынес решение, чтобы Конвент сохранил свою власть до окончания войны. Этим, по — существу, временно снималась статья новой конституции, предписывавшая ежегодное переизбрание Законодательного собрания.

12 августа делегаты первичных собраний, прибывшие в Париж на празднование дня 10 августа, обратились в Конвент с предложением, чтобы законодатели, учитывая сложность и остроту переживаемого времени, отсрочили вступление в силу всей конституции.

Наконец 28 августа Комитет общественного спасения декларировал, что простое выполнение конституционных законов, предназначенных для мирного времени, было бы недостаточным среди окружающих республику заговоров.

Этим актом официально признавался фактически уже сложившийся режим революционной якобинской диктатуры. Под натиском широких народных масс, ясно сознавая колоссальные трудности борьбы против превосходящих сил внутренней и внешней контрреволюции, якобинцы во главе со своим вождем шли на решительную и быструю перестройку системы организации государственной власти.

И тут вдруг произошли события, которые многих повергли в смущение. Якобинцы, те самые якобинцы, связь которых с массами казалась неразрывной, патриоты Горы, которые все больше и больше переходят к плебейским методам борьбы с врагами народа, бесстрашные революционеры и новаторы в области демократического законодательства, в эти дни вдруг наносят смертельный удар. Кому же?.. Своим недавним союзникам, идеологам беднейших слоев столичного плебса — «бешеным». И главным инициатором этого удара оказывается… Максимилиан Робеспьер! Факт тем более на первый взгляд непонятный, что те же якобинцы во главе с Робеспьером почти одновременно с разгромом «бешеных» претворяют в жизнь значительную часть их политико-экономической программы. Но если приглядеться внимательней, то окажется, что ничего противоестественного здесь не было: разрыв якобинцев с «бешеными» становился неизбежным по мере углубления революции, причем именно углубление революции ставило в порядок дня многие прокламируемые Жаком Ру и его единомышленниками экономические и социальные мероприятия, и якобинцы не могли уклониться от проведения этих мероприятий в жизнь.