Наизнанку (СИ) - Медведева Евсения

— Ёшки-матрешки!! — Лазарев взвизгнул и в одно мгновение выскользнул из салона авто.

— Нет, ну точно матрешки!

Я и сам еле сдерживался, чтобы не выскочить, но не для того, чтобы посмотреть, а для того, чтобы прикрыть. Янка шла прямо в центре. Длинная норковая шубка была расстегнута, демонстрируя охренительно горячий наряд. Черный кожаный корсет открывал хрупкие плечи, а широкая шнуровка демонстрировала такую соблазнительную линию груди. Прищурился, чтобы разглядеть то, что прикрывало ее задницу. Черт! Да там ничто не прикрыто! Какое-то подобие кожаных шорт с металлическими клепками по низу обтягивало ее бедра. Чулки в крупную сетку, высокие замшевые сапоги…

Взгляд снова скользнул вверх, чтобы рассмотреть лицо внимательней. Но лучше бы я этого не делал. Сердце сделало переворот, громко ухнув при падении. Длинные светлые пряди были скручены на затылке, рассыпая тонкие локоны по плечам, а на голове светились красные изогнутые рожки. Не знаю, сколько я еще мог просидеть вот так, наблюдая за вакханалией, творящейся на высоком крыльце клуба, но толпа мужиков, высыпавших вслед за девчонками, вытолкнула меня из салона так резко, что дверца новой машины жалостно застонала от моего хлопка.

Янка, увидев меня, застыла на ступеньках, положив руку на бедро, тем самым, откинув длинный подол шубы. Ярко накрашенные глаза, красные губы с чуть вытершейся помадой, все это заставляло кипеть. Хотелось броситься и, перекинув ее через плечо, закинуть в машину. Но я продолжал стоять, присев на капот. Взглядом сканировал толпу, выискивая знакомые лица. Но проще было найти не знакомых. Дочери «смотрящих» сего города, внучки депутатов, племянницы полковников. Да на этом девичнике собрался весь цвет современной власти, как теневой, так и законной, так сказать фактической.

— Привет! — она медленно шла по парковке, подметая снег подолом своей шубы. — Я думала, ты бросишься мне навстречу.

— А дорожку лепестками роз тебе не выстелить? — понимал, что говорю слишком грубо. Даже меня коробил неконтролируемый хрип собственного голоса, но для Янки, кажется, это было подобно спусковому курку. Румянец так ярко засиял на ее щеках, а губы разомкнулись, образуя аккуратную круглую форму.

— Оу… Олежа сердится? — подходя все ближе, она стала замедляться. Я уже слышал аромат резких духов и бешеное биение сердца.

— Тебя нужно показать врачу! Раздвоение личности налицо, — ладонь сомкнулась, сгребая выпавший на капот снег. — С утра опять будешь прикидываться робкой ланью?

— А тебе не нравится, милый?

— Кто это? — кивнул на толпящихся у крыльца мужиков.

— Боже, да ты точно ревнуешь! — Янка сделала последний шаг. — Мне пора бояться?

— Деточка, ты в полной безопасности, в отличие от этих пе**ил! Вот им нужно бояться, слышишь меня? — схватил ее за запястье, притягивая еще ближе. — Слышишь?

— Слышу….

Янка

— Папа! Какая наша Маринка красивая, — мы стояли возле трапа, по которому Лёня заносил новоиспеченную жену, больше напоминающую пышный торт. Она визжала и игриво дергала ножками в белоснежных чулках.

— Да, дочь. Красивая! — отец крепко прижал меня к себе, укутывая распахнутыми полами пальто. Я определенно отвыкла от резкой смены погоды родного города. До сих пор не понимаю, почему для дяди Миши было жизненно необходимо сыграть свадьбу именно во Владике. Что? Тут брак крепче? Так сказать, сразу закреплен морозом, от которого дышать больно?

Молодые замерли на трапе, размахивая собравшейся толпе родственников руками. Сразу после ресторана мы всем табуном поехали провожать молодоженов в аэропорт. Небольшие самолетики стояли в аккуратную линию. Гости, попрощавшись с молодыми, стали рассаживаться по машинам, самолетам. Стало как-то грустно оттого, что праздник, к которому готовишься с замиранием сердца несколько месяцев, заканчивается слишком быстро. Я смотрела на их счастливые лица, не в силах оторваться от крепко сомкнутых рук, тихо плакала, замечая быстрые, понятные только для них двоих взгляды. И сердце откликнулось эхом…

Не видела Олега всего три дня, но уже считала часы до нашей встречи. В кармане шубы сжимала телефон, как тонкую ниточку, ведущую к нему. Именно в этом бездушном гаджете хранились те короткие сообщения, которыми я зачитывалась перед сном. Его односложные: «Как ты?», «Где ты?». Все эти обрывочные лоскутки чувств, на которые способен этот сухой мужчина, разгоняли кровь по венам до безумных скоростей.

— Все. Поехали.

Как только трап небольшого самолета захлопнулся, отец взял меня под локоть, подталкивая к ожидающему автомобилю.

— Я так устала. Уже и забыла, что у нас так много родственников. — Автомобиль медленно катился вдоль стоянок частных самолетиков.

— Хм… Родственники, мать их… Добрая половина из них — стервятники, появившиеся только попросить очередной паёк. — Почти шепотом ответил отец и отвернулся. Он поправил шарф так быстро и неуклюже, будто просто пытался занять руки.

— Тогда зачем все эти пышные праздники? Зачем эти улыбающиеся люди?

— Затем, дочь, что с возрастом становишься сентиментальнее и уже начинаешь забывать, что отсылаешь дорогую открытку не племяннику двоюродной сестры, а очередному молокососу, ждущему подачки!

— Успокойся, — придвинулась и положила голову на его плечо. — Пап, мы летим домой. Скоро все будет, как обычно. Если только Оксанка не решит выскочить замуж!

— Нет уж… Я пас! — рассмеялся отец, зарываясь в моих волосах. — Хватит этой театральщины. Хватит…

Машина остановилась у нашего самолета. Бессменный командир обходил свою «белоснежную птичку», шаря по глянцевой поверхности ярким фонариком.

— Летим, шеф? — у трапа стоял Лазарь, перебирающий какие-то документы.

— Да, Сережа! Домой! Дядя Вова, заводи свою пташку! И побыстрее! Прошу! — почти влетела в нагретый салон.

— Яна Викторовна. Может, кофе? — услужливая бортпроводница вынырнула из подсобного помещения.

— Нет! Я хочу выспаться, потому что последние три дня выдались слишком насыщенными, но от чая с мятой не откажусь! — плюхнулась на свое кресло. Холод стал отступать, принося такое блаженное ощущение расслабленности. Захотелось влезть в теплую пижамку, взять Снежка под бок и уснуть на плече Олега. Как ни крути, но все мои мысли возвращались к нему.

— Летим? — в салон поднялся отец, смахивая привычным жестом снег с вьющихся волос.

— Ты летишь одна. — Он заглянул в кабину экипажа, что-то быстро им сказал и, развернувшись ко мне, присел на край кресла. — У меня дела срочные. Нужно остаться. Как только ты долетишь, напиши. Я не задержусь. Прилечу в пятницу.

— Пап… Ну, что опять?

— Дочь, надо помочь Косте. Не могу просто улететь. Ты же хотела быть взрослой, вот и получай! Лети, Кролик. — Отец обнял меня и расцеловал в затылок быстрыми поцелуями.

Олег

Смотрел, как самолет, ведомый машиной эскорта, выруливает на стоянку, освещая темноту проблесковыми огнями. Как только супервайзер поставил колодки, трап откинулся, разрезая ночной мрак яркой полоской света салона. Командир вышел, чтобы убедиться, что за Янкой приехали.

— Привет, Владимир Алексеевич!

— За «сокровищем»? — он рассмеялся, помахав мне рукой.

— Нет, я за Яной Викторовной!

— Шутник, блин!

А как тут не шутить, когда последние три дня жил, сдерживая себя. Не успел утонуть в «сопливых» мыслях, как на трапе показалась Янка. Она куталась в шубу, пошатываясь на ступеньках.

— Олег… — Увидев меня, застыла.

— Слава богу… А то я подумал, что ты опять пьяная и придется снова устраивать порку!

— Нет… — Она инстинктивно прижала руку к своей попке, при этом, зажмурившись, словно рылась в воспоминаниях того дня. — Я спала.

— Я вижу, Кролик… Вижу! А теперь садись в машину, живо! — открыл пассажирскую дверь.

— Хм… Ты не за рулем? Привет, Андрюша, — как только я закинул ее чемоданы в багажник, сел на заднее сидение, поспешив прижаться так крепко, как только мог. Куранов кивнул, не поворачивая головы. — Доверил свою пташку Андрюше? А он рассказал, как поцарапал соседскую машину, выполняя не слишком аккуратный маневр на парковке? — она не отводила глаз от меня. Ледяные руки сжимали ладонь, впиваясь острыми ногтями в кожу. Говорила на автомате. — Ты пьяный, что ли?